Биргитта Тротциг - Охота на свиней

Ни за что! Она шипит на мальчонку, который клянчит у нее деньги, она крепко сжимает бумажник, все итальянцы — ворюги, думает она, это известно каждому.

Как они не могут понять, что она их землячка!

Хотя госпожа Бьёрк упорно считает себя римлянкой, в конце концов ей все-таки приходится, смирив гордыню, купить путеводитель — с его помощью она находит собор Святого Петра.

Прежде всего ее потрясают размеры собора.

— Такой за время перекура не построишь, — одобрительно замечает она.

Внутри собора ее так и подмывает громко крикнуть, чтобы проверить акустику. Собор необъятен.

— Громадина! — заключает она.

Тут она замечает небольшую группу посетителей. Она устремляется к ним посмотреть, что они разглядывают. Статую какого-то папы. Гид говорит по-испански, папских статуй тут завались, и все похожи друг на друга, как две капли воды. Госпожа Бьёрк торопливо переходит от одной к другой, на мгновение задерживаясь у каждой.

— М-да, — говорит она, торопясь дальше. — Занятно. А где, интересно, живет настоящий папа?

В одной из часовен молятся верующие. Счастлив тот, у кого есть вера, думает госпожа Бьёрк, подавляя зевок. Достопримечательностей тут уйма. Госпожа Бьёрк с показным благоговением останавливается у каждой, считает до десяти, неприметно встряхивает головой и идет дальше.

Она ничегошеньки не понимает, но теперь она хотя бы здесь побывала. Может она еще успеет до закрытия в Колизей.

А вот и Микеланджелова Пиета, ее она по крайней мере узнаёт. Почему скульптура огорожена стеклом? На табличке написано, что какой-то сумасшедший, вообразив себя Иисусом, накинулся на скульптуру и теперь ее оберегают.

Госпожа Бьёрк приостанавливается и смотрит. Похоже, многие подолгу стоят перед Пиетой в молчаливом восхищении. Но ведь чтобы разглядеть статую, довольно и нескольких секунд. Она ведь не шевелится. Госпожу Бьёрк разбирает смех.

— Она ведь не шевелится! — так и подмывает ее крикнуть другим посетителям. — Чего вы на нее пялитесь, дурачье?

Но она робеет. Вряд ли кто-нибудь сочтет ее выходку забавной.

В соборе находится все, что было когда-то и что останется навсегда. Незыблемое, несокрушимое, как скала, и неподвижное.

Тишина пугает госпожу Бьёрк.

— «В тирольской шапочке пойду»… — затягивает она, пытаясь развеять торжественность обстановки, но тут же умолкает. — «Я с тетушкой своею, старушкой Ингеборг…»

В базилике все подавляет своей подлинностью. Скорбь Девы Марии — это скорбь в ее чистейшем виде, торжество Спасителя — конечное торжество.

«Но да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“, а что сверх этого, то от лукавого». Это вам не песенки, это слова.

В соборе не сплетничают, не шушукаются, не заливают печаль глотком мадеры, когда будни навевают тоску.

Здесь тебе не поможет, если ты скажешь: «А что если отмочить что-нибудь этакое?»

Храм — это почесть, воздаваемая тем, кто оказался тверд, кто не сдался, не уступил, не сдвинулся. Все они теперь здесь, увековеченные в камне.

— Что они о себе воображают? Что в них такого, из ряда вон выходящего? Какое право они имеют зазнаваться? — начинает госпожа Бьёрк.

И чувствует молчаливое презрение верующих.

На их брезгливых минах написано: невежественная шведская дура явилась в Рим поесть мороженого на Испанской лестнице, нет в ней ни смысла, ни цели, ее существование ничем не оправдано. Второсортная подделка.

Голландские эксперты объездили весь мир, чтобы изучить полотна Рембрандта и установить, какие из них подлинные, какие подделки.

Госпожа Бьёрк смущенно поеживается.

Они исследовали холст, химический состав красок…

Госпожа Бьёрк расстегивает верхнюю пуговицу. Что-то здесь жарковато стало — не правда ли?

Они просвечивали картины рентгеновскими лучами, измеряли, брали пробы…

Очень приятно было здесь побывать, но, пожалуй, пора сматывать удочки.

…и выяснилось, что большая часть картин — подделки. До этих исследований насчитывалось около тысячи шедевров. Теперь осталось около четырехсот.

Что мы от этого выиграли?

— Правда, что мы от этого выиграли? Стараниями ученых наш мир поскучнел и поблек. Вот я и говорю: не трогайте картины, пусть они все считаются подлинниками, пусть все принадлежат Рембрандту! — кричит госпожа Бьёрк.

Но никто не находит ее выходку забавной.

Бывают люди, которые всю свою жизнь живут в чужих квартирах, носят платье с чужого плеча, люди, легкие как пушинки. Их бы привязать веревочкой, чтоб не улетали. Госпожа Бьёрк не понимает ничего из того, что она видит вокруг, она стыдится своего невежества — да, в глубине души она проклинает свою легковесность.

При первом посещении собора Святого Петра госпожа Бьёрк больше времени провела в магазинчике сувениров, чем в самой базилике. В соборе находятся величайшие шедевры величайших мастеров. После встречи с ними она даже с каким-то облегчением отдохнула взглядом на скверных гипсовых копиях, где прекрасное изуродовано, совершенное искажено.

В магазинчике репродукции Пиеты исчислялись сотнями: маленькие, среднего размера, большие, из разных материалов, разного качества — пиета на все случаи жизни.

В базилике же Пиета была одна, зато подлинная, зато та, которой коснулось божество.

Это и пугает госпожу Бьёрк.

Парень, который ударил шедевр Микеланджело молотком, ее друг. Как хорошо понимает она, почему он это сделал! Госпожа Бьёрк понимает каждого, кто, разъяренный мастерством и святостью, в сознании собственной неполноценности, оттого что сам ничего не значит, хочет вдребезги разбить то, что преисполнено значения.

Она понимает каждого, кто подобно ей остается за пределами значимого. Каждого, кто не будучи творцом истории, все-таки живет на свете, испытывает муки, любовь, отчаяние и ярость — всё, что заключает в себе жизнь; каждого, кто от рождения до смерти ведет борьбу, чтобы потом его предали забвению; каждого, кто выдерживает или нет, но и то, и другое напрасно; каждого, чей прах будет развеян по ветру.

Все эти люди похожи на леммингов и кроликов. Их так много, что их можно пожирать или сталкивать в пропасть десятками тысяч. Природа предусмотрела все. Она снабдила их роскошными органами размножения: пусть себе умирают без счета, на их место придут новые, и стало быть, род сохранится. А каждый отдельный лемминг или кролик значит меньше песчинки.

Ну, а что если именно данный лемминг дорожит жизнью? Если именно этот кролик не хочет стать добычей лисиц?

Что делать такому леммингу или кролику?

В сувенирном магазинчике госпожа Бьёрк находит мерцающую стереоскопическую открытку — обычно на таких открытках изображают заигрывающих блондинок.