Владимир Лорченков - Копи Царя Соломона. Сценарий романа

– Но транспорт и питание за твой счет, – говорит он.

– Ладно, у вас все равно еда дешевая, – говорит она.

– Ага, – чересчур быстро говорит он.

– Плюс те сто леев (10 долларов – прим. В. Л., что я заплатил за тебя в полиции, – говорит он.

– Справедливо, – говорит она.

– По рукам, – говорит он.

Довольно откидывается назад. Выглядит как человек, совершивший удачную сделку. Резко дергается, когда Натали в прежнем темпе – напористом – говорит:

– Теперь обсудим размер главного вознаграждения.

– Тысяча! – возмущенно бросает Лоринков.

– Всего, – говорит она.

– Тысяча до, тысяча после, – непреклонен он.

– Тысяча, – говорит она.

– Или я ухожу, – говорит она.

– В Молдавии полно мужчин-бездельников, которые за тысячу обувь почистят, – говорит она.

Лоринков встает, открывает дверь кухни.

– Полторы всего, – говорит Натали.

– Пятьсот сейчас, тысяча после, – говорит она.

Лоринков стоит у двери, в позе швейцара.

– Семьсот сейчас, тысяча после, – говорит Наталья.

Лоринков, подумав, закрывает дверь, возвращается к столу.

– Можно мне еще кофе? – говорит Наталья.

– Раз уж я за него плачу, – говорит она.

Лоринков пожимает плечами, наливает кофе. Он похож на среднестатистического советского мужчину, который подцепил иностранку: безумно счастлив, что все материальные проблемы решены, в то же время не хочет терять статус альфа-самца и возможность командовать, но на его лице уже проявляется неминуемое поражение в грядущей гендерной схватке (исключение, кажется, было одно, Высоцкий, да и то лишь благодаря физиогномии, а не характеру – прим. В. Л.).

Короче говоря, он уже сел на елку, но еще не почувствовал, что задницу колет, и хочет, чтобы так было всегда, хотя понимает, что это нереально.

Натали задумчиво пьет кофе. Она выглядит, как Голда Мейер, которая решает, куда нанесет удар армия обороны Израиля. Сходство усиливается, когда она говорит:

– А можно мне карту?

Карта Молдавии крупно.

***

Отъезд камеры от карты, и мы видим, что она расстелена на древнем надгробии с изображением ритуального иудейского подсвечника. Общий план – это заброшенное еврейское кладбище Кишинева. Заброшено оно по-настоящему (и это действительно так – прим. В. Л. и выглядит красивым, диким и загадочным. Многие древние могилы почти полностью заросли дерном, кусты, деревца, летают сороки, снуют белки… Погода – как после дождя, но Солнце уже проклевывается. Радугой играет в паутине лучик…

У надгробия стоят агенты Моссада, которые разглядывали карту.

– Значит, ни в одном отеле она не останавливалась, – говорит Натан.

– Но смс-то, – говорит Иеремия.

– Она действительно умная еврейская девочка, – смеется Натан.

Мы видим, что он нисколько не зол на Натали, в отличие от Иеремии. А Иеремия, как и всякий спецназовец, который сталкивается с трудностями, начинает заводиться, пыхтеть, пердеть от злости и искать кирпич, который можно разбить лбом, как на День ВДВ.

– Да я мля ей всю задницу надеру! – говорит он.

– Иеремия, она не глупая шикса, – говорит Натан.

– Она понимает, что такая сумма безопасной быть не может, и на всякий случай заметает следы, – говорит он.

– Думаешь, врубилась что за ней идем мы? – говорит Иеремия.

– Нет, как? – говорит Натан, пожав плечами.

– Она это делает на всякий случай, – говорит она.

– А, – говорит Иеремия, но видно, что он не понял.

Натан вздыхает. Говорит:

– Иеремия, вас же учили, когда вы шли на Палестинскую сторону, заметать следы?

– Да, конечно, – говорит Иеремия.

– Вот и она заметает следы, – говорит Натан.

– Но здесь ведь не Палестина… – говорит растерянно Иеремия.

Натан демонстративно возводит очи к небу, глубоко вздыхает. Сворачивает карту. В это время в проходе между могилами появляется фигура мужчины.

Это неопрятный толстячок, который всем своим видом пытается показать, что он нечто большее, нежели смотритель заброшенной кучи костей и протухших камней. От этого его статус смотрителя кучи гнилых костей лишь подчеркивается. Он демонстративно одет в костюм, который на такой должности не требуется, у него очки… Дисгармонирует с обликом аккуратно одетого «свидетеля Иеговы» неуместная кипа.

– Шалом! – приветствует толстячок агентов так радостно, что становится понятно, что это единственное, что он может сказать на иврите.

Агенты морщатся. Они, как и всякие Настоящие (русские/евреи/немцы/садисты и т. п.) лишены каких бы то ни было Псевдо-Национальных (профессиональных и т. п.) прибамбасов. Это нормальные европейские люди. (Ну, конечно, не словаки какие – В. Л.

Агент Натан, пытаясь быть вежливым, говорит:

– Симон Викторович Купершлаг? – говорит он.

– Да-да, он самый, – говорит толстячок.

– Филиал «Сохнут», уход за еврейскими могилами, всего 50 долларов за место в год, – говорит он.

– Если у тебя в земле покоится близкий, еврей, – говорит он.

– Знай, мы его и польем и посушим, ой-вей, – говорит он.

– Сам придумал, – говорит он.

– ШАЛОМ! – снова говорит толстячок радостно.

Он его суетливых движений жир бежит по лицу волнами. Атлетичный, божественно сложенный Иеремия снова морщится. Натан бросает на коллегу предостерегающий взгляд.

– Не могли бы вы помочь? – говорит он.

– Мой друг, который не говорит по-русски, – говорит он…

–… ищет могилу деда, который погиб в Холокост, – говорит он.

– Но могила где-то в провинции, под селом Ларга… – говорит он.

– А Ларг у вас тут аж три, – говорит он.

– Под какой именно находится захоронение еврейских жертв геноцида? – говорит он.

– Секундочку, – говорит толстячок.

Выражение лица у него становится приторно-скорбным. Видно что ему глубоко по фигу жертвы геноцида, просто работа у человека такая. Отворачивается, отходит на метров десять, приподымает камень с чьей-то могилы, вынимает оттуда планшет в целлофане, разворачивает, еще кулек, еще… ( похож на мою бабушку, которая ищет спрятанные на похороны 200 долларов чтобы в 10—й раз отдать их правнукам на коляски и кроватки, но бабушке-то хоть было 85, Царствие ей небесное, и искала она не всякую херню, а Деньги – прим. В. Л. Шепчет»… гребанные гои… гомосеки фашистски… дело враче… рядочному еврею и пожить негд….».

Иеремия брезгливо – и даже с ненавистью – роняет:

– И вот чтобы такие говноеды, которые не удосужились язык родной выучить… – говорит он.

–… чтобы такие уроды могли холить и лелеять свой жир на сраных гойских территориях… – говорит он.

–… мы и проливаем кровь в ночных рейдах, – говорит он.

Толстячок возвращается, предварительно проделав всю процедуру наоборот – он заворачивает бумажки в кульки и пакеты (их штук 10, не меньше), а потом кладет под камень.