Елена Блонди - Инга

Она захихикала и аккуратно положила трубку, глядя на нее с любовью. Перевела влюбленный взгляд на свое отражение. И выпячивая губы, послала в зеркало воздушный поцелуй. Все-таки Бозя — супер, супер и кул! Как здорово, что получилось его закадрить. Конечно, давно нужно записаться в спортзал и покачать жопу. А то растет. Но вот повелся же. И глаза…

Озабоченно оглядела лицо, снова схватила тушь, тщательно подкрашивая ресницы в уголке круглого глаза, чтоб сделать их как можно длиннее.

Ничего. Вечером стрелки нарисовать, и глаза станут как у этой, в кино. Нет, Бозя это полный улет. Конечно, Ромалэ красавчик, и трахается, как бог. Можно уписяться, когда он…

Оля подкатила глаза — один накрашенный, другой просто так.

Но она у него — десятая телка. За раз, да. Он вообще двинутый на сексе. По двое, по трое девок снимает. Чтоб сразу. Оля раз попробовала, ерунда какая-то, вроде соревнование вокруг Ромчика — не успеешь, останешься в углу лежать, телевизор смотреть. Нет. Бозя такой серьезный. Положительный. Жену любит. И дочку. Аж трясется весь, как заведет про них, Лиличка то, Лиличка это. А вот Мариша с Лиличкой… И любовница у него одна всего, уже год. Так что с ним кайф. Главное, чтоб его эта Карина не узнала, что ее Толя возит Олю по кабакам валютным. Но Ромчик. Он конечно, блин, такой сла-а-адкий пацан.

На входной двери звякнул звонок. Оля, оторвавшись от видений, быстро вернулась в спальню, накинула халат и пошла открывать, бережно ставя ногу в чулке и шлепая босой.

— Кто там? — с интересом смотрела в мутный глазок на мужской силуэт.

— Сова открывай медведь пришел.

Она кашлянула и медленно отвела задвижку. Открыла дверь, цепляя на лицо ласковую улыбку.

— Ромчик! Фу, напугал. А я думаю, какой медведь, какая сова. Заходи, мои свалили в гости, прикинь, почти до августа. А ты чего тут, я думала, ты же…

Не слушая, Ром прошел в спальню, толкнув хозяйку плечом, со вздохом повалился на смятые простыни.

— А-а-а, кайф какой. У тебя не жарко. А там палит.

Приподнял голову.

— Чего топчешься? Ну-ка, скажи Ромчику, приветик, мой Ромчик.

— Приветик, мой Ромчик, — послушно сказала девушка, подходя и садясь рядом. В ответ на его удивленный взгляд, мол, чего копаешься, наклонилась, расстегивая на смуглом животе пуговицу светлых брюк. Потянула язычок молнии.

— А-а-а, — сказал Ром, кладя руки за голову и мечтательно глядя в потолок.

Через несколько минут похлопал по рыжей голове.

— Ну, хватит. Вижу, рада. А то я уж решил.

Оля обиженно округлила глаза:

— Чего решил? Вроде не знаешь, как я тебя…

— Люблю, Толечка, — пропел, передразнивая ее голос, Ромалэ, — ну ты ваще, Толя.

Сел, распахивая расстегнутую рубашку.

— Окна надо закрывать, когда по телефону лялякаешь. Первый этаж, пока стоял курил, много услышал.

— Ром… я…

— Что я? — мрачно переспросил и крикнул, хлопнув рукой по постели, — что я? Думаешь, я тебе пацан, думаешь, с рогами буду ходить? Ты бля, со мной спишь, и тут что я слышу? Ехал, думал, вот моя Оленька. Встретит. А Оленька…

Он длинно выматерился. Оля сидела рядом, кусая полустертые губы. Ром помолчал и сказал уже мягче.

— Ладно. Проехали. Имей в виду, узнаю что, будешь сильно бедная. А что у тебя с глазом-то?

— Что? С каким?

Он заржал, рукой за волосы поворачивая к себе испуганное лицо.

— Намазать не успела? Ну ты бля клоун, Олька. Ладно. Я щас к ребятам, дела поделать. А вечером завеемся куда.

Он встал, вжикая молнией и застегивая брюки. Оля снизу затравленно смотрела на высокую гибкую фигуру.

— Так говоришь, предков нету? Тогда сегодня у тебя поспим? — уточнил.

— А… ну…

Встал над ней вплотную, так что ее нос почти уперся в стрелки наглаженных брюк. Не дождавшись внятного ответа, грустно сказал:

— Вижу, не рада. Планы сорвал. Наверно, пора тебя поучить, Олька. Ты что думаешь, Бозя за тебя писаться будет? Да ты Бозе пятое колесо в телеге. У него таких Олек — одной мордочку попортят, а тут сразу десять в очереди стоят.

— Ромочка. Не надо, Ромочка. Я же люблю тебя. Ну, ты же… У тебя сто телок, Ром, а мне ведь тоже как-то надо. Мне уже двадцать три скоро!

Она заморгала, всхлипнула, осторожно обнимая руками его ноги. Ромалэ отодвинулся.

— Штаны не вывози соплями. Короче так. Завтра мне нужно дельце одно сделать. Хата нужна. На вечерок. Поняла? Твоя хата. Ну и поможешь кое в чем. А щас пошел я. И вали сегодня, куда там собралась. Проверять не буду.

— Да, — с облегчением закивала Оля, — да, Ромчик, конечно. Я тебе и ключи дам, хочешь? Только потом заберу.

— Не надо мне твоих ключей. Завтра приду, в два часа. Чтоб была.

— Конечно. Конечно, Ром.

Она встала, суетясь, толкалась рядом с ним в маленькой прихожей, открывала дверь, будто случайно прижимаясь грудью к груди Рома, улыбалась виновато и светленько, шмыгая носом.

Он ухмыльнулся и, похлопав ее по круглой заднице, вышел, насвистывая. В приоткрытую дверь Оля проводила его глазами. Вернулась в комнату и, снимая чулок, выругалась шепотом. Легла навзничь, на то место, где он недавно лежал, и так же уставилась в потолок:

— Вот же скотина. Мог бы и трахнуть, раз пришел.

Села, мрачно водя глазами по захламленной вытащенными из шкафа тряпками спальне. Теперь нужно хорошо подумать, он что сказал, насчет, вали сегодня, куда собралась. То есть, не придет вечером, чтоб остаться на ночь? То есть, можно все-таки поехать с Бозей в кабак и не волноваться? А вдруг Ром передумает?

Она зябко передернула круглыми плечами. Подняла упавшую к локтю лямочку. Подумала вдруг еще об одном. Милый, серьезный Толя Бозя, с его толстыми щеками и маленькими глазками. Он держит весь город. А что если милый серьезный Бозя узнает, что Олька, которой он дарит пояса и чулочки, таскает в кабаки, и хвалит за правильные минеты, вдруг он узнает, про Ромчика? Она же ему наврала, что с Ромом все, кранты. И кого теперь ей больше бояться?

— Вот блиннн, — сказала себе, расстроившись. И пошла к шкафу — выбрать, в чем вечером ехать в кабак.

Июль обосновался в городе, будто он вечный. Залакировал зноем все вокруг, сделав движущееся — неподвижным. Не колыхались ветки деревьев, усыпанные темной и яркой зеленью, не шевелились длинные иглы пушистых сосен. Металлической яростной пластиной лежала вода, обрамленная у берегов застывшими скалами и мысами. Только если подойти совсем близко, к самому краю ее, то видно — живая, поплескивая, катит на гальку мелкие волночки. А отведешь глаза, щуря их от яркого дневного света, и снова все вокруг — будто застыло в белой смоле. Даже люди и машины казались неподвижными.

Инга томилась на остановке, размышляя, не отправиться ли в поселок пешком. Но день еле клонился к закату, еще несколько часов будет стоять жара. И брести вверх по извилистой дороге, дыша выхлопами череды автомобилей, совсем не хотелось. Но и стоять на месте было невмоготу. Она поправила на локте корзинку и огладила бока синего платья. Такое славное платьице, Вива купила ей, и село по фигуре — как родное. Вечером постираю, решила Инга, и заскучала по своим шортам. От города болела голова. Он — маленький, летом забит людьми, и это ее раздражало.