Александр Белых - Сны Флобера

«А что если позвонить этой даме?» — подумала Исида. Это желание было совершенно безотчётно, она не смогла бы объяснить свой поступок, однако пальцы сами проворно пробежали по кнопкам телефона. «Как просто: раз — и ты уже на другом конце провода, в другом измерении! Позвонить в прошлое человечества, в прошлое одной исчезнувшей цивилизации», — удивлялась Исида банальным техническим достижениям. И прежде чем ей кто‑либо ответил, в её голове молниеносно пронёсся воображаемый диалог.

— Извините за поздний звонок, это говорит Исида, я гарант Ореста на время его пребывания в Японии. Вы знаете, я присутствовала при вашем разговоре, слышала ваш голос, конечно, ничего не понимала, но одно только звучание русской речи доставляло мне огромное удовольствие, это такой красивый язык, в отличие, например, от китайского, похожего на собачий, что я не удержалась и ещё раз хотела услышать ваш голос, он так близок моему сердцу, потому что это язык Ореста, жалко только, что он не уделяет мне столько внимания и не хочет обучать русскому языку, я так была обижена, когда он стал встречаться с девушкой, которая попросила его попрактиковаться в разговорной речи, хотя, конечно, я отчасти сама виновата, потому что познакомила их на банкете — её папа преуспевающий бизнесмен; вот я и подумала, что неплохо было бы познакомиться поближе, но когда поняла, что его встречи с этой девушкой отвлекают его от основных занятий, то попросила прекратить встречаться и предупредила её родителей, а Орест, он хоть и милый ребёнок, но всё равно не нашёл времени научить меня русскому, поэтому извините, что разговариваю по — японски, а так хотелось общаться с ним на равных, ради него, ради его близких я не пожалею ни сил, ни денег, если вы в чём‑то нуждаетесь, то не стесняйтесь, скажите, я всё сделаю, и повлияйте, пожалуйста, на Ореста, чтобы он уделял мне немного больше внимания, я вкладываю в него все своё сердце, ничего не жалею, вот виза скоро кончается, а я не желаю, чтобы он возвращался, я хочу продлить визу, но для этого ему придётся один раз выехать из страны, желательно, чтобы не в Россию — в Россию ему нельзя — я посмотрела по своим гадальным картам, ему лучше поехать куда‑нибудь в южном направлении, например в Южную Америку, только не в США, я не люблю эту страну, Аргентина подходит больше, ах, я так переживаю за него, а он, я чувствую, немного легкомысленный мальчик, говорит, что раз в Аргентину, то, значит, так тому и быть, не понимает, что я не хочу отпускать его из поля зрения, вот я собираюсь открыть счёт в банке, к тому же, — как удачно! — в его классе учится один этнический японец по имени Фабиан Фудзисава, он родом из Аргентины, я подумала, что они могли бы поехать вместе на каникулы, я бы и сама не прочь, но дела, знаете ли, фирму не бросишь…

Однажды она позвонила. И всё, что она надумала за много дней, выложила на одном дыхании. Марго до утра не могла прийти в себя, переваривая почти желудком этот монолог. Слова доходили до неё проблесками смысла, а лакуны непонимания она заполняла домыслами.

Наконец, в своей истории с Орестом она нашла положительный для себя момент: «полезные контакты». Она лежала в темноте, и было слышно, как с треском отслаивается старая краска на подоконнике. Вскоре забрезжил свет в окне; с Амурского залива подул ветер и перевернул жестянку на улице.

Марго поджала под себя колени, прижала к груди руки и зажала кулачки, словно папоротник — орляк, тянущийся к майскому солнцу из‑под валуна. Скрипнула дверь в комнату Владика, протопала пара босых ног, следом за ними еще одна пара прошлёпала…

Сквозь сон она с кем‑то собеседовала: «Ах, Авдотья Романовна, теперь всё помутилось, всё помутилось… А — я-яй! Ты посмотри, как широка душа у этой благородной женщины, не мешало бы сузить её! Откуда у неё такая склонность к фантастическому? Страны, континенты… Что за вымыслы! Что она так расщедрилась? Ведь доведёт его до греха куда подальше, с его‑то склонностью к беспорядочной жизни. Уехал мальчик с идеалом Мадонны, а с чем вернётся…»

В дни смятения Марго нередко обращалась к своей внутренней собеседнице. Марго невольно сужала своё сердце, следуя своей излюбленной присказке: «Если не хочешь иметь врагов, не делай добра». Марго уснула в этом заблуждении. «Отведайте гоголь — моголь!» — по — японски потчевала её Авдотья Романовна, щеголяя перед ней в нарядном кимоно.

Исида спала, ощущая огромную пустоту комнаты. Ей приснилось, что она выскочила из своей постели и, кутаясь от ночного холода в шерстяную кофту, вошла в дом Ореста. Она тихонько открыла дверь своим ключом, прокралась по ступеням в комнату на второй этаж и быстро нырнула под футон. В постели было холодно, её руки нащупывали, нащупывали пустоту, пока не натолкнулись на деревянную стену. Ореста не было. «Наверное, он спустился в туалет пописать», — успокоила себя Исида и притворилась спящей, в страхе ожидая, когда он придёт и обнаружит, что в постели кто‑то — «Ах, его Маттян…»

На этой мысли Марико уснула крепким сном, и ей снилось, что кто‑то стягивает с неё одеяло. Она открыла глаза. Это была пушистая рыжая собачка китайской породы пекинес. Как обрадовалась она этому видению! «Он пришёл, он вернулся!» Собака весело залаяла, залилась звонким — презвонким щенячьим лаем.

Спустя время она поняла, что это звонит телефон. Исида не спешила поднять трубку. Звонили из полицейского участка. Ей сообщили, что обнаружился велосипед с телефоном, написанным на раме, что его отобрали у одного бездомного, видимо, укравшего этот велосипед.

Вскоре пришёл господин Макибасира. Исида передала содержание разговора, он ответил, что её велосипед стоит в вестибюле.

— Значит, это увели велосипед Ореста, — заключила Исида.

Она пошла в магазин за продуктами, обеспокоенная ночным происшествием.

«Во — первых, взять с него клятву, во — вторых, в понедельник сходить в миграционную службу — продлить визу еще на месяц, в — третьих, съездить в субботу в Атами, показать крокодилов, в — четвёртых…» На этом пункте Исида столкнулась с Орестом, волокущим за собой тележку бездомного старика, который что‑то трогательно прижимал к груди и нежно поглаживал. Подойдя ближе, Исида разглядела красный значок. Старик приговаривал какие‑то слова:

— Кимирсэн, кимчинъир, чондукван, чучхэ!

От старика несло перегаром и безумием. Его лицо было похоже на вспаханное поле, обработанное бороной. Никто не понимал его бормотаний. Немало опустившихся людей, ссылаясь на конституционное право на неприкосновенность частной жизни, бродят по центральным улицам мегаполиса и утаивают свои истории от сочинителей. По словам старика, он — бывший агент северокорейской контрразведки. Правда это или нет, никто не знает. Однажды он предложил Оресту ядерные секреты Северной Кореи и великую тайну идеи чучхэ. Орест сначала опешил, потом стал торговаться. Старик вербовал, просил быть идейным агентом: