Владимир Лорченков - Копи Царя Соломона. Сценарий романа

– Какая же ты все-таки дура, – говорит он.

– Говорил мне отец, что любая баба – дура, а я, идиот, не верил, – говорит Лоринков.

– Твой отец был наверняка такой же антисемит и хам, как и ты, – говорит Наталья.

– Это еще почему? – говорит Лоринков.

– Разве мог другой человек вырастить такого, как ты?! – говорит Наталья.

Видно, что девушка пытается себя завести, говорит все это не всерьез. Она похожа на израильского представителя в ООН, который пытается найти обоснование очередной бомбежке Газы.

– Ты мля знаешь на кого сейчас похожа? – говорит Лоринков.

– На израильского представителя в ООН, который пытае..

– Ни слова больше! – кричит Наталья.

– Мне ОСТОХРЕНЕЛИ шуточки про евреев! – говорит она.

– Теперь ты похожа на израильского представителя в ООН еще больше, – говорит Лоринков.

– Заткнись! – взвизгивает Наталья и стреляет.

Она никогда не делала этого раньше, поэтому ее великолепная идея заставить Лоринкова замолчать, прострелив ему ступню, терпит полный крах. Пуля едва не попадает Лоринкову в лицо, она чертит по его щеке багровую полосу (никаких замедленных планов, просто лицо крупно. А потом – оно же с багровой полосой и кровью, которая потекла).

– Ай, – испуганно взвизгивает Наталья.

Первым ее порывом было – броситься в мужчине. Но она совладала с собой, ее ноздри раздуваются. Она похожа на тигра, который попробовал крови (в представлении людей, которые ни разу не видели ни тигра, ни крови, моем, например, – В. Л.). В глазах Натальи – их показывают крупным планом – ни тоски, ни любви, ни жалости, совсем как в фильме «Сволочи», откуда взят этот слоган, и, как и в фильме «Сволочи», в глазах Натальи нет ни капли здравого смысла. Мы видим лишь отражения летучих мышей, которые вылетают из пещеры вслед за основной стаей.

– Твою мать, – говорит ошарашенно Лоринков, которого чуть было не пристрелили.

– Руки вверх, – говорит Наталья.

Лоринков послушно поднимает руки.

– Отвернись, – говорит Наталья.

– Это еще зачем? – говорит Лоринков.

– Я свяжу тебе руки, – говорит Наталья.

– А дальше что? – говорит Лоринков, не отворачиваясь.

– Оставлю тебя здесь, и через сутки ты выберешься, – говорит она.

– Ты уверена, что сможешь меня убить? – говорит Лоринков.

– Ну, не случайно, а вот так, в затылок, – говорит он.

– Ну, как эти ваши еврейские комиссары убивали всех образованных русских людей, – говорит он.

– Да какой ты образованный! – говорит Наталья негодующе.

– Пьяница, только и знаешь, что лакать! – говорит она.

– Зато из тебя комиссар получился что надо, – говорит Лоринков.

– Сука, – говорит он беззлобно.

Молча глядят друг на друга.

– Тебе придется или поделиться со мной или меня убить, – говорит Лоринков.

– Вывезти сейчас все это ты не сможешь, – кивает он на сокровища.

– Остается выбраться отсюда, уехать.. – говорит он.

– А потом вернуться и все спокойно вывезти, – говорит он.

Наталья молчит.

– Классный план, только одно «но» в нем, – говорит он.

– В смысле, я, – говорит он.

– Я же не буду здесь мля ждать год-два, пока ты сможешь спокойно за всем этим вернуться, – говорит он.

– Значит, моя роль в этом плане – сыграть покойника, – говорит он.

Наталья молчит. Крупно – голова василиска.

– Значит, ты собралась стрелять мне в спину, когда я отвернусь, – говорит Лоринков.

– Расчетливо, обдуманно, – говорит он.

– Ну и кто ты после этого? – говорит он.

Наталья молчит.

– Кто. Ты. После. Этого? – говорит Лоринков, опустив руки, но не двигаясь.

– Нацистка гребанная, – говорит он.

– Вы мля, евреи, хуже нацистов! – говорит он.

– Вы мля у них понахватались, – говорит он.

– Еще и проститутка! – говорит он.

– Ты трахалась со мной… спала… – говорит он.

– Подмахивала, целовала… везде! – говорит он.

(я возбудился – В. Л.)

– Получается… не просто так, – говорит он.

– Не потому, что я тебе нравился, а только лишь… – говорит он.

– Ради того, чтобы меня обмануть, ради денег сраных, – говорит он.

– Так чем ты, мля, отличаешься от проститутки? – говорит он.

– А ничем, – говорит он.

– Подлая тварь, – говорит он.

– Мля, неудивительно! – говорит он.

– Вы же мля древние сраные семиты только и делали, что детей сжигали! – говорит он.

– Карфаген, то, сё, – говорит он неуверенно.

– Это были финикийцы, – не очень уверенно отвечает Наталья.

– Так это же мля одна волна! – говорит Лоринков.

Наталья молчит, ей все же совестно настолько, чтобы дать выговориться жертве (но не настолько, чтобы ее не пристрелить).

– Правильно вас римляне раздолбали! – с ожесточением говорит он.

– Впервые в жизни горжусь тем, что мы мля, наша солнечная Молдавия, была колонией Рима! – говорит он.

– Ты просто антисемит, как все молдаване! – говорит Наталья.

– Мне папа говорил, что… – говорит она.

– Твой папа? – говорит Лоринков.

– Какой мля папа? – говорит он.

– Что ты наплетешь мне ЕЩЕ? – говорит он.

– Курва, дешевка, – говорит он.

– Ты стонала, шептала «еще, да», ты… – говорит он.

– Хуже нет суки, которая имитирует любовь ради денег, – говорит он.

– Ну, если на то пошло, – говорит он.

– Мне не очень понравилось, в постели ты ни черта не умеешь, – говорит он.

– Так что зря старалась, сраное ты бревно, – говорит он.

– Еще и одета, как кошелка! – говорит он.

– Это значит не как проститутка?! – говорит Наталья.

– Как ваши телки здесь одеваются?! – говорит она.

– Молдаванки одеваются как проститутки, зато любят даром! – говорит Лоринков.

– А ты и есть настоящая проститутка! – восклицает он.

– Еще и одета, как мля пенсионерка! – говорит он.

Наталья молчит. Лоринков умолкает и демонстративно сунув руки в карманы, отворачивается к стене. Глядит в потолок. Насвистывает песню «Хава нагила».

– У меня три сестры, – говорит Наталья.

– И они не такие красивые, как я, – говорит она.

– Им всем нужно замуж, – говорит она.

– Что они будут, в баки с бензином ссать, как я ссала? – говорит она.

– Девочкам нужно в колледж, в университет, – говорит она.

– Мама шлюха никчемная, за черными бегает, – говорит она.

– Папа вот-вот умрет, – говорит она.

– Прости, – говорит она.

Лоринков молчит.

– Ну вот скажи мне, зачем тебе деньги, – говорит она.

Лоринков зло смеется.

– Только представь себе, – говорит он.

– Я думал, мы уедем, и… – говорит он.

Молчит. Наталья тоже молчит. На его и ее глазах слезы. Показано, как одна катится по щеке, оставляя след на грязной коже. В то же время Наталья поднимает пистолет все выше. Мы видим, что некая доля правды в грязных инсинуациях Лоринкова относительно жестокого национального характера девушки все же присутствует. Она тщательно целится и палец на курке напрягается…