Алексей Федотов - Сломанный мир

***

Наталья вдруг среди ночи открыла глаза и увидела, что на шкафу рядом с кроватью сидит ее недавно повесившийся брат. На удивление женщина не испугалась:

— Почему ты здесь, Саша? – спросила она.

От Александра шел сильный жар, казалось, что температура в комнате поднялась до сорока градусов, и начинала еще повышаться.

— Меня отпустили ненадолго, – хрипло сказал он.

— Почему ты такой горячий?

— Там, где я сейчас работаю, температура 200 градусов.

— А что ты делаешь?

— Песок перекладываю с места на место в пустыне…

— Почему ты пришел?

— Мне сказали, что я могу придти к тебе, что если ты за меня попросишь, мне будет легче…

— Кого попросить, Саша? – спросила Наталья… и открыла глаза.

В комнате никого кроме нее не было. Температура была самой обычной – чуть выше 20 градусов.

***

… Семен сидел за большим столом в отцовском доме и со смесью удивления и отвращения смотрел на стоящего напротив него отца. Тот разлагался, части тела у него отвалились, в видневшихся в теле ямах копошились белые черви.

— Ты же умер, папа, уже почти две недели назад, что ты здесь делаешь? – спросил Семен, стараясь не выдать того, как ему неприятно.

— У меня нет сил пока оставить этот мир, это тело, – проклокотал его отец.

— Но это надо сделать. Оставь это тело, там, куда ты идешь, оно не нужно!

— Жалко. И страшно…

— Но нужно!

Умерший посмотрел на него с сожалением, что и любимый сын его не понимает, и исчез.

А Семен Иванович вдруг открыл глаза. Он был не в отцовском, а в своем доме, рядом спала жена. Никаких запахов распада и тления, которые показались ему невыносимыми, в комнате не было.

Тот, кого нельзя называть

…Боруху Никаноровичу все больше не нравилось, что многие из тех, кто перед ним раболепствуют, за глаза его называют аббревиатурой подразделения, которое он возглавлял – Главного Отдела по Вопросам Науки и Образования, (они‑то не знали, что после того, как стали ему служить, оказались для хозяина открытой книгой), поэтому он сделал нескольким из них внушение. Но лучше Свинчутке от этого не стало: теперь о нем говорили «Тот, кого нельзя называть», а некоторые и того хуже – «Волан де Морт недоделанный»…

«Странно, почему меня это трогает? – думал порой супергерой. – Ведь я же вроде бы уже совсем не человек?» Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что новое «погоняло» не так уж плохо, а герой книжек Джоан Роулинг вообще прикольный. Поэтому профессор Свинчутка в итоге новое свое прозвище одобрил, только слово «недоделанный» запретил употреблять.

Он приобретал все больший вес в мире. Попробовал даже реформировать Российскую Академию Наук, но реформа пошла не совсем так, как ему хотелось. Свинчутка влезал в гущу мировых политических событий; его рука чувствовалась и в Египте, и в Ливии, и в Сирии, а уж в США он и до того, как стал супергероем, много всякого разного делал.

Борух Никанорович решил подчинить себе ранее разобщенные силы гоблинов, лепреконов, ведьм и троллей, которых немало болталось по миру под видом людей. Около сотни из них профессор стянул в областной центр, в котором имел штаб–квартиру, и, благодаря своему влиянию на губернатора, для каждого нашел хорошую должность на государственной, муниципальной или партийной работе. Особенной находкой он считал Элизабет.

— Так твой бывший учитель называл тебя девушкой–фейри? – спросил у нее Свинчутка.

— Да, сэр. Но это он смеялся над Григорием…

— Над ним смеяться‑таки пока рано! – возразил Борух Никанорович. – Он может все нам испортить, причем именно он! Вам‑то, Лиза, он подпортил‑таки вашу юную внешность!

Элизабет ненавидела думать, что из‑за молитв отца Григория стала выглядеть не на двадцать, а на сорок, и убила бы любого, кто ей об этом напомнил. Но новому хозяину лишь деланно улыбнулось. А тот видел ее насквозь и довольно сказал:

— Правильно, Лизонька, не надо хамить профессору Свинчутке, и все будет хорошо!

— Я и не собиралась…

— Полно! – нетерпеливо махнул рукой Борух Никанорович. – Ты мне лучше расскажи, что с губернатором?

Над губернатором они решили от души поиздеваться: сначала не для чего‑то там, а просто ради гадости, а потом и повод нашелся. Руководитель региона подпал под влияние Элизабет, влюбился в нее, давал ей деньги, дарил подарки. А та через подставных лиц подкинула ему информацию, что деньги эти тратит на одного из молодых заместителей председателя областного правительства – перспективного тридцатилетнего мужчину, имевшего наглость не подчиняться приказам Свинчутки и не замечать чар Элизабет.

Губернатор устроил Элизабет сцену, а та призналась, что тратила деньги, но не те, которые он ей давал, а свои… В итоге тот помучался от ревности страшно, перенес несколько гипертонических кризов, уволил заместителя, а Элизабет простил и надарил ей кучу новых подарков…

— Жалко, что он не устроил‑таки ему несчастного случая, как хотел сначала, – с сожалением сказал Борух Никанорович, выслушав рассказ. – Был бы совсем наш!

— Да он и так наш!

— Наш да не наш! Вспомни Григория Александровича!

Элизабет раздраженно закусила губу.

— Ну да ладно, – ухмыльнулся Свинчутка. – Ты мне лучше расскажи: любопытно это – путешествовать по снам людей и превращать их в кошмары? И как тебе твои владения в стране грез?

Элизабет улыбнулось: ей все понравилось.

— Вот и отлично. А прикольно, что этот важный Лепрекон, который, кажется, лопнет от ощущения своей значимости и пытается со всеми говорить свысока, стал у тебя дворецким в мире по ту сторону?

Это было настолько прикольно, что не только Элизабет рассмеялась, но и сам профессор Свинчутка изобразил подобие хохота.

— Мы сделаем‑таки то, что не смог сделать сэр Джон, и много еще чего! – важно изрек он.

Председатель Порс

Лепрекон, который вызывал такое бурное веселье у Боруха Никаноровича и Элизабет, в гражданской жизни был лицом очень даже солидным. Он имел российский паспорт на имя Черномора Карловича Великанова и возглавлял Партию Объединения Российских Славян (ПОРС). До недавнего времени партия эта была всего лишь в статусе общественной организации, но изменения в законодательстве позволили Черномору Карловичу зарегистрировать на ее основе политическую партию, причем он стал руководителем сразу и общероссийской организации и регионального отделения.

Эмблемой партии был какой‑то непонятный символ, о котором Борух Никанорович скептически заявил, что это очень напоминает поросячий сосок… А, подумав, добавил, что в принципе, все это очень даже логично: ведь партия называется ПОРС, а эту аббревиатуру очень даже можно расшифровывать именно как поросячий сосок… С тех пор Лепрекона стали звать не «господин Великанов» и не «Черномор Карлович», а «председатель Порс», что злило его ужасно, к большому удовольствию профессора Свинчутки, который любил поизгаляться не только над людьми, но и над иными существами, оказавшимися в его власти. Нередко, собирая лепреконов, гоблинов, ведьм и вампиров, он заявлял им, что как ученый, считает, что их не существует.