Владимир Лорченков - Копи Царя Соломона. Сценарий романа

Вторая фигура (напоминаю, все еще играет хорошая классическая музыка – В. Л. это Иеремия, который стоит на другом конце опушки, и натягивает лук, явно самодельный, но вполне приличный для самодельного, он похож на лук, которым Рембо расстрелял три полка советских и вьетнамских солдат в третьей части этой потрясающей трилогии. Иеремия движется замедленно, на его лице улыбка зла, но в ней нет торжества маньяка. Это просто легкая, снисходительная улыбка господина, который забавы ради мучает жертву – так улыбалась графиня Батори при истязаниях челяди, или папа Климент, слушая, как вопят зашитые в мешки кардиналы, которых топят в море.

ВАЖНОЕ ПРИМЕЧАНИЕ. (Говоря прямо и честно, без обычных плоских шуток, перед нами человек Реформации. Человек, который осознал себя венцом творения и Центром мира. Он прекрасен и завораживающ, но это уже не человеческая красота. Это новое существо, человек, лишенный вины и чувств Средневековья, прекрасный, как язычник, который знает, что умрет – По-Настоящему – всякий, кроме Бога или Героя. Разумеется, эта сцена прямо отсылает нас к «Мукам Святого Себастьяна», и если вы только что хотели это сказать, значит, вы довольно продвинутый хипстер, у которого дома есть альбом репродукций. Я вас с этим поздравляю – В. Л.).

Третья фигура – это Натан. Он стоит на одном колене, опуская к земле что-то, похожее на трубу – разумеется, это ПЗРК, и мы прямо видим буквы «ПЗРК» на трубе (аббревиатуры обычно ужасно убедительны – прим. В. Л. – и как раз опускает ее к земле. Он глядит в маленький просвет над полянкой, и на его лице торжествующая улыбка, он медленно поворачивает голову в сторону Иеремии – тот обнажен по пояс – и бомжа, и одновременно с этим Иеремия, натянув лук, пускает стрелу прямо в несчастного.

Крупным планом отчаянно зажмуренные глаза.

Крупным планом – идиллия леса (в чем-то фон Триер, шельма, был прав – В. Л.).

Крупным планом – торчащая, колеблющаяся – с немыми криками жертвы, – стрела…

Классическая музыка сменяется шумом ветра, листвы… Нарушает молчание Натан, встав, и отбросив трубу.

– Торопись, Иеремия, – говорит Натан.

– Вряд ли они ринутся в лес сразу, подумают, что здесь три батальона «Аль-Каиды», – говорит он.

– Но когда соберут силы, здесь будет бойня, – говорит он.

– У нас не больше двух часов, – говорит он.

Иеремия берет еще одну стрелу из самодельного – из пустой пластиковой бутылки – колчана, и пускает ее в несчастного. Стрела втыкается прямо в глаз, жертва задирает голову, стрела торчит к небу… Дикий вопль из-под тряпки. Натан и Иеремия, с обычным терпением садистов, секретных агентов и зубных врачей, дождавшись, когда бомж откричится, подходят к нему.

Иеремия развязывает узел на затылке бомжа.

– Я… нет… нет… ниче… – говорит тот.

– Где золото? – говорит Натан.

Бомж начинает быстро говорить, видно, что его прорвало:

– Тут, в лесу, в лесу, – говорит он.

– Думал всех кинуть, ахаха, – говорит он.

– В лес ушел, отшельник, аха-ха, – говорит он.

– Но я не знаю, не знаю, не знаю, не знаю, – говорит он быстро, мельком увидев поднятую руку Иеремии.

– Точно не знаю где, – говорит он.

– Знаю, что в лесу, а где, – говорит он.

– Тридцатый год ищу, – говорит он.

– План был у Эрлиха, Копанского и Хершеля, те друг друга все перебили, – говорит он.

– Хершель уцелел, – говорит Натан.

– Убейте, убейте, убейте его! – говорит бомж с яростью, рычит просто.

– Обязательно, – говорит Натан.

– Дальше? – говорит Натан.

Бомж открывает рот. Ретроспектива.

…пустая квартира. Лежит на кровати девушка с распущенными черными волосами. Она лежит на спине, ноги согнуты в коленях, ночнушка задрана. На девушке нет нижнего белья, она дрочит. Извивается, стонет слегка. Все в пределах нормы. Крупно – кровать, рука, – мы буквально ощущаем запах, так все крупно и… ммм… аппетитно показано, – простыни, ножка кровати, пол, дверь в комнату, кухня, мисочка… мы видим все это глазами кошки, которая бежит по квартире. Потом резкая остановка. Поворот в сторону двери. Та приоткрывается слегка. Камера бросается в сторону, мы видим четыре ноги из-под обувной стойки… Голоса:

–… ли по очереди, а не в ро… – говорит голос.

– А я тебе говорю, сама даст, больные они та… – говорит отец Натальи.

–… ко таких, как бы не цепануть сифо… – говорит голос.

–… рвативы на что?! – говорит отец Натальи.

–… нул вынул и пошел, – говорит он.

–… му дверь открыта? – говорит голос.

–… на ж больная мля, – говорит отец Натальи.

–… рь лучше закрыть, а то мамаша вернет… – говорит голос.

–… вай… – говорит отец Натальи.

Крупно – дверной проем из комнаты, где лежит сумасшедшая. В нем возникают отец Натальи и еще один искатель сокровищ, Кацман (его еще не заложили – прим. В. Л.). Они выглядят смущенными и растерянными, как двое советских туристов, которые пришли в загранпоездке в публичный дом (и это не представители среднего и высшего партийного звена, то есть, реально новички – прим. В. Л.). В руках отец Натальи держит букетик цветов (три гвоздики, на одну больше, чем полагалось умершему Товарищу и Большевику – В. Л., а Кацман – тортик и бутылочки вина «Днестровское» (но всего одну, не две! от двух «Днестровского» начинаешь блевать – В. Л.). Мужчины смущенно кашляют, глядят то в стену, то, – похотливо, хоть и быстро, – на девушку…

–… мы, собственно… – говорит Кацман.

Девушка, все так же лежа, и не прекращая орудовать пятерней – именно пятерней, по-взрослому, – стонет, глядя на них, показана крупно ее шея, лицо… Они идут красными пятнами…

Экран в пятнах. Отъезд камеры. Фокусировка становится четче и мы видим, что пятна это Кацман и девушка. Ветеран войны трахает сумасшедшую, его зад скачет между ногами девушки, штаны спущены к щиколоткам (в общем, даже трахались они по-советски, не эстетично – В. Л.), он наяривает, девушка подмахивает, отец Натальи читает на кухне книжку.

Крупно титул. «Валька и его пионерская дружина».

Отец Натальи выражением лица – трогательно-добродушным – в этот момент очень похож на литературного критика В. Нестерова, который обожает артефакты затонувшей советской Атлантиды вроде книг про «Вальку», покряхтывая при этом о том, Какие Люди Жили и Творили (впрочем, если Нестеров вернется из идиотского издательского проекта про андроида Марусю в отдел критики Газеты. ру, я прошу вычеркнуть эту ремарку – В. Л.

Комната девушки. Кровать трясется. Задрожав, ветеран прижимается к несчастной (ну или счастливой, как посмотреть – В. Л. и замирает. Встает, отдуваясь, говорит – причем видно, что он начинал это говорить до того, как начать акт, ну, чтобы преодолеть смущение: