Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

— Хорошо, — сказал я, — тогда заберите у него рукопись. Наш с вами контракт еще в силе. Пока я работаю с вами по контракту, вы согласно закону о профсоюзах не можете работать с другим автором. Скажите Коллинзу, что вам жаль. Это моя работа! Я хочу закончить ее! Или увольте меня, если вам так лучше! Тогда вы сможете взять столько авторов, сколько захотите.

Он тяжело дышал и молча смотрел на меня.

— Вы меня поняли?

Он кивнул.

— И то ж?

Он снова встал:

— Джимми…

— Сядьте!

Но он покачал головой и продолжал стоять.

— Джимми, я надеялся, что вы избавите меня от этого. Если вы отказываетесь признать Коллинза, тогда… — Он набрал в грудь воздуха, теперь глаза его действительно были влажными.

— Тогда…

— …тогда я вынужден вас уволить, — тихо произнес он и снова сел.

После этого мы какое-то время молчали.

— Теперь вы можете мне налить еще виски, — наконец сказал я.

Он наполнил стаканы, сделав он это так неуверенно, что немного янтарной жидкости пролилось на мою кровать. Мы выпили.

— Спасибо, — сказал я.

— Вы признаете Коллинза? — спросил он еще тише.

— Нет. Уже из одного самоуважения — нет.

— Тогда, тогда…

— Да, Джо, конечно. Вы рассчитаетесь со мной еще до конца недели.

— Вы злитесь на меня?

— Нет, — сказал я, — я почти влюблен в вас.

— Господи, что за ужасная профессия! В самом деле, Джимми, я ненавижу этот фильм! Я ненавижу его! Вы мне друг, и я должен вам это сказать! Теперь, если у вас будут проблемы… О нет, я должен! Что я мог сделать?

— К примеру, хоть раз иметь свою точку зрения. Не всегда верить последнему человеку, с которым вы разговаривали!

Он покачал головой:

— Ситуация гораздо хуже, мой мальчик! Здесь, в Мюнхене, я ни с кем не разговаривал, ни с кем.

— Тогда откуда появилось ваше решение избавиться от меня?

— Оттуда, — произнес он почти шепотом, — с побережья.

Мы всегда говорили «побережье», когда имели в виду Голливуд.

— А, — сказал я. Он был прав: это действительно было еще хуже.

— Вместе с сообщением о том, что перечислены деньги, пришло еще одно, — продолжал он, — и в нем говорилось, что я должен поручить Коллинзу переписать ваши диалоги. Должен, Джимми, понимаете? Вы можете посмотреть это сообщение, если вы мне не верите!

— Я вам верю.

— Я же простой исполнитель! Я должен делать то, чего от меня потребуют с побережья. Я перед ними отвечаю за все! Они же мне платят!

— Кто же это там прочитал?

— Что? — Он непонимающе смотрел на меня.

— Мой сценарий.

— Халлоран. Он дал экспертную оценку.

Халлоран был драматургом, очень добросовестным, честным и порядочным человеком. Люди Шталя очень доверяли ему, и я тоже. Он был неподкупным, умным и знал толк в своей профессии.

— И что же?

— Он сказал, что сюжет в порядке. Но диалоги не очень. — Два последних слова Клейтон произнес по-немецки. Я посмотрел на темный сад за окном и почувствовал, как широкой, тяжелой и ленивой волной снова накатила боль.

— Он сказал, что диалоги совсем плохие?

— Да, Джимми. Он сказал, что вообще ничего не понимает, вы же достаточно хороший автор, но в этот раз просто не справились. Работа рассеянна, бессердечна, поверхностна и пуста. — Я кивнул и ухмыльнулся. — Что он бы не советовал снимать фильм по сценарию в том виде, в каком он сейчас. — Моя голова сама кивнула, а мой рот сам ухмыльнулся, я казался себе куклой. — Мне очень жаль, — повторил бедный Клейтон.

— Это хорошо, Джо. Вы ничего не можете поделать. Конечно, это все неприятно. Но знаете, что самое неприятное? Что теперь я — о господи! Совершенно лишен уверенности! Кажется, у меня способности к самооценке! Я часто писал дерьмо, но тогда я сам знал, что это дерьмо! Только в этот раз, Джо, в этот раз, верите вы мне или нет, я надеялся, что написал хорошую книгу. Включая диалоги, которые нужно было только немного улучшить, немного! Я думал: они уж и так чертовски хороши! Собственно, об исправлении я говорю только из тщеславия! Чтобы услышать немного похвалы, понимаете?

— Да, Джимми, — сказал он смущенно.

— И вот приходит Халлоран и говорит, что диалоги рассеянны, бессердечны, поверхностны, пусты и глупы.

— Глупы — нет, — сказал Клейтон. — Он не сказал, что глупы.

— Нет?! — закричал я. — Он не сказал, что глупы! И это повод, чтобы отпраздновать, Джо! Налейте мне еще стакан виски!

Он подал стакан.

Я выпил.

— Джимми, я правда не знаю, что мне сказать. Я охотно хотел бы вам помочь. Поверьте, эта проклятая, жалкая, грязная работа губит людей и убивает души! Возьмите бедного Любича! Тот должен был умереть в пятьдесят пять лет.

— Перестаньте меня утешать.

— Вы знаете, о чем я?

— Да, Джо, я знаю. Вам не пора идти?

Он встал.

— Вы имеете в виду…

— Я не имел в виду ничего плохого, — сказал я. — Я только хотел бы побыть один.

— Ну, хорошо! — Он взял свою шляпу и протянул мне руку. — Не принимайте это слишком близко к сердцу, Джимми. Что я сказал — я сказал!

— А что вы сказали?

— Что я снова хочу работать с вами — в Испании.

— Ах да.

— И еще, Джимми: на побережье ни один человек об этом не узнает, тут вы можете быть совершенно спокойны. Мои люди порядочны — а Халлорана вы сами знаете.

— Да, — произнес я, — Халлорана я знаю.

— Ну, тогда пока!

— Пока, Джо, — сказал я.

Как только он закрыл за собой дверь, зазвонил телефон. Это была Маргарет. Она спросила, как я себя чувствую.

— Спасибо, великолепно.

— Я звоню сейчас, потому что Тед достал билеты в театр и потом у меня не будет времени.

— И куда вы идете?

— На «Фиделио». Ты ведь не злишься?

— Ради бога, конечно нет.

— Тед думал, я должна была отказаться.

— Конечно нет, Маргарет!

— Я завтра снова зайду.

— Отлично.

— Профессор уже был у тебя?

— Нет.

— Он мне обещал сегодня еще раз осмотреть тебя. Завтра начинается обследование. Он сказал, что ты должен сначала один день хорошенько отдохнуть. Да, Рой, чуть не забыла: мы встретили в баре Клейтона! — Я вздрогнул. — Он мне сказал, что побережье и немецкий кинопрокатчик были в восторге от твоего сценария! — Добрый толстый Клейтон. — Разве это не прекрасно?

— Прекрасно.

— Он уже был у тебя?

— Да.

— И он сказал тебе это?

— Да, Маргарет.

— Видишь! А кто вас свел?

— Ты, Маргарет! — Я отчетливо чувствовал, что она была не одна. — Ты одна?

— Нет, со мной, Вера и Тед мы все еще сидим в баре! — Голос Теда прокричал что-то непонятное. — Они передают большой привет!

— Спасибо, — сказал я.

— Ты видишь, я уже знаю, с кем ты можешь работать!

— Да, Маргарет!

— Я твой маленький менеджер! Я еще сделаю из тебя автора, пользующегося самым большим спросом в мире!

Я представил себе, как она с сияющим лицом сидит за стойкой, кивая Бакстерам, и как Бакстеры ею восхищаются.