Анри Монтерлан - Благородный демон

Косталь послал за билетом до Генуи на поезд 20.45. Почему именно Генуя? Очень просто: мадемуазель Карлотта Бевильаква — кузина-итальяночка, которая ни в чем ему не отказывала. У нашего блестящего романиста никогда не бывало недостатка в запасных позициях. Он написал Соланж и ее матери, упомянув, что едет в Лозанну. Про Геную же сообщит им только тогда, когда будет уверен, что не рискует их приездом. Но это была единственная неоткровенность в обоих письмах, где он изложил все, что думал в тот момент, и к тому же сам не мог удержаться от слез. Потом он часто спрашивал себя, как радость от бегства из этого ада не помешала его слезам; почему, в конце концов, он вообще плакал, хотя на самом деле не любил Соланж и сам знал это. Но он плакал от того, что причиняет боль тому существу, которое все-таки любил, хотя и до какого-то определенного предела ! Из этого Косталь заключил, что слезлив, о чем, впрочем, знал и прежде, но теперь подумал еще: это единственное, что у него есть общего с Полем Бурже.

В интересные моменты своей жизни (а теперь, конечно, был именно такой случай, ведь не каждый же день плачут о женщине) он всегда записывал все в дневник. Но сейчас ему было стыдно собственного смятения и не хотелось распространяться об этом. Под датой 7 сентября он раздраженно записал: «Больно. Волос моей платяной щетки поседел за одну ночь». Это был единственный след в его дневнике от дня 7-го сентября.

Пьер Косталь.

Париж.

для Соланж Дандилло.

Париж.

7 сентября 1927 г.

Во время войны одна из наших горничных провожала к поезду своего мужа-отпускника. При прощании, прежде чем пройти на перрон, он сказал: «Подожди меня, я сбегаю за сигаретами», и исчез, оставив женщину в ожидании. А сам вернулся через другие двери и сел на поезд. Он сбежал от собственных переживаний. И этот же человек, пехотинец, удостоился четырех боевых благодарностей. Вот вам храбрость мужчин.

Когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в Париже. Я тоже бегу от бесполезной и предательской слабости. Этот жестокий разрыв нужен мне для того, чтобы выйти из ада моих каждодневных колебаний.

Ваша судьба волнует меня. Но если вы и будете страдать, то не в одиночестве. Впрочем, хватит об этом, я боюсь расчувствоваться. Поговорим лучше о том, что утешает.

Сейчас вам больно. И случилось это единым ударом. Если бы я женился на вас, вам пришлось бы долго и глубоко страдать. И неизбежный развод. Подумайте только, с чем бы это было связано. Одному Богу известно, на что я способен, оказавшись в клетке. Даже старый добрый кот расцарапает вам лицо, если вы будете уж слишком тискать его. Оцените, что я избавляю вас от этого. Именно моя любовь к вам заставляет меня расстаться с вами [19] Это, пожалуй, чересчур сильно сказано (Примеч. авт.). .

Еще одно утешение. То, что я сказал и что важно для вас, важно и для меня. Я страдаю уже шесть недель. Сколь бы велики ни были те радости, которыми я насладился благодаря вам, боль из-за вас во мне самом сильнее: вы меня любите, и я люблю, но лето для меня отравлено. Я просто хочу прекратить свои страдания. Порадуйтесь этому.

Следующее утешение. Если вы любите мои книги, знайте, что вы уже многое дали для них. Во мне самом и в моем творчестве есть такое место, которое навсегда останется вашим, что бы ни случилось впоследствии. Всю мою жизнь, навсегда.

Знайте, что мое чувство и мое уважение к вам только возрастали после нашего знакомства. Поймите, если бы всякий раз, когда мы виделись, я не понимал все больше и больше, сколь достойны вы этого чувства и этого уважения, я никогда и помыслить бы не мог о нашем супружестве. Именно любовь и уважение заставляли меня бесконечно балансировать, именно они довели до того, что я заронил и укрепил в вас надежду, но, увы, чтобы потом только разрушить ее. Простите мне этот вольный или невольный грех.

Знайте, мое чувство таково, что я всегда буду готов сыграть в вашей жизни ту роль, которую вы пожелаете отвести для меня. Ведь я не оставляю вас, я порываю и удаляюсь, чтобы отдышаться, и готов дать вам все, что захотите, в какой угодно форме, за исключением брака.

Выбирайте — или забыть меня, или призвать после моего возвращения (через два месяца). По вашему выбору я пойму, то ли вы просто стремитесь переменить свое положение (посредством замужества), или все-таки любите самого человека.

Напишите мне в Лозанну, до востребования.

В моем письме не может быть какого-то окончательного заключения. Целую вас, как — догадаетесь сами. Еще одно последнее объятие… На глазах слезы… Нет сил продолжать дальше.

Пьер Косталь.

Париж.

для Мадам Дандилло.

Париж.

7 сентября 1927 г.

Когда вы прочтете это, я буду уже в Швейцарии, куда уехал на несколько месяцев.

Я раздавлен — и до такой степени, о которой вы даже не подозреваете. Раздавлен внутренней борьбой из-за Соланж, происходящей во мне уже более месяца. Я не решился на новый разговор с вами, тягостный и бесполезный. Тем более перед расставанием с Соланж, еще более болезненным. Я не так хорошо владею собой, как она, — во мне есть сентиментальность, она же избавлена от этого. Ей и так уже надоело видеть человека, разрываемого на части.

Все мои доводы вам известны. Слишком велик риск, что наше супружество не удастся и я причиню страдания любимому существу. К тому же моральная невозможность требовать развода у женщины, которая ни в чем передо мной не виновата. Иначе говоря,прикованность к той, кого любишь,то есть худшая из цепей. И все прочие доводы, о которых я вам уже говорил. Нет, будучи счастливым в каком-то положении, например холостом, нельзя принуждать себя к поступку, чреватому подобными опасностями.

Мне никогда еще не приходилось серьезно обдумывать проблему женитьбы. И, несомненно, вашей дочери принадлежит честь быть первой, кто привел меня к этому. Но она же сама и стала жертвой. Будь я увереннее в своих возражениях, то сразу, не подавая каких-либо надежд, последовало бы твердое и бесповоротное нет.Следует обратить ваше внимание и на то, что с моей стороны никогда не было никаких обещаний.

Я горько сожалею о том, что заронил в вас обеих эту надежду: горе порождающим ложные ожидания! Но что ж! Если у меня и были колебания, то с вескими на то причинами; к тому же колебания — это одно из свойств разума. Я убил ее, но все-таки невиновен — так уж устроена жизнь. С сегодняшнего дня ситуация будет такой же, что и четыре месяца назад. Говоря ей о возможности нашего брака, я сам верил в это. Да! Мне не в чем упрекать себя.