Борис Штейн - Контрафакт

– Что это вы, мужики? – как бы удивился как бы простодушный Лешка.

– Контрафакт, – важно заявили Классики. – Мы обязаны. Борьба с контрафактом. Изъятие, акт, штраф, лишение торгового места…

– Сколько? – спокойно спросил Лешка.

– Что значит – «сколько»? – спросил Лермонтов, маленький и надменный, как свой великий прообраз.

– «Сколько» это значит – «сколько», – ничуть не смутился Лешка. – Вам надо жить, и мне тоже надо жить…

– Я вас не понимаю, – упирался как бы неподкупный Лермонтов.

– Ну уж двумя тысячами здесь не обойдешься, – промолвил Гоголь, такой же носатый и язвительный, как несравненный Николай Васильевич.

– А тремя? – не моргнув глазом, спросил Лешка.

И прежде, чем насмешливый Гоголь успел открыть рот, надменный Лермонтов произнес, как припечатал:

– Четыре.

– Не слабо, – оценил Лешка. – Но я согласен. – Он тут же вынул из кармана деньги и, что называется, отслюнил четыре тысячи.

– Даем день, – приняв мзду, предупредили Классики, – и чтобы «леваком» тут не пахло.

– Три дня, – возразил наглый Лешка, – за день не справлюсь.

– День, – заупрямился Лермонтов. Лешка отсчитал еще тысячу рублей.

– Три, – согласился Гоголь.

На Лешкином столе лежали все те же решебники. Но если Леонид Петрович с Мариной торговали ими усердно, выжимая спасительную копейку, Вова Блинов продавал их нехотя, то Лешке вообще было не до них. Лежат и лежат, есть не просят. Лешка принимал заказы на левак. Он принимал в заказ не менее пятидесяти пачек. Цену повысил на все. Объяснял, делая страшные глаза:

– Это сейчас опасно!

Оптовики кивали заговорщицки головами и соглашались с новыми ценами и новыми условиями. Те, у кого масштабы были мельче, кооперировались.

Лешка накрывал тряпкой прилавок и вместе с грузчиками покидал клуб. Один из оптовиков – первый в очереди – вручал ему деньги и ключи от своей машины.

Через некоторое время Лешка отдавал ключи. Урок, полученный у мистера Икса, не пропал даром.

Оптовики задерживались после клуба. Лешка до ночи возил им левак на их машинах. Шла пруха. Не хватало производственной мощности. Пора было забирать у Леонида Петровича Вадика. Пусть первая попытка не удалась. Сентиментальность недалекого, а потому всегда кому-то преданного брата встала на его пути. Просто Лешка зашел тогда не с той карты. Теперь он не ошибется.

Двое наших – теперь уже близких – знакомых, придя вечером каждый к себе домой, застали там неожиданных гостей. Первый – Алексей Борисенко, называемый нами фамильярно Лешкой, притащился поздно, измотанный и пропотевший, мечтающий только о душе и койке. Открывая ключом наружную дверь, он заметил, что в комнате горит свет.

– Вот баран, – самокритично подумал он, – свет забыл…

Однако «баран» был ни при чем. В углу комнаты, забравшись с ногами в кресло, сидела Манька и грызла семечки.

Другим человеком, кого дома ожидал сюрприз, был разоренный толстый человек Вова Блинов. Но нет, не жену обнаружил он в своей квартире, как можно было бы предположить по аналогии. Нет. Придя поздно вечером домой в состоянии скорее пьяном, чем трезвом, он обнаружил у себя дома Давида, своего, как бы здесь не ошибиться, свояка. Когда жены – сестры, их мужья друг другу – свояки? Стало быть, мы не ошиблись.

Вова смутился, хоть и был нетрезв. Давид выглядел серьезным и спокойным. Он не балагурил, по своему обычаю, не сыпал прибаутками.

– Умойся, приходи на кухню, – сказал Давид. – Закусим. Я приготовил.

В кухне было прибрано, помыто и подметено. Вову, пока он охлаждал в ванной большое, сомлевшее тело, все мучила навязчивая мысль о том, что Давида непременно нужно спросить о чем-то важном. А о чем – никак не прояснялось. И только когда сел к столу и Давид налил ему свежезаваренного чая – осенило.

Он громко отхлебнул горячего и спросил, стараясь сфокусировать нетвердый взгляд на собеседнике:

– А как ты сюда попал?

– Взял ключи у Инны, – сказал Давид с коротким смешком. – Поясняю для забывчивых: Инна – это твоя жена.

Вова кивнул, да так и оставил голову поникшей.

– Ты знаешь, чего со мной сделали? – спросил он через некоторое время у Давида.

– Знаю, знаю, – заверил его Давид, – все знаю.

– И чего теперь?

– Теперь – спать. Я у тебя останусь.

– Это хорошо, – одобрил Вова. – А что мне вообще-то делать?

– Вот завтра все обсудим и решим, – заверил Давид. – А сейчас – спать. Спать, младший сержант милиции!

– Я уже не младший сержант, а сержант, – слабо возразил Вова. – Мне присвоили.

– Ладно, какая разница, – хохотнул Давид, – все равно – не генерал.

Когда Вова проснулся, Давид был уже умыт-побрит и все такое. И приятно попахивал дезодорантом. Он сидел на кухне и читал газету.

«Во, дает, – подумал Вова, – уже и за газетой сбегал!»

Он пофыркал в ванной и ринулся к холодильнику, желая загасить пылавшие внутри угли. Но в холодильнике ничего не было! Нет, он не был пустым, но водка, вино и даже пиво начисто отсутствовали. Давид комически развел руками:

– Нету!

– Так было же! – удивился Вова.

– Было, – согласился Давид.

– Так надо же!

Давид, коротко хохотнув, открыл холодильник и извлек оттуда четыре пакета кефира. Молча поставил на стол литровую кружку и вылил в нее содержимое первого пакета.

– Пей!

– Поможет? – не поверил Вова.

– Поможет.

Вова, не щадя горла, всосал охлажденный молочнокислый продукт.

– Ну как? – спросил Давид.

Вова помолчал, прислушиваясь к тому, что происходит в утробе, потом пристукнул опорожненной кружкой:

– Еще!

Вова, как известно, был человеком крупным, но и кефира было немало, и когда две массы – Вовы и кефира – пришли в соответствие, бизнесмену полегчало.

– Никогда бы не подумал!

– Одевайся, – распорядился Давид. – Чистенько.

– Так я сегодня на клуб не еду, – запротестовал Вова. – Я вообще не езжу на клуб по воскресеньям.

Упоминание о клубе вернуло Вову к беспощадной действительности, и весь ужас ситуации навалился на него, как груз на грудь упавшего человека.

– Я выпью? – предложил он. – Куда ты заховал?

– Нет, – сказал Давид. – Выпить – дело нехитрое. Успеешь еще. А сейчас – поехали. Моя машина возле дома. На ней и поедем.

Вова пожал плечами и покорился.

В машине молчали. Вова был погружен в глубокое раздумье, Давид безмолвно крутил баранку.

Наконец припарковались недалеко от церкви.

– Куда ты меня привез? – спросил Вова.

– Это – храм. Никольская церковь.

– Зачем?

– Ступай в церковь, отстой службу.

– С чего это? Я с детства не ходил.

– Ты же – верующий? – спросил Давид.

– По правде?

– По правде.

Вова пожал плечами:

– А кто его знает!

– Крест носишь?

– Крест ношу, – согласился Вова и дотронулся до того места, где начинался живот. Давид приобнял Вову за плечи и мягко проговорил: