Светлана Саврасова - С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции

Твое насмерть перепуганное сердечко никогда не отваживалось выйти из того темного шкафа… Вплоть до вчерашнего дня.

Но вчерашний день у тебя уже никому и никогда не отобрать! Ты вышла из шкафа. Сама. Ты еще оглушена звучанием гитары и своих признаний. Ты ослеплена этим солнцем, которое стирает память о полнолунии и заставляет исчезать длинные кладбищенские тени.

Тебе четыре года и один день. Вчерашний.

Конечно же, Войтек еще позвонит. Нарисуется в трубке со своей мордой, кулаками, ножом, пистолетом – в этот раз настоящим.

Ты возьмешь трубку и скажешь:

– Хватит! Я обо всем заявлю в полицию. И расскажу маме.

6. Усталость.Сегодня ощущаю усталость. Еще со вчерашнего дня. Утром была в суде с этим несчастным Ареком Сынульским. Его доставили из тюрьмы, где он сидит за ненадлежащее обращение с молодой женщиной. Она была пьяна, переодета в полицейский мундир, а в ее сумочке вместе с чипсами и куском жареной камбалы лежал розовый вибратор. Но она не шлюха и совершенно не желала соглашаться с тем, чтобы какой-то незнакомый тип после краткого приветствия лез к ней в трусы.

В тюрьме Арек порезал себе вены и проглотил зажигалку. Запястья ему заклеили пластырем, зажигалку быстро извлекли с помощью специального зонда – трубки с камерой, лампочкой и захватом. Меня даже не вызывали в больницу, потому что, когда хочет, Арек может демонстрировать английский на уровне, ничуть не уступающем моему.

– Ну, не будем преувеличивать, уж не в юридической терминологии! – шепчет он, не открывая рта. Ведь мы сидим на скамье подсудимых, на глазах всего суда, и когда он начинает говорить, все замолкают и смотрят на меня в ожидании перевода. А что переводить? Путевые заметки его зажигалки?

Судом рассматривается сейчас старый и незначительный эпизод, который произошел еще до серьезного дела – о непроизведенном дуновении в трубку. Арека задержали на дороге, потому что у его машины не горел левый стоп-сигнал. На таких привлекающих внимание мелочах мигранты и попадаются: перегорела лампочка, отсутствует брызговик, водитель едет непристегнутым. Потом проверка документов: страховка оформлена не на того человека – в Англии страхованию подлежит не автомобиль, а тот, кто сидит за рулем этого автомобиля. Просроченный на один день техосмотр – все данные есть в компьютерной системе полиции. Ну и что с того, что мистер как раз ехал в мастерскую на техосмотр? Слишком поздно – просрочка уже составила двадцать восемь минут. Транспортный налог: кого волнует, что на этой машине никто не ездит и она уже два месяца простаивает? Налог должен быть уплачен! Так что вот вам штраф. Мистер не понимает, о чем речь? Не знает английского? Это проблема! Я вынужден вас арестовать и лишить свободы на неопределенное время до выяснения всех обстоятельств дела – в присутствии переводчика под магнитофонную запись, потому что свою полицейскую задницу тоже нужно прикрыть.

Ну а потом на дороге в ходе разговора с Ареком полицейский «почувствовал запах алкоголя в дыхании задержанного». В полицейском участке Ареку надлежало дунуть в трубку, что он усердно и сделал. Но устройство гигантских размеров, подсоединенное к этой трубке, отказало ему в сотрудничестве. Попросту сломалось. Арека спросили, согласен ли он, чтобы у него взяли на анализ образец крови или мочи. Тот с энтузиазмом согласился дать мочу, но полицейские хотели крови. Он не дал. Сказал, что боится иголок. А когда ему указали на татуировку на запястье, сказал, что сдавать кровь ему запрещает религия. Однако у полицейского в компьютере нашлась анкета, заполняемая при поступлении арестованного в СИЗО, в которой указано, что он католик, не имеет никаких религиозных потребностей, не настаивает на предоставлении ему возможности исповедоваться или отправлять какие-либо другие религиозные обряды. Тогда Арек просто сказал:

– Не дам, и все!

А это уже нарушение, предусмотренное соответствующим параграфом британских правил дорожного движения. Отсюда и наша встреча в суде.

То, что для британца оканчивается обычным штрафом, для поляков или других славян означает потерю очередной работы. Еще можно сказать работодателю, что пропустил день из-за смерти бабки, но если скажешь, что идешь в суд, можешь запросто вылелеть с работы, да еще тебе влепят штраф плюс оплату судебных издержек, плюс обязательный взнос в фонд помощи жертвам незастрахованных виновников ДТП, ну и приговор в личное дело, доступное властям всей Европы. Со стороны британцев это совсем не расизм, как считают многие славяне. Это просто характерный пример неприятностей, возникающих в области права из-за разницы культур.

В общем, из-за пустякового дела о неработающей лампочке Арек на полдня вырвался из тюрьмы. Он весь сияет. Весел. Галантен. Говорит:

– Как там ваша книжка? Обо мне пишете?

– У меня проблемы, – отвечаю я. – Боюсь писать.

– А чего вы боитесь?! Берите бумагу, ручку и вперед!

– Да вас боюсь. Когда вы ее прочитаете, вам вряд ли понравится.

– Почему?

– Ну, вы в ней не положительный герой. Понимаете, персонаж книги отличается от того человека, который явился его…

– Источником вдохновения?

– Скорее прообразом, – спокойно говорю я, хотя внутри у меня все протестует. Источник моего вдохновения – мой любимый, а не ты, глиста!

– Я такой страшный? – спрашивает Арек, почти не размыкая губ.

– Пока нет. Но вы можете разозлиться, потому что персонаж не слишком приятный тип… Не очень хороший, короче говоря, плохой.

– Да чего там! Ничего по-настоящему плохого вы обо мне и не знаете, я ведь о таких делах не болтаю.

О боже… Во что я впуталась с этой идеей Роберта насчет книжки! Роберт – единственный человек в мире, который знает, что я – законченная трусиха. Что внутри я страшно боюсь большинства вещей, людей и событий. Что если рядом со мной кто-то начинает кричать или злиться, то внешне я совершенно спокойна (и даже выгляжу весьма cool-and-круто), а внутри меня как будто сжимается какой-то эмбрион. Никак не могу к этому привыкнуть, хотя возможностей хватало. Три последних года моего брака прошли в сплошном крике, пока не дошло до худшего. То же самое и на работе, с той только разницей, что орут не на меня, а на стражей порядка в форме полиции ее королевского величества Елизаветы Второй. Только Роберт знает, как это на меня действует, как холодеет и дрожит все внутри, и с какой болью я потом прихожу в себя. Он всегда изобретает какие-нибудь трюки, чтоб я могла обмануть собственную натуру. Однажды придумал способ пресечь ярость собеседника. Сказать ему что-нибудь в духе: «Позлитесь подольше, пожалуйста, и, если можно, чуть сильнее… А то я пишу книжку о своей работе, и мне нужно хорошее описание какого-нибудь взбесившегося типа. Буду вам очень признательна». Тогда тот может успокоиться из одного любопытства. Перестанет вести себя как лев в клетке и обратится в участника раздачи автографов на книжке, героем которой он сам является. И это действует! Правда, теперь оказывается, самое плохое об Ареке еще ждет всплытия…