Александр Чуманов - Уравнение Бернулли

— Прекрасная идея! Прикладное искусство должно не на выставках лежать, а использоваться по прямому назначению. И цена у него всегда — есть! В отличие от какой-нибудь, скажем, бесценной картины. Пусть цыганская женщина блистает среди своих соплеменников, раз уж я не могу!

— Вещи из дома продавать — последнее дело, мама… И с цыганками связываться…

«Да у меня и так сплошное „последнее дело“!» — чуть было не выкрикнула в сердцах Рита, но сдержалась, вслух горестно воскликнула другое:

— Господи, да в кого ж ты такой, Ромка, тебе тринадцать лет, нормальный ребенок обрадовался бы!

— Ладно, попробую радоваться, если ты хочешь…

Возможно, их мучительный разговор продолжался бы еще, но тут задрожали стекла от нового могучего порыва ветра за окном, жалобно засвистело в прихожей, мать с сыном подошли к окну — глянуть, что там еще творится, и тут по стеклам забарабанил сильнейший, совсем не характерный для середины октября ливень.

Рита сразу заметила, что за какие-то полчаса за окном наступила самая настоящая поздняя осень — полчаса назад на деревьях было еще очень много листьев, а теперь болтались лишь самые отчаянные, дождь окончательно уничтожил последние краски, сделал мир уже не бурым и даже не серым, а почти что черным…

Как Алешечка бедненький в такую непогодь доберется, у него ж даже зонтика нет — промокнет до нитки, застудится еще, не сгонять ли Ромку за водкой к соседу, который вместо лежалых конфеток лучше бы чекушку положил, хотя нет, Ромку — нельзя, нехорошо, да и вряд ли дадут, самой надо…

Но только она решила очертя голову кинуться в непогодь — а все ж магазин в доме иногда полезен бывает — как вспомнила про собственные фармацевтические запасы: вот же балда, есть ведь непочатый пузырек ректификата да еще полпузырька — целую гулянку можно при желании закатить! Вот что значит — трезвая семейка…

Только Рита и Ромка от окна отошли, так сразу за окном вдруг сделалось тихо-тихо. И явно светлей. Снова подошли, а там — снег, причем крупными-крупными хлопьями и сплошной стеной…

Постепенно воспитание подрастающего Ромки и сопутствующий воспитанию уход полностью легли на плечи дедушки Анатолия Викентьевича, которого, впрочем, никто никогда по отчеству не звал, а звали Толиком, Анатолием или Толяном, да один из любовников дочери, пучеглазый Лев, тщетно пытался приучить откликаться на диковинное прозвище «Натан Иннокентиевич».

Нет, Толя, конечно, если б Левка на его дочери женился, откликался бы еще и не такое, однако — не сложилось. Левка женатым оказался, да притом подкаблучником. О чем дочь, разумеется, знала, но от отца, щадя его, скрывала…

Рита геройски училась в политехническом и геройски трудилась в жилконторе, мать ее все дольше, в преддверии очередного сокращения штата, засиживалась в своей шарашке, страшась за семь лет до пенсии потерять место. Ибо вдруг очевидно стало, причем не одной ей, что потерять место и потерять жизнь, в сущности, одно и то ж.

Вот и маялся Толян с внуком почти бессменно, только на службе раз в четыре дня и отдыхал от весьма хлопотной, как ни говори, и совершенно не оплачиваемой работы. Но одновременно все отчетливей осознавал он, что если вдруг сейчас его взяли бы и разом отпустили на волю, то могла бы получиться в его жизни такая «черная дыра», в которую не только его самого засосало б, но и остальную семью.

Тут он, конечно, преувеличивал, потому что бездна свободного времени и полное отсутствие навыка заполнения ее могли привести лишь к тому, к чему обычно приводят. К унылой и банальной дружбе с пресловутым «змием». Но такая дружба, начавшаяся в почтенном возрасте, редко принимает крайние формы и, самое большее, потихоньку, без громких эксцессов, несколько раньше сводит в могилу самого несчастного, а на семье сказывается не особо.

Так-то внук Ромка постепенно сделался для мужика не только тяжкой обузой, но смыслом дальнейшего существования и даже надежнейшей защитой от опасностей житейской бессмыслицы. Иначе говоря, стало дедушке Толе на все, кроме внука, наплевать.

И он сравнительно легко примирился с неправильным, по его меркам, образом жизни дочери, явственным и нарастающим отчуждением жены, более того, он даже, хотя и подсознательно, опасаться стал, что, если вдруг дочь возьмет и переменит образ жизни с неправильного на правильный, выйдет по-настоящему замуж и вместе с сыном переберется к мужу, да притом на другой конец города или еще дальше, то для него, дедушки, это будет, пожалуй, катастрофой…

Утром бабы уходили на работу, а Толик с Ромкой приступали к делам, тщательно спланированным накануне. Ромке было два года, а Толику — сорок восемь, и все, ну, почти все их интересы поразительным образом совпадали.

К примеру, выйдя погулять, они, не сговариваясь, направлялись в магазин. Где каждый легко получал свое. Толик — бутылку пивка или, бывало, чекушку, но ни в коем случае не больше, а Ромка — ну, к примеру, «чупа-чупс» или пакетик орехов без скорлупы.

Потом доставали велосипед, который маленький Ромка упорно, хотя и трудно, осваивал, потом, обоюдно утомившись, переходили в песочницу, где, пока Ромка обходился без непосредственного участия дедушки, дедушка имел возможность спокойно почитать газетку либо даже книжку, чтобы после пересказать неграмотному пока еще внуку самое интересное и существенное из прочитанного.

Потом они ели, ложились вместе спать на большую кровать, но перед сном читали еще — на сей раз уже детскую какую-нибудь книжку или дед свою сказку на ходу придумывал, хотя о такой своей творческой способности прежде даже не подозревал. А под эти сказки, между прочим, ребенок лучше всего и засыпал.

Вечером же, когда приходили с работы Рита и Валентина Николаевна, им только удивляться оставалось, как много слов знает Ромка в свои два года, но особенно почему-то любит слово «нормально», хотя и не очень хорошо выговаривает его пока; какой у него поразительно серьезный и покладистый нрав, при котором исключительно редкие капризы являются верными симптомами недомогания, а если все в порядке, то капризы, непослушание и неадекватное поведение совершенно исключены.

И мать с бабушкой изумлялись, а также хвалили дедушку и внука, тихо, чтоб не сглазить, радуясь, что все так замечательно складывается — дедушка от безделья не предается пороку, а если немного предается, то это вполне можно терпеть, а ребенок растет себе и набирается полезных знаний-умений, почти не обременяя и не отвлекая никого от многообразия жизни.

Когда же наступали суббота с воскресеньем и казалось вполне логичным дедушке и внуку друг от друга отдыхать, этого почти никогда не получалось. Потому что Ромка не видел в бабушке с матерью полноценной замены деду и, даже при их полной самоотверженной готовности дать деду Толику толику воли, не умел более или менее продолжительное время обходиться без дедушки. Как и тот без него.