Йоханнес Зиммель - История Нины Б.

— Опять жрать хочет эта Пуппеле. — Бруммер протянул собаке бутерброд, и она тотчас же выхватила его из руки. — Нашей женушке уже гораздо лучше. — Он посмотрел на меня. — К собаке привязываешься как к человеку. Она даже спит в моей кровати. — «А где же тогда спит фрау Бруммер?» — подумал я. — Да, моя старушка, ты лучше всех, даже несмотря на то, что тебе в свое время не подрезали уши… — В его голосе слышалось явное негодование. — Понимаете, Хольден, есть такие люди, которые подрезают боксерам уши. И только потому, что это считается шиком. Просто свинство какое-то. Если бы меня спросили, я предложил бы их всех засадить в тюрьму. — Он угрожающе засмеялся. — Я прав? Вам что-то не нравится, Хольден?

Я подумал, что надо как-то отреагировать на это. Я взял бутерброд с сыром и спросил:

— Господин Бруммер, а что вы предпримите против газеты «Тагесшпигель»?

— А с какой стати вы вспомнили «Тагесшпигель»?

— «Тагесшпигель» пишет, что у вас какие-то неприятности в бизнесе и что именно поэтому ваша жена пыталась покончить с собой.

Его лицо омрачилось.

— Они просто свиньи, — сказал он. — Да, у меня есть определенные трудности, и это огорчало ее, очень огорчало. — Его глаза превратились в щелочки, и он почти неслышно прошептал: — Но я буду защищаться… Давайте вернемся в Дюссельдорф! Эти свиньи хотят расправиться со мной… Вот вернемся из советской зоны, тогда посмотрим, Хольден! Вот тогда я рассчитаюсь со всеми! — Он бросил остаток хлеба в ручей. — Моя бедная женушка! Она все так близко принимает к сердцу, потому что любит меня. Во всем мире есть только три человека, которые меня любят, Хольден, — он подтянул штаны и направился к машине, — это моя жена, старая Мила и моя Пуппеле. Соберите бумагу и бутылки.

— Слушаюсь, господин Бруммер, — сказал я и подумал, что Юлиус Бруммер причисляет к трем любящим его людям и старую собаку. Я подумал также и о молодом господине Ворме с шелковистыми ресницами.

Стрекозы исполняли свой танец на поверхности воды, сквозь листву старых деревьев косо падали солнечные лучи. Я получил удовольствие оттого, что перекусил на берегу этого ручейка. Бутерброды оказались очень вкусными, а пиво — с горчинкой. Настоящее «Пльзеньское», разлитое на пивоваренном заводе.

Автобан, казалось, плавился от жары.

Миновав Альсфельд, я ехал со средней скоростью в сто тридцать километров. За окном свистел ветер. Старый пес спал между нами. Бруммер курил толстую сигару. Сначала мы ехали в гору, делая многочисленные повороты между Нидерроссой и Кирххаймом, потом, в районе городка Бад Херсфельд, опять спустились на равнину. Маленькие белые облака на горизонте устремлялись ввысь. Местность просматривалась очень далеко. Мы увидели зеленые поля и между ними поля темно-коричневого цвета. Здесь было множество деревень. Бросались в глаза белые стены и красные черепичные крыши домов, а также множество кирх. Кирх здесь было действительно очень много.

После Бад Херсфельда мы съехали с автобана в сторону Фульды. Здесь опять начался подъем. Шоссе протянулось по лесистой местности, и деревья вплотную обступили его. Деревья были темно-коричневые, иногда даже черные. Мы вдыхали прекрасный лесной воздух. Здесь опять стало прохладнее. Мы обогнали длинную колонну американских военных машин: открытые двухтонные грузовики и тяжелые танки, джипы и бронетранспортеры. В грузовиках сидели солдаты в касках и в пятнистой форме. Из танковых люков торчали головы танкистов в кожаных шлемах с наушниками. В джипах было много офицеров. За рулем, как правило, сидели негры.

На всех съездах с автобана я видел пестрые флажки и одиноких солдат с автоматами. Я насчитал семьдесят танков и более ста грузовиков. А джипы я вообще не считал, их было слишком много.

— Учения, — Бруммер стряхнул пепел с сигары. — Американцы проводят крупные учения. — Он опустил окно и выставил из него свою маленькую розовую ручку. Несколько солдат помахали ему в ответ. — Если бы я был хорошенькой девушкой, они бы мне все помахали, — сказал он.

Мы обгоняли грузовики и танки. Танки были выкрашены в камуфляж, в зеленый и коричневый цвет. На башнях, к которым были прикреплены каски и накидки, высились длинные антенны. Танки, джипы, а также многочисленные грузовики двигались на восток.

— Вы служили, Хольден?

— Так точно, господин Бруммер.

— В каких частях?

— В танковых.

— А что вы скажете об этих штучках? Впечатляет, а?

— Впечатляет.

— Хотя все это выглядит несколько смешно, если подумать о том, что есть водородные бомбы.

— Да, это довольно смешно.

— Сигару хотите?

— Нет, спасибо, господин Бруммер.

Справа от автобана стали появляться щиты с надписями на английском и немецком языках: «Внимание! До границы зоны осталось 150 метров!».

Автобан опять потянулся по равнине. На восток все очень хорошо просматривалось. Мы опять увидели деревни и дома с белыми стенами и красными крышами, зеленые и золотисто-желтые поля и пашни между ними. Потом я увидел небольшой городок с огромным количеством дымящих труб.

— Это Айзенах, — сказал Бруммер, — это уже у них, в зоне.

— Точно, — ответил я.

Собственно говоря, ландшафт и тут и там был один и тот же. Там все было очень похоже на наше. Только по краям автобана теперь стали появляться деревянные вышки, и, кроме того, мы увидели несколько дотов. На лугах, мимо которых мы проезжали, попадались мужчины в зеленой форме. Они были вооружены винтовками. Одни катили рядом с собой велосипеды, другие были с собаками, а некоторые стояли, поднеся к глазам бинокли, и смотрели в сторону города с большим количество труб, который назывался Айзенах и был расположен уже «там».

Неожиданно автобан оборвался перед взорванным мостом. Здесь были щиты на трех языках, из надписей следовало, что до таможенного пункта Херлесгаузен-Варта осталось 25 километров и что отсюда надо ехать по второстепенной дороге.

Преодолевая ухабы, наш «Кадиллак» выехал на шоссе, на равнину, где мы увидели стадо коров. За последние полчаса стало заметно тише. Нам встретилось всего несколько машин. На некоторых уже были белые номера советской зоны. Шоссе оказалось очень узкое и очень пыльное, и нам пришлось закрыть все окна в машине. Местность выглядела все беднее и беднее. Выражение лиц работавших на полях людей было мрачным и серьезным.

— Вот мы и попали в задницу земли, — сказал Бруммер.

Вокруг стоял лес с искривленными деревьями. Мы проехали грязную деревушку, бензоколонку, магазинчик, детишек, ковыряющих в носу. Песок и пыль. Дома из сырого кирпича.

— Здесь никто ни во что не вкладывает деньги. Дороги отвратительные. Все уже тратится на новую войну.