Эрик Делайе - Переплётчик

Уборка и мытьё заняли почти сутки. Следующий день Шарль посвятил обустройству рабочего места. Он перенёс из верхней, переплётной мастерской всё оборудование, все пуансоны, иглы и стеки, даже массивный пресс, который пришлось разбирать, чтобы справиться с ним в одиночку. Художественную часть работы Шарль предпочитал выполнять наверху, в светлой комнате, но теперь ему требовалось, чтобы кожевенная и переплётная мастерские находились максимально близко друг от друга. Помимо оборудования, он перетащил в подвал небольшую кушетку, на которой можно было сидеть или полулежать.

На третий день Шарль занимался последними приготовлениями. Сначала он отправился на рынок и накупил провизии чуть ли не на полтора месяца вперёд, в том числе вяленого мяса, сухарей и прочих продуктов, не подверженных скорой порче. Всё это он спустил в подвал и аккуратно разложил на открытых полках у стены — раньше там лежали подготовленные шкуры, но теперь Шарль без всяких церемоний отправил материал в дальний угол и занял его место едой. Помимо еды, Шарль обзавёлся огромным количеством простынь, бинтов и повязок, а также тремя десятками бутылок с крепчайшим жжёным вином [109] Жжёное вино — крепкий алкогольный напиток, предшественник бренди. , от которого глотка горела, точно нероновский Рим.

Наконец, всё было готово к работе. Подвал изменился. Он стал чище, светлее, казалось, даже просторнее. В ином настроении Шарль испытал бы удовольствие при виде дела рук своих, но не в этот раз. Он осмотрел рабочее место, затем поднялся наверх и некоторое время стоял у окна, глядя на улицу. Выходы из дома он надёжно запер. Наконец, он спустился вниз.

Действо, которое развернулось далее в подвале дома Шарля Сен-Мартена де Грези, ужаснуло бы любого из живущих людей, будь то матёрый убийца или опытный хирург. Шарль медленно разделся почти догола, оставшись в одной нижней рубахе. Он сел на кушетку, предварительно поставив рядом чан с водой для отмоки. Затем он вытянул левую ногу и провёл шкурным ножом линию от колена до пятки, оставляя на голени густую кровавую линию. Вторую он провёл справа, напротив первой. Затем он окольцевал надрезы над стопой и под коленом. Кровь он не промокал.

Наконец, наступил самый сложный момент. Шарль полил нож жжёным вином и начал поддевать кожу; через полминуты она была готова к снятию — и он сделал это двумя резкими движениями, сначала содрав левый лоскут, затем — правый. Он не издал ни звука, хотя лицо его побелело, а на лбу вздулись вены. Оба лоскута тут же отправились в ведро с водой, Шарль взял свежую простыню и тщательно обвязал ногу много раз. Кровь текла, пропитывая ткань, но он обматывал ещё и ещё, пока не закрепил её окончательно.

Второй ступенью было снятие кожи с бедра. Шарль отступил несколько дюймов от паха; главное было — не повредить артерию. Он поступил точно как и с голенью: сделал два продольных надреза, затем соединил их кольцеобразными, затем быстрыми движениями снял лоскуты и поместил их в воду. Сидеть он теперь мог только на краю кушетки, держа ногу согнутой. Перебинтовывание на этот раз заняло значительно больше времени и сил, чем первое. Вторую ногу пока трогать было нельзя: она должна была оставаться опорной, пока левая не перестанет обильно кровоточить.

Отмока парной шкуры может производиться в простой чистой воде и занимает до двадцати четырёх часов в зависимости от качества и толщины исходного материала. Для человеческой кожи достаточно девяти-двенадцати часов. Ввиду негустого волосяного покрова достаточно одного или двух мездрений, между которыми стоит провести дополнительную шестичасовую отмоку. Первостепенная золка человеческой кожи занимает не более двух дней, но требует регулярного и тщательного перебора, поскольку кожу легко испортить. Для ускорения процесса лучше сразу использовать гнилой зольник, предварительно подготовленный путём золки других шкур. Окончательная золка занимает ещё два дня. Дернение и подходка чаще всего не требуются или производятся быстро и последовательно, без промежуточных операций. Шакшевание человеческой кожи — самая сложная и тонкая операция. За кожей необходимо следить в течение всего процесса шакшевания, независимо от состава и концентрации киселя. Последующее дубление лучше всего проводить ямным методом; через неделю кожа уже может быть готова, поэтому стоит регулярно проверять её состояние: может потребоваться до шестнадцати-восемнадцати дней. Таким образом, примерно за три недели можно получить из исходного материала кожу, готовую к обработке.

День, когда Шарль попытался выбраться в город, был последним днём, когда он вообще мог ходить на более или менее серьёзные расстояния. Боль пронзала его тело при каждом шаге, при каждом движении — нечеловеческая, безумная боль. Но он молчал, лишь мертвенная бледность выдавала его состояние. Он надеялся, что кабак, человеческий говор, шум что-то изменят, что ему станет проще — но нет, рожи Вареня и Жореса только вогнали его в ещё больший мрак. Он ушёл, чтобы уже никогда не выходить из дома.

В тот день первая порция кож — с левой ноги — была уже готова к просушке, ещё два-три дня, и можно было приступать к непосредственной работе. Главным было — сохранить до последнего руки, потому что без рук сделать ничего невозможно. А ноги — чёрт с ними, и без них можно. К этому времени он снял кожу с живота и груди, а также полосу с нижней части спины — там, где мог дотянуться. Возможно, для книги столько бы и не потребовалось, но ему было безразлично. Запас карман не тянет, как любил говаривать старый Жан де Грези.

Самой сложной была именно работа над книгой. Ему было больно, тяжело, раны кровоточили, он терял силы, он падал в обмороки, но — держался, боролся, сражался и делал переплёт книги своей жизни. Сама книга — уже готовая — лежала на одной из полок, в темноте, и ждала своего часа. Он выбрал формат in quarto [110] In quarto — размер листа бумаги в одну четверть типографского листа (таким образом, на одном листе помещается восемь страниц). , страницы были уже обрезаны, книга написана, переплёт должен был увенчать содержание, поставить точку, стать последним тактом, нотой, разрешиться аккордом.

И Шарль работал. Обрабатывал кожу, ползал от ямы к чанам, потом сушил её и вырезал, тиснил блинты и набивал пуансонные узоры, корпел над рисунком, водил кистью по коже и дереву, и капли пота, падая на только что окрашенную поверхность, размывали краску, оставляя уродливые следы, которые потом приходилось закрашивать.

А когда книга была готова, он сел на стул, положил её перед собой и стал медленно, аккуратно снимать бинты с изувеченных частей тела. Закончив, он закрыл глаза, взял здоровой рукой нож — кожа с плеча левой была уже содрана, и двигаться было чудовищно больно — и провёл точную линию под подбородком, перед ушами, по вискам и по лбу под волосами. Потому он аккуратно положил нож на стол рядом с книгой, вдохнул спёртый, терпкий воздух, поднял руку ко лбу — и сделал самое страшное движение в своей жизни.