Алексей Леснянский - Ломка

— Уважаемые кайбальцы! Когда я только приехал в деревню, мне казалось, что здесь всё кончено. Я ошибался! Думая, что здесь всё кончено, я в один прекрасный момент понял, что отсюда как раз всё и начнётся, потому что хуже не бывает, а, значит, страшиться нечего. Господин Севыхин поведал нам о своих трёх китах, а я назову свои. Они узконаправленные и подходят только для нашей с вами деревни. И эти три кита: работа, взаимопомощь и самостоятельность. На ладан дышат города, загублены сёла, гниёт страна, но люди, несомненно, живы, хоть сгорбило и покоробило их время. Пока не заработало сельское хозяйство в России, пока импортируем продукцию, у Кайбал есть шанс, реальная возможность пробиться на рынок. Надо всем миром взяться. Несколько лет уйдёт на наращивание капитала, долгих лет упорного труда, и я знаю, как накопить деньги. Зато потом начнём строить свинофермы, закупать скот, засевать поля, обзаведёмся хорошей техникой. Я говорю это, например, Митиной маме, отцу Забелина, бабушке Саги, но помощи от них никакой не требую. Очень скоро, уважаемые родители, дедушки и бабушки, нам понадобятся ваши советы и моральная поддержка. В остальном — сами!

— Тебе лет-то скока? — спросил опохмелившийся с утра Митрофан Водянкин.

— Молчи уж, пень трухлявый. Куда тебе до него, — обернувшись в пол-оборота, рявкнула на Митрофана жена и тюкнула по лбу мужа указательным пальцем. — Ты говори, говори, Андрейка. Не обращай внимания на дурака, у нас с ним дома отдельный разговор будет.

— А я чё?.. Я ни чё, — пробубнил Митрофан, приспустившись с кресла, а потом, выказав щербатый рот и прикрывшись рукой от угрозы справа, произнёс: "Возраст само то. Молодым везде у нас дорога. Дерзите"!

— Дерзайте, — поправила бабка Апполониха.

— Я и говорю. Чё перебиваешь, старая? Мхом покрылась, а туда же. Когда мужик говорит, баба молчит.

— Тоже мне мужик нашёлся… Сиди уж, мужик, — цыкнула жена на Водянкина.

Что и говорить — любят в Сибири добрую драку. Ни одна гулянка, ни одна свадьба не обходится без того, чтобы после изрядного подпития не зачесались у парней и мужиков кулаки. Спасский даже и предположить не мог, что каждый второй присутствующий на торжественной части ещё с раннего утра к обычному рациону завтрака добавит немного, по деревенским меркам, вонючего горячительного напитка.

Когда толпа вывалила из клуба и обнаружила подсинцев, скромно стоящих возле памятника, то промеж подвыпивших мужиков пошли разговоры о былых побоищах, и что де современная молодёжь уже совсем не та, что раньше.

— Хлипкие вы и проку с вас никакого. Вот мы — это да, — заявил отец Митьке, отделившись от подвыпивших мужиков.

— Вы это, дядя Вова, зря, — сказал Забелин, услышав разговор. — Да мы им в два счёта накостыляем, раз плюнуть. Только у нас с ними теперь перемирие, об этом вся деревня знает.

— Ну ладно, тогда я пошёл… Эх, вы-ы-ы, — сказал дядя Вова и направился к мужикам.

Забелина это задело, и он подозвал стоявшего неподалёку Андрея, который беседовал с Володей.

— Спас, слушай сюда.

— Ну-у? Чего хотел?

— Да так.

— Говори прямо.

— Что у нас сейчас по плану?

— Игры.

— А давай, блин, в программу кулачный бой внесём.

— Зачем? — спросил Андрей.

— Короче, "Сибирский цирюльник" видел?

— Да.

— Вот я и захотел, чтобы у нас также было.

— Другое время.

— Ну и чё? Возьмём да и восстановим традицию.

— Хорошо, я поговорю с Надеждой Ерофеевной, что-нибудь придумаем.

Праздник был в самом разгаре. Кайбальский бабий хор спел несколько песен, подходили к концу игры, в которых старались принять участие все: от мала до велика. Деревенский воздух, сдобренный налетевшим не весть откуда ветерком развеял грусть, и повсюду были только улыбающиеся лица.

— А сейчас будет кулачный бой "стенка на стенку". Я была против, но ребята настояли. Запрещено бить ногами и ударять в паховую область. Я надеюсь, что драка пройдёт честно, по правилам.

— Посмотрим, — хмыкнул Дерябин.

— Типа честно. Хэ, — сказал Горилла.

— "Как мне надоели эти драки. Они до того мне надоели, что сегодня я приму участие. Как уже осточертело разруливать конфликты, выступать миротворцем, уговаривать каждого", — подумал Спасский и вклинился в центр кайбальской линии.

— Ты чего, Андрюха? С нами что ли? — удивился Кореш.

— Я теперь всегда с вами. По всему мне так на роду написано.

— Держись за меня, братан — не пропадёшь. Отвечаю — не пропадёшь, — сказал Санька и перебрался поближе к Андрею.

— Слышь чё, второй номер, — тихо сказал Митька Саге. Ты за Спасом приглядывай, телохранителем, короче, у него будь. Всякую здравую голову беречь надо, а то потом проблем не оберёмся.

— Угу, — ответил Сага, мгновенно выпал из линии и встал рядом с Андреем.

Странным образом Брынза, Забелин и Данилин тоже решили, что их место в центре.

Дерябин ухмыльнулся. Намётанным глазом бывалого бойца он сразу увидел, что по какой-то, пока непонятной ему причине, противник оголил фланги и сформировал ударную группу в центре.

— Горилла. А Горилла? Как думаешь, почему они края ослабили? В чём фишка?

— Не знаю. Моё дело — рожи бить, а твоё — думать.

— До чего же ты всё-таки тупой. Вот я, кажется, понял что к чему. Да, кажется, понятно. Узнаёшь того парня, который галстук с шеи снимает? Он, дорогой ты мой шатун из-под валежника, твой. Его, распрекрасный ты мой косолапый мишка, надо вырубить первым… Сможешь?

— Не-е-е, его не трону… Хороший парень.

— А кто тебе сказал, что его надо трогать? Я тебе такого не говорил. Ты мне, разлюбезный волосатый друг дорожку расчисти, а там я уж как-нибудь сам. А теперь давай-ка невзначай передай по цепочке, что Весёлому, Пыренку и Толе Кузнецову надо срочно переместиться на левый край, а Рыжему с братьями на правый. Только спокойно, без лишнего кипиша.

— Зачем? — спросил Горилла.

— За тем, гора, поросшая лесом, — психанув, заорал в ухо товарища Дерябин.

— Все готовы? — спросила Надежда Ерофеевна.

— Да, — посыпались выкрики.

Таранный центр кайбальцев, выстроившись наподобие журавлиного клина, быстро набрал разгон и врезался в гущу соперника. На самом деле гущи не было, потому что по знаку Дерябина подсинцы организованно расступились, оставив для встречи с врагом вечно запаздывающий монумент — Гориллу. Он и принял первый удар на себя, положив на асфальт бежавших в авангарде Брынзу и Кореша. Через секунду на ревущий монумент налетела разъярённая стая. Так вышло, что Спасского занесло на грудную клетку, и ему показалось, что даже морские волны, накатывая на скалы, не встречают такого отпора; он просто стёк под ноги Горилле. Монумент пошатнулся, но выстоял, а потом стал сильно напоминать рождественскую ёлку, на которой сразу повисли все кому не лень. Пытаясь избавиться от лишнего груза, бедный подсинец закружился волчком и от отчаяния успешно столкнул лбами две вцепившиеся в руку гирлянды, которые разбились о землю уже без сознания. Кайбальцам было уже всё равно, что их атакуют со всех сторон, предательски молотят по спинам; что наваленные в радиусе пяти метрах от Гориллы тела их товарищей образовали стонущую кучу, над которой потешались девушки и взрослые. На всё это было уже наплевать, потому что все теперь хотели только одного — свалить Гориллу.