Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– Хочу мир посмотреть, – объявила Аурика Георгиевна и, кивнув в сторону Полины, добавила: – И эту с собой возьму, пусть посмотрит.

– И меня возьми, – с издевкой попросила мать Валечка и подмигнула сестрам.

– Не возьму, – тут же отказала ей Аурика и возобновила разговор о суррогатном материнстве. – Мировая практика, – подытожила она и высокомерно посмотрела на своих отставших от жизни детей.

– Много она знает! – потом успокаивала Алечку Наташа и лихорадочно соображала, как помочь племяннице. – А если усыновить?

– Мальчика? – сквозь слезы улыбалась Альбина Михайловна Спицына, терявшая всякий контроль над собой, когда речь заходила о внуках, которых ей не видать, как своих ушей.

– Почему мальчика? – недоумевала Наталья Михайловна.

– Ты же сказала «усыновить», – напомнила ей Аля.

– Ну, я с таким же успехом могла бы сказать и «удочерить».

– Но не сказала же, – повела головой Алечка.

– Ну так скажу, – пообещала Наташа, думая уже совершенно о другом.

За мыслью старшей сестры Аля категорически не успевала, поэтому и продолжала говорить о своем:

– Какая разница: девочка или мальчик, как-то я не очень в это верю. Такая волокита!

– А ты как хотела? – озадачилась Наталья Михайловна и пообещала проконсультироваться с юристами прежде, чем поговорит с Лерой.

Аля мучительно боялась ответственности, поэтому на разговор с дочерью не решилась. Зато в бой рвалась отчаянная Валечка, возлюбившая мир после очередного возвращения блудного художника, истосковавшегося по ее крупному и благодарному на ласки телу.

– Нет! – в три голоса заорали старшие сестры на Валю, вспомнив, что вышло в прошлый раз, когда Аурика Георгиевна решила провести с внучкой воспитательную беседу.

– А я-то тут при чем? – возмутилась Валечка, оскорбленная до глубины души. – Кому, как не мне, с Леркой разговаривать? – наскакивала она на сестер. – Между нами всего четырнадцать лет разницы. Можно сказать, одно поколение.

– Ну и что? – не могла понять ход мыслей сестры Наталья Михайловна.

– А то! – приосанившись, ответила Валечка. – Молодая женщина быстрее поймет молодую женщину. Вы что? Запамятовали, какого вы года выпуска?

– Ты намекаешь, что мы старухи? – ахнула Ирина. Она вообще довольно часто ахала там, где ее сестры, если не брать в расчет Алю Спицыну, презрительно поджимали губы или иронизировали.

– А ты как думала? – проворчала Наташа. – Три старухи под окном пряли поздно вечерком… Валя, – сменила она интонацию, и на ее лице появилось хорошо знакомое по совещаниям ректорское выражение: – Я категорически запрещаю тебе вступать в какие-либо переговоры с Лерой. Категорически!

– Это еще почему? – враждебно поинтересовалась Валечка.

– Имею право, – сухо и тоном, не терпящим возражений, заявила Наталья Михайловна.

– Сейчас, разбежалась, – отказалась подчиниться Валечка. – Ты сейчас кто?

– В смысле?

– В смысле: ректор или сестра?

– Сестра.

– А вот коли ты сестра, – Валечка грозно ткнула указательным пальцем по направлению к ней, – то не имеешь никакого права мне что-либо и когда-либо запрещать. Понятно? Без тебя как-нибудь разберусь!

Наталья Михайловна, сощурив глаза, внимательно посмотрела на Валин палец, а потом, вскинув голову, объявила:

– Тогда я ректор.

– Все равно не имеешь, – смело продолжала наскакивать на нее та, которая занимала должность главного бухгалтера во вверенном Наташе вузе.

– Это почему?

– Это потому, что вопрос, который мы с тобой обсуждаем, не относится к числу производственных, а относится к числу семейных. Соответственно, как мой непосредственный начальник, ты можешь запретить мне только то, что касается моих прямых обязанностей главного бухгалтера. Да и то…

– Что «и то»? – Наталья Михайловна помрачнела.

– Да и то! – никак не желала подчиниться требованиям сестер Валечка. – Кроме тебя, надо мной есть еще и акционеры, которые мной, если верить моему дорогому ректору, довольны, о чем свидетельствует размер премий, который ты и утверждала. Поэтому успокойся и не лезь в бутылку.

– А по-моему, в бутылку лезешь ты, – спокойно и жестко отметила Аля и с негодованием посмотрела на младшую сестру.

– А кому еще лезть, – досталось и ей. – Если мать моей племянницы, врач с почти тридцатилетним стажем, не может обсудить с собственной дочерью вопрос, так сказать, не терпящий вмешательства со стороны. Ты зачем всякий раз нас подключаешь, а потом обижаешься, когда что-нибудь не по-твоему выходит? Ответственности боишься? – вдруг точно определила характер проблемы Валечка. – Главное, жопы резать – она ответственности не боится, а поговорить с дочерью об усыновлении ребенка ей страшно! Это почему?

– Да потому, что я знаю Леру, – перешла на крик обычно выдержанная Алечка и заплакала, закрыв лицо руками.

– Тогда – тем более, – начала успокаиваться Валентина Михайловна, она уже искренне жалела о том, что довела сестру до слез.

– Девочки, – запричитала Ирина и попыталась просунуть под сомкнутые ладони Али носовой платок: – Валя! Наташа! Ну, что же вы так?! Не видите, что ли, как Алька переживает…

– Все переживаем, – вдруг устало выдохнула Наталья Михайловна и уже без злобы взглянула на Валентину. – Значит, так, хватит лить слезы и орать, давайте думать.

– А что тут думать? – опять вскочила Валечка, обиженная на сестер за проявленное недоверие. – Вашей Лерке двадцать девять лет. Как говорит наша маман, «далеко не девственница». Чего вы боитесь?!

– Она до сих пор родить надеется, – выдала дочернюю тайну Алечка.

– Я тоже надеялась, – похоже, Валентина Михайловна сегодня была лишена сентиментальности любого рода. – И Ирка надеялась. В результате – одна без матки осталась, а я сама на этом деле крест поставила. И ничего: живу без детей и радуюсь. Потому что, как только на тебя посмотрю, сразу отпадает охота детей иметь. И спасибо маман, она сразу мне честно сказала: «Не верь!»

– Чему «не верь»? – не поняла Аля.

– Тому, что без детей жить невозможно. Возможно. Ну, а если так хочется – бери и усыновляй. Хорошо, мне никто не подсказал тогда, что такая возможность существует. А то бы усыновила и сейчас бы, как ты, прыгала: ой, не говорите, ой, не знаю, ой, девочка расстроится… Хватит нянчиться со здоровой и взрослой девкой.

– А чего же ты в бой рвалась? – ухмыльнулась Наташа. – Все про маленькую разницу в возрасте говорила, мол, молодая молодую быстрее поймет, дело тонкое потому что…

– А я, Наташенька, не забыла, как мучилась и в унитаз заглядывала: кровит, не кровит… Так хотела!.. И Лерку я понимаю. Вон, Ирку спроси: хорошо это или плохо? А сейчас вот вас послушала и решила: совсем тетки охренели! Носятся с этой куклой, как с писаной торбой. Отвалите от нее все, и пусть живет спокойно.