Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)

Это единственная игрушка, которая так долго живет в моем доме, не считая стеклянных елочных украшений, купленных еще бабушкой в середине тридцатых годов прошлого века.

Лариса с детства любила шить. У нее это хорошо получалось. Она даже два года училась кройке и шитью, так что, сами понимаете, мастерица была дипломированная. Задумала она как-то сделать с себя манекен, чтобы набрасывать ткань на него и сразу кроить без всяких выкроек.

Манекен мы решили делать из папье-маше, короче, из газет. Лариса была раздета до нижнего белья (самого лучшего, с точки зрения подчеркивания фигуры). Я заготовила ворох газет, клейстер, и мы начали. Лариса застыла, подняв руки так, чтобы не исказить собственную фигуру и не мешать мне. Я накладывала на ее тело, от шеи до бедер, маленькие кусочки бумаги, размоченные в воде, слой за слоем. Кое-где приходилось смазывать бумагу клеем.

Мы трудились с ней несколько часов. Наконец последний бумажный слой был обмазан клеем. Наступила окончательная фаза, требующая большой выдержки и терпения. Чтобы высушить заготовку, сестре необходимо было неподвижно простоять часа четыре, облепленной со всех сторон мокрой клейкой бумагой, которая, высыхая, заставляла чесаться все тело.

Для того, чтобы Ларка не приходила в волнение во время сушки и не была отвлечена от процесса созидания собственной «фигуры», загодя были куплены билеты в кинотеатр на двухсерийный фильм. В кино я пошла с Ларисиным мужем. На дорогу и фильм уходило как раз около четырех часов. Не помню, что мы там смотрели, так как я очень беспокоилась о том, как бы сестра не простудилась во время сушки.

Когда мы вернулись, то нашли Ларку живой и невредимой. Просушенная заготовка была уже разрезана сестрой по линии плеч и боков. Теперь следовало опять соединить части, проклеить заготовку изнутри более крупными кусками бумаги для придания жесткости, вырезать отверстия по линии проймы и шеи, соответственно выкройке, и обтянуть готовый манекен тканью.

Когда готовая «фигура» была поставлена на стол, мы очень долго смеялись. Лариса ходила вокруг и удивлялась: неужели она так выглядит в жизни?

Манекен прослужил исправно лет двадцать, благо, сестра держалась в одном весе. Приезжая в гости, я иногда заглядывала в кладовку, видела знакомый силуэт и говорила ему: «Здравствуй, фигура!».

Вернувшись из-за границы, мои родители решили устроить себе длительный отдых, уехать на лето в какую-нибудь глухую деревню и пожить на свободе. Выбрали деревню под Торжком. Там отдыхали знакомые и остались очень довольны.

Ни с того ни с сего племянница моей матери Лидка, еще не спившаяся, живая и здоровая, пристала к родителям с просьбой взять и ее с собой. Причина была такая: Лидкина собака – матерый кобель по кличке Оскар – «остро нуждался» в загородном воздухе.

У Лидки в этой деревне оказались какие-то родственники со стороны мужа, и она брала на себя все устройство быта. Моя мать пожалела племянницу и согласилась. Отец умолял не связываться с Лидкой, тем более что та отправлялась на отдых с огромной собакой, но мать настояла на своем.

Ехали с вещами на грузовой машине, почти доверху забитой кочанами прошлогодней капусты. Оскар любил щи, Лидка любила собаку. Всю дорогу, около пяти часов езды, Оскар непрерывно лаял. Отец не любил и боялся собак, а потому тихо, в душе начинал материться, предвкушая «отдых».

В деревенском доме была выделена для наших отдыхающих большая комната с террасой. Дверь почему-то отсутствовала, вместо нее висела легкая занавеска. Лидка выбрала террасу, так как с Оскаром надо было гулять и не беспокоить при этом родителей. Оскар гулял часто, но после прогулки заходил в комнату родителей и гадил.

Отец, тихо зверея, перегородил чемоданом с бельем дверной проем. «Собачка» с удовольствием начала брать барьер, прыгая туда-сюда через чемодан. Отца это ужасно раздражало. Прогнать собаку он не мог. Оскар на все отцовы слова скалил зубы и рычал, потом начинал опять прыгать. Отец добыл ящик, положил в него пару кирпичей и поставил на чемодан. По ночам кабель подходил к баррикаде и выл.

Баррикаду решили снять, потому что заходить в комнату было неудобно: приходилось двигать чемодан и ящик с кирпичами днем, а ночью – успокаивать собаку. После снятия баррикады Оскар угомонился: перестал гадить и начал «отдыхать на природе». Все с облегчением вздохнули. Притирка произошла. Родителям даже показалось, что и у них тоже начинается отдых.

Поспели в лесу ягоды. Земляника, как рассказывал отец, была огромная. Меньше, чем сорок граммов, он не брал – не хотелось наклоняться. Наверно, это были рыбацкие рассказы, но ягод, действительно, было в то лето очень много, особенно черники. Варенья мать наварила огромное количество. Когда все банки закончились, сливала готовое варенье в бак.

По ягоды ходили в дальний лес за деревней. Однажды так увлеклись сбором, что ушли от дома километров за десять. Отец в то время не очень хорошо себя чувствовал: побаливало сердце от жары. Сели отдохнуть. Собака легла рядом. Когда решили возвращаться, оказалось, что Оскару стало плохо. Он вдруг захромал на переднюю лапу, потом лег и закрыл глаза. Лидка обезумела от горя. Ее кобель умирает!

Бросили все ягоды, отец взвалил собаку на плечо (а весила она за сорок килограммов) и потащил на себе. Лидка бежала впереди и выла в голос, по-деревенски, а мать боялась за отца, как бы у него всерьез не прихватило сердце. Когда почти подошли к дому, Оскар соскочил с отцовых рук и, весело махая хвостом, помчался впереди всех без малейших признаков недомогания. Лидка молилась о выздоровлении собаки, а отец ушел в комнату и до вечера не выходил. В лес не ходили дня три: отец не очень хорошо себя чувствовал.

Вскоре к родителям приехал, прослышав про неслыханные урожаи лесных ягод, отцов брат Николай по кличке Филин. Он был заядлым грибником. Раз много ягод, считал он, значит, пойдут и грибы.

Грибы просто «поперли». Как рассказывал потом Филин, он срезал косой только шляпки, причем, только у белых грибов. Врал, конечно, но мать насушила шесть килограммов одних только белых. Других и не брали. Отец в то лето смастерил специальную сушилку: в деревянное основание набил штыри, на которые насаживали шляпки грибов и ставили на ночь для просушки в русскую печь. Связки грибов облепляли печку со всех сторон, как бусы новогоднюю елку.

Насолили и намариновали столько, что ели потом почти два года, обеспечив при этом всю родню лесными дарами. Я так думаю, что в тот год просто шли какие-нибудь радиоактивные испытания в тех местах. Иначе, откуда столько выросло добра? Местные жители такого тоже не помнили. В общем, все остались живы.