Николай Семченко - Горизонт края света

И договор был заключён. Камчадальский князец бросил в очаг маленького деревянного идола – на счастье, подал знак священному жупану 41, стоявшему у входа:

– Подавай!

Жупан, дрожа от страха – никогда не видел таких могучих бородатых мужчин! – шагнул к гостю, робко протянул чашу с темной густой жидкостью. Атласов немного отхлебнул, и почти мгновенно приятное тепло стремительно разлилось по всему телу.

– Большой огненный вождь, наверное, желает настоящей настойки из сушеного мухомора? – услышал Атласов вопрос князца. – Может, отвар кипрея ему не нравится?

Мухомора Атласов не хотел. От бывалых якутских казаков он слышал, что, выпив настойки этого гриба, можно как бы помутиться разумом: начнут одолевать всякие чудные видения, а потом – рвота, до крови, и ломота в костях; хорошо, если жив останешься. Зато Иван Енисейский, сидевший толмачом, захотел-таки отведать камчадальского крепкого вина. Жупан, игриво поводя подчернёнными ресницами, протянул толмачу глиняную чашу.

– Не знаю, как у вас, камчадалов, а у коряков мухомор в такой чести, что они дают пьяному мочиться в какую-нибудь посудину, – сообщил он Купене, – и выпивают, прости господи, его стечь, и от этого так же бесятся, как те, которые грибную настойку пили…

– Тьфу! – сплюнул Атласов. – Не время беситься. Надо рассудок сильный иметь и крепость, чтобы выиграть бой с Шандалом. Не пей ты эту гадость, кипрея довольно…

А князец снова хлопнул в ладоши, и снова явился жупан. Перед собой он нёс на вытянутых руках большое блюдо с дымящимся мясом.

Купеня взял узкую полоску оленины с блюда и, встав перед Атласовым на колени, принялся совать угощение ему в рот. Владимир Владимирович шутки ради уступил хозяину, и князец – чик! – отрезал мясо ножом у самых губ гостя, и улыбался, и ласково кивал головой, и опять принимался – чик! чик! – тыкать мясом в губы приказного, громко приговаривая:

– Та! 42

Не успел Атласов отведать мяса таким оригинальным способом, как в землянку спустились по лестнице женщины с деревянной бадьёй. Её установили перед Атласовым на специальной подставке.

– Толкушу кушать будем! – возвестил князец. – Самая вкусная наша еда!

Толкуша, приготовленная из кислых ягод, кетовой икры, нерпичьего жира и каких-то пряных корешков, пришлась казакам по вкусу: и кисла, и сладка, и сытна – ешь-не наешься!

– А что за корешки добавлены в толкушу? – полюбопытствовал Атласов. – Вкусом похожи на сарану. Едал подобное у коряков. Да и чукчи сарану на зиму припасают – сушат на вешалах…

– Наши женщины эти коренья выменивают у мышей, – серьёзно ответил Купеня. – Осенью приходят к их норкам, говорят: «Эй, маленький народ! Мы с вами меняться будем!» Берут у мышек корешки, взамен оставляют сушеное мясо, рыбу, икру. Мышек обижать нельзя. Если их совсем без пищи оставить, то они обидятся – откочуют в тундру подальше от юрт, иные и вовсе в своё небесное стойбище уходят: найдут рогульку и давятся в ней. От горя. Понимает мышка: так и так без запасов зимы не пережить – лучше повеситься. Человек должен уважать всех, с кем рядом живёт.

Подивившись такому оригинальному способу добычи кореньев, Атласов с удовольствием отведал и чуприков – рыбы особого копчения, и сушёной икры, смешанной с толченой корой ивы, и ароматных трав, отмоченных в воде. А от хуйгула все казаки к немалому удивлению хозяев отказались. Очень уж деликатное кушанье! Хуйгул – кислая рыба, выквашенная в земляных ямах без соли, и её острого, смрадного духа, не зажав носа, вытерпеть невмочь.

Желая-таки увеселить гостей, Купеня вызвал из острожка камчадальских девок. Пугливо озираясь и прикрывая лунообразные лица, они расселись в круг, пошептались и, успокоившись, принялись искоса рассматривать мельгытангов и прыскать в кулаки – совсем как русские девки на якутских посиделках. Но Купеня, хлопнув в ладоши, что-то гортанно выкрикнул, и одна камчадалка, самая стройная, встала в центр круга и запела, отбивая такт руками: «Хама-хама– ик-ик!» 43. К ней тут же присоединилась другая – проворно завертелась, закричала голосами разных зверей и птиц, и столь хитро она это делала, что в одном голосе три разных слышалось. Остальные девки пошли вкруг них хороводом, притоптывая и припевая.

Захмелевший Атласов глядел-глядел, похлопывал-похлопывал в ладоши и, вконец разгорячённый весельем, вдруг предложил:

– Послушай, друг Купеня, хочешь, научу вас русскому танцу?

– Танцу мельгытангов? – просиял князец. – Ай, хорошо! Купеня желает учиться пляскам сыновей богов!

Он, пошатываясь, поднялся на ноги и велел своим танцоркам остановиться. Те, хихикая, кинулись врассыпную по тёмным углам княжеской землянки.

– Старейшины, сюда! – позвал Купеня. – Будете смотреть, как Купеня плясать станет. Совсем как мельгытанин…

– Отчего ты один? – возразил Атласов. – Пусть все учатся!

– Нельзя, – заупрямился князец. – Сначала научусь я, потом мой старший сын, потом другие знатные люди, и так до последнего бедного старика моего стойбища – по родовитости и знатности

– Чины, значит, соблюдаете? – нахмурился Атласов. – Я-то думал, всё у вас по-простому…

– Танцы – это камлание, камчадал просто так не танцует – он камлает, – серьёзно ответил Купеня. – Это очень важное занятие. Я первым должен научиться, потом – все остальные….

Атласов встал и, как ни крепок был, с удивлением почувствовал: хмелён! Ох, и крепки напитки у камчадалов, пожалуй, осторожность не помешает – как бы не упасть, то-то смеху будет! Казаки глядели на него, ожидая начала. Камчадалы тоже замерли, и даже женщины в углах перестали прыскать и шептаться – вытянув шеи, с любопытством уставились на вождя мельгытангов.

Атласов вышел в центр круга, топнул ногой, горделиво подбоченился и, мелко-мелко переступая ногами, прошелся, потом – вприсядку, и застучал сапогами, и такие коленца завыделывал, что даже казаки, прежде не видевшие своего предводителя в подобном веселье, удивлённо ахнули.

Купеня, стараясь повторить движения учителя, вызывал взрывы хохота и визга женщин: вприсядку у него не получалось – скорее выходило похоже на походку раскормленного гусака.

– Ладно, – остановился Атласов, сдерживая дыхание. – Сегодня будем хороводы водить.

Он велел Купене взять за руку старшего сына, тот ухватил жену князца, та – важного старика в малахае, и постепенно образовался круг.

– А теперь пошли!

Вся компания, раскачиваясь из стороны в сторону, двинулась по кругу. Шаман бил в бубен, два молодца изо всех сил колотили по полому бревну, а бритоголовый старик, потешно надувая щёки, дул в бараний рог – под такой аккомпанемент хоровод вышел из землянки. Причём, некоторый его порядок был нарушен вынужденным карабканьем по лестнице, но на воле хоровод быстро восстановился. Вовлекая в себя всё новых и новых людей, он походил на капусту: внутри кружился Купеня с семейством, вокруг них – старейшины, их взяли в кольцо воины, тут же вертелись, повизгивая и вскрикивая, детишки…