Клаус Манн - Мефистофель. История одной карьеры
- Название:Мефистофель. История одной карьеры
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1970
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Клаус Манн - Мефистофель. История одной карьеры краткое содержание
В основе сюжета лежит история духовной деградации друга молодости Клауса Манна – знаменитого актёра Густафа Грюндгенса. Неуёмное честолюбие подвигло его на сотрудничество с властью, сделавшей его директором Государственного театра в Берлине.
Актёр из Гамбурга Хендрик Хофген честолюбив, талантлив, полон свежих идей. Но его имя даже не могут правильно прочитать на афишах. Он даёт себе клятву, во что бы то ни стало добиться славы, денег и признания. За вожделенный успех он продаёт свою душу, но не Дьяволу, а нацистам. Только позже, полностью попав под пяту Третьего Рейха, он понимает свою ошибку.
Мефистофель. История одной карьеры - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Тем не менее премьера «Гамлета» имела бурный успех. Для современной берлинской публики главным достоинством актера были не чистота и сила исполнительского мастерства, а близость с властью. Впрочем, вся постановка была рассчитана на то, чтобы произвести впечатление на сидевших в партере высоких военных чинов, кровожадных профессоров, а также на их не менее воинственно настроенных подруг. Режиссер грубо и демонстративно подчеркнул северный характер шекспировской трагедии. Действие происходило на фоне аляповатых, тяжелых декораций, скорее годных для создания фона к «Песне о Нибелунгах». На сцене, тонувшей в мрачных сумерках, все время бряцали мечи и раздавались хриплые крики. Посреди этих неотесанных типов Хендрик выделялся трагической напыщенностью и жеманством. Один раз он позволил себе такую выходку: в течение нескольких минут неподвижно сидел за столом и демонстрировал потрясенной публике только свои руки. Лицо оставалось в тени: руки, выкрашенные известково-белым цветом – и ярко освещенные прожекторами, – лежали на черной столешнице.
Директор выставлял свои некрасивые руки, словно некие драгоценности. То ли из озорства – чтобы посмотреть, как далеко можно позволить себе зайти, – то ли чтобы помучить самого себя. Ибо он сам тяжко страдал, выставляя напоказ свои широкие, вульгарные пальцы.
«Гамлет – это подлинно германская драма, – объявил доктор Ириг в своей предварительной рецензии, вдохновленной министерством пропаганды. – Датский принц – великий символ всего немецкого. В нем выражена часть нашей глубочайшей сущности. Гельдерлин говорил о нас:
Ибо вы – немцы и вы тоже
Бездеятельны и богаты мыслями.
Гамлет являет собой также и опасности, таящиеся в немце. Он сидит в каждом из нас, мы должны его преодолеть. Ибо нынешний час требует от нас действия, а не одних только мыслей и разлагающего самоанализа. Провидение, пославшее нам фюрера, обязывает нас к действиям во славу нации, которых Гамлет, этот типичный интеллектуал, чурается, от которых уходит далеко в царство мечты».
Все сошлись на том, что Хефген в своей интерпретации Гамлета дал почувствовать трагический конфликт между жаждой деятельности и глубиной мысли, конфликт, столь интересно отличающий немецкого человека от всех остальных живых существ. Ибо он показал принца эдаким сорвиголовой, даже хулиганом, страдающим нервным расстройством. И его зрители с полным пониманием отнеслись как к хулиганству, так и к истерии, так как попривыкли и к тому и к другому.
Директор – костюм его и впрямь был столь ловко сработан, что придавал ему юношески стройный облик, – много раз выходил на аплодисменты. Рядом с ним раскланивалась его молодая супруга, Николетта Хефген, несколько странная и скованная, но впечатляющая – особенно в сценах безумия – Офелия.
Премьер-министр, сверкающий пурпуром, золотом и серебром, и его Лотта, мягко сияющая лазурным взором и нарядом, стояли рядышком в своей ложе и рьяно аплодировали. То был знак примирения всемогущего со своим придворным шутом. Мефистофель – Хендрик воспринял его с благодарностью. Прекрасный и бледный в своем костюме Гамлета, он отвешивал глубокие поклоны высокой чете. «Лотта снова в меня втюрилась», – думал он, прижимая правую руку к сердцу жестом, свидетельствовавшим о полном изнеможении и, однако же, красиво закругленным. Его большой, с особой тщательностью загримированный темно-красный рот изобразил взволнованную улыбку; под круглыми, черными дугами бровей сверкали обольстительные, сладкие и холодные огни; впалые страдальческие виски облагораживали лицо и придавали трогательность его злодейскому обаянью. Госпожа генеральша авиации взмахнула шелковым платочком того же лазоревого цвета, что и ее платье. Генерал оскалился. «Я снова вошел в милость», – облегченно подумал Гамлет.
Он отклонил все приглашения, изнеможенно извинился и приказал отвезти себя домой. Уже сидя один у себя в кабинете, он заметил, что сна ни в одном глазу. Он был растерзан и возбужден. Громкие аплодисменты не заглушили мысли о том, что он банкрот, он не состоялся, из него ничего не вышло. Хорошо и важно, что благосклонность толстяка, из-за которой он так дрожал, вновь завоевана. Но даже и этот значительный и важный итог вечера не мог утешить и отвлечь его от мыслей о фиаско. Его высокие запросы – лучшая сторона его честолюбия – не удовлетворены. «У меня не получился Гамлет, – думал он скорбно. – Газеты станут уверять, будто я до мозга костей датский принц. Но это ложь. Я был фальшив, я был плох – на такую самокритику меня еще станет. Когда я вспоминаю тот пустой голос, каким я декламировал «Быть или не быть…» – все во мне сжимается…»
Он опустился в кресло, стоявшее у раскрытого окна. Книгу, попавшуюся под руку, он бессильно отложил в сторону: то были «Цветы зла», они напомнили ему о Джульетте.
Из окна был вид на темный сад, оттуда подымались запахи цветов и сырости. Хендрик продрог, он запахнул на груди шелковый халат. Какой месяц теперь? Апрель? Или начало мая? Ему вдруг стало так грустно, давно уже он пропускает приближение весны и момент ее дивного превращения в лето. «Этот проклятый театр, – подумал он с болью и злостью, – он буквально пожирает меня. Из-за него я упускаю жизнь».
Он сидел с закрытыми глазами, когда его окликнул грубый голос:
– Эй! Господин директор!
Хендрик вскочил.
Какой-то тип забрался из сада к нему в окно; это был акробатический номер; частокол отсутствовал. Странная фигура появилась в оконной раме. Хендрик страшно напугался. В течение нескольких секунд он решал, уж не видение ли это, не примерещилось ли, не результат ли это нервного перенапряжения? Но нет, этот тип не был похож на галлюцинацию. Было совершенно ясно: это живой человек. На нем была серая кепка и грязная голубая блуза. Верхняя часть лица пряталась в глубокой тени. Нижняя часть была покрыта рыжей щетиной.
– Чего вам надо?! – закричал Хефген и стал нащупывать звонок, который стоял у него за спиной на письменном столе.
– Не кричи ты! – сказал незнакомец не без грубого добродушия. – Я ведь тебе ничего не делаю.
– Чего вам от меня надо? – повторил Хендрик чуть потише.
– Я пришел только для того, чтобы передать тебе привет от Отто, – сказал человек в окне. – Привет от Отто.
Лицо Хендрика побелело, как шелковый платок у него на шее.
– Я понятия не имею, о каком Отто вы говорите. – Голос его был почти беззвучен.
Короткий смешок, которым ему ответили с окна, прозвучал довольно жутко.
– Ну что, поспорим, что ты его еще вспомнишь? – дразнился посетитель. И уже совершенно серьезно он продолжал: – В последней записке, которую я получил от Отто, было черным по белому написано, чтобы мы передали тебе привет. Только не подумай, что я к тебе пришел шутки ради. Желания Отто мы уважаем.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: