Елена Блонди - Судовая роль, или Путешествие Вероники
- Название:Судовая роль, или Путешествие Вероники
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Елена Блонди - Судовая роль, или Путешествие Вероники краткое содержание
Молодая женщина, отправляясь в неожиданную поездку, попадает в самые разные, суматошные, милые и смешные приключения, в результате которых находит не только любовь, но и свое место в жизни
Судовая роль, или Путешествие Вероники - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Дом стоял вокруг нее темным квадратом, кое-где светились марочки окон — два, вот еще одно… четыре окошка с теми, кто не спит.
Она запрокинула зареванное лицо к небу, полному смутных облаков и мелких, еле видных звезд. Сказала шепотом, надеясь вернуть воспоминания и утешиться ими:
— Фотий. Фо-тий…
Но воспоминания стояли молча, опустив светлые лица, не решаясь переступить порог проходной с вывеской 'Чек-пойнт номер пять'. У них не было пропуска в Никину жизнь.
Скомканный и забытый, он валялся в нагрудном кармашке ее куртки.
За несколько кварталов от старого квадратного двора, на шестом этаже, в узкой лоджии, лежал Фотий, упираясь пятками в кипу истрепанных журналов и сложив на груди руки. Глядя в потолок, ждал, когда кончится эта ночь и можно будет попробовать жить дальше. Будто ничего и не случилось. Хотя бы попробовать.
Глава 22
Ника и решительный август
На клумбах вдоль цветного бетонного забора детсада «Ласточка» не росли розы, потому что у них имелись не положенные правилами шипы. Без жалости выпалывались ростки великолепного индийского дурмана, что по всему Южноморску прорастал, где хотел и по вечерам раскрывал огромные белые цветы, истекающие томным угрожающим ароматом.
Тут кустились низкие петунии в разноцветных ситцевых платьишках, а к ночи, когда в саду оставалась одна вечерняя группа, и сторож обходил пустые площадки, открывались алые, белые и ярко-желтые колокольчики ночной красавицы. Вот они и пахли, рассказывая — август, пришел новый и вечно древний темный август. Но Ника с этим запахом не встречалась — смена заканчивалась в шесть. Зато две альбиции, что росли у центрального входа, прихотливо, будто в танце, изгибая стволики, пушились поверх перистых листьев множеством пахучих розовых кистей. И Ника, проходя мимо, обязательно нагибала ветку и срывала кисточку. Нежную, как старинная пуховка для пудры. И с таким же кокетливым тающим ароматом.
Вертя в руке пуховочку, она постучала в кабинет и вошла. Светлана Федоровна кивнула в сторону снятой с телефона трубки.
— Тебя какая-то, кричит, аж ухо режет.
Ника, извинительно пожимая плечами, поднесла трубку к уху и сразу отодвинула.
— Кусинька! — плачущим голосом кричала Васька, — Куся, выручай! Я пропала, совсем пропала, боюсь я!
— Извините, Светлана Федоровна.
Заведующая кивнула, не отрываясь от тетрадки.
— Ты чего звонишь на этот телефон? В коридор не могла, что ли, на общий?
— А я не туда разве? Это ж я с уборщицей щас говорила?
— Нет!
— Куся, я в больнице! Ты приехай, забери меня отсюда!
Интонации Василины напомнили Нике школу и чтение «с выражением» — милый дедушка, забери меня отсюда…
— А вдруг операция? А? Это ж глаз?
— Какой глаз? Что там с глазом, Вася? — постаралась перекричать васькины рыдания Ника.
В трубке послышалась какая-то возня, пыхтение и мужской голос удивленно (видимо впервые с Василиной столкнулся) проговорил:
— Да отдайте вы, что вцепились! Простите, Куся? Я правильно сказал?
Ника вздохнула.
— Да.
— Не волнуйтесь, не будет операции, наложили повязку, пусть неделю попромывает, и придет опять.
— А что случилось-то?
Мужчина сдавленно хохотнул.
— Это уже пусть сама…
— Кусинька? Я красила глаз. Оба. А потом взяла иголочку, чтоб ресницы разлепить. Ну и… А слезы, все течет, он красный. Я не вижу ничего! Папа перепугался, отвез, а сам и уехал же в рейс. Я тут одна! С глазом! Меня уклали, уложили, то есть, а я говорю, лежу и говорю «доктор… а я смогу еще хоть когда-нибудь… красить глаза?», а он ка-ак засмеется, лучше спроси, сможешь ты им видеть!
— Так ты себе иголку в глаз, что ли?
Заведующая отодвинула тетрадь и с интересом прислушалась.
— Ну да! — удивившись тупости Ники, подтвердила Васька, — я ж сказала — ресницы слиплись.
Ника беспомощно посмотрела на Светлану Федоровну, та глянула на часы и кивнула:
— Час еще. Ладно, иди, куда там тебе.
— Спасибо! Василина, ты слышишь? Сиди там, я приеду через полчаса.
— Очки, очки мне привези! — пискнула та.
Ника положила трубку.
— Что там Кольчик? — спросила заведующая, листая тетрадь коротким пальцем, — звонил?
— Звонил, — усмехнулась Ника, — просил, чтоб я на развод подала сама, чтоб значит, визу ему не портить.
— Что ж так торопишься, — заведующая подняла выщипанные арочками брови.
— Я не тороплюсь. Он хочет поскорее. Как я поняла — невеста у него беременная.
— Н-да… И что, будешь подавать?
Ника пожала плечами и кивнула.
— Дура ты, Вероника. Напиши письмо в партком, что изменял тебе. Ребенка бросил. И тю-тю его виза! Пусть поболтается на буксирах. И на алименты подай обязательно. Тебе сына растить.
— Да не хочу я писать никуда. Ну его.
— А сын?
Ника рассмеялась и, встав в горделивую позу, прижала руку к груди. Продекламировала:
— Я верю, ты достойно воспитаешь нашего с тобой сына! Это он мне сказал, когда приходил за вещами. А потом еще добавил, мол, а на валюту мою не рассчитывай, алиментов получишь только с рублевой зарплаты. Ну, он еще немало слов мне сказал, вспоминать не хочу. Пойду я, Светлана Федоровна, надо в травмпункт ехать.
— Да, — сказала заведующая. И больше ничего не сказала, пристально глядя вслед Нике.
Спускаясь с крылечка поликлиники, Васька кокетливо махала рукой докторам, что курили возле ящика с песком, и, спотыкаясь, хваталась за Никину руку. С горбатого васькиного носа падали черные очки — не держались на пухлой повязке, торчащей в стороны клочками ватного тампона.
— Я похожа на шпионку, да? Вот точно, такая — вва-вва-ва, иду, бедром и глазом.
— Именно — глазом. Одним. На чудо в перьях ты похожа, Василина. Убьешься когда-нибудь.
— Та-а… ты лучше скажи, в кабак вечером идем?
Васька шла, одной рукой держась за подругу, а другую уперев в переносицу указательным пальцем — чтоб не сваливались очки.
— Какой кабак? Ты ж с одним глазом!
— Ну и что? Ноги ж две. Потанцуем. Меня такой парниша пригласил, м-м-м, я с ним на пляже познакомилась. Москвич, между прочим. А у него друг есть. Художник, между прочим. Давай, давай, Никуся, а? Он наш с тобой портрет нарисует, я попрошу! Они хорошие! А ты сидишь и сидишь одна, так нельзя! Тебе надо развеяться как раз.
Ника молчала. Вокруг продолжал набирать летнего жара с утра раскаленный город. Сверкали брызги поливалок и фонтанов, гремели автомобили, летом их больше и народу тоже больше. По тенистым улицам под платанами и акациями фланировали мужчины в коротких шортах и дамы в длиннейших прозрачных платьях.
— Август, Кусинька. Так и лето проскочит, всего две недели его осталось.
Август пал на город, и укрыл его каменные плечи вычурной паутинной шалью, сотканной из цветов, листьев и гибких фигур с изломанными танцем руками. Август-арт-деко, картинка в стиле модерн. Ничего спортивного, сплошная чувственность и женская зрелая томность. Даже южноморские цветы в августе пахли, казалось, горячими от любви телами. И куда в этом полном ярких намеков и открытых значений августе деваться Нике, которая застыла, как вмерзшая в лужу поздняя муха? Поддерживая равнодушие, оберегая себя от боли.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: