Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

— Как вы себя чувствуете? — спросило лицо, которое напомнило мне Вогта. Оно плавало в молочном свете блестящего купола.

— Хорошо, спасибо, — сказал я, но я уже не слышал собственного голоса. Лицо уплыло.

Медсестра закрепила мои руки. Теперь я не мог больше шевелиться. В следующее мгновение у меня зачесался нос. Он чесался невыносимо, я пытался подавить раздражение, но мне это не удавалось. Нос чесался все сильнее.

— Нос, — сказал я.

— Что? — спросила медсестра.

— Почешите его, пожалуйста.

Она выполнила мою просьбу.

Со всех сторон подошли люди в белом и посмотрели на меня.

— Пожалуй, начнем, — сказал один из них.

Забряцали инструменты. Что-то зажужжало.

Невидимые руки коснулись моего голого черепа. Нет, думал я, нет же! Я же еще в сознании, я же все вижу и чувствую. Как вы можете начинать, если я все чувствую?

У меня опять зачесался нос.

Может, через час я умру, подумал я. Может, я вижу этот зал в последний раз. Может, в этот момент заканчивается моя жизнь …

На лицах были маски. Кто-то провел холодным предметом по моей голове. Если я умру, подумал я, я ничего не оставлю после себя. Ни печали, ни друга, ничего прекрасного, никаких достижений, никаких воспоминаний. Никакой ненависти. И никакой любви. Никакого примера. Ничего. Если порассуждать, моя жизнь не была красивой. Или все же… Иногда она была прекрасной. Несколько часов. Я попытался вспомнить какой-нибудь из таких часов. Но мне ничего не приходило в голову.

Нос опять начал чесаться.

— Пожалуйста, сестра, — пробормотал я. Она почесала меня левой рукой. А правой воткнула мне иглу в предплечье. Это было последнее, что я помню. В следующий момент свет погас, голоса стихли, и я провалился в шахту глубокого темного колодца.

На дне колодца стало опять светло.

Он был похож на задворки. Здания вокруг представляли собой руины, окна — темные дыры. Было холодно, небо было серым. Здесь валялись рухлядь и мусор всех видов, множество отходов и нечистот. Под голым каштаном стояла скамейка. На скамейке сидела Иоланта. Я увидел ее сразу же, как вошел во двор, и подошел к ней.

— Извини, я опоздал.

— Ничего, — ответила она, — я жду всего два года.

На ней была длинная светлая одежда, похожая на роскошную ночную сорочку. Она встала и пошла по пустынному двору.

— Нам надо торопиться, — сказала она, — поезд скоро отходит. Через мгновение она добавила: — Он последний.

Мы быстро пошли вперед, хотя земля была очень неровной. Казалось, наши ноги почти не касаются ее, мы парили над ней, как в полете. Мы покинули двор и вошли через низкий грязный коридор внутрь руин.

— Смотри, — сказала Иоланта. Она показала рукой в угол бывшей ванной комнаты. Там сидели две большие розовые крысы и серьезно смотрели на нас.

— Они тоже хотели уехать, — сказала Иоланта. — Но им не дали визу.

— Нужна виза?

— Это ввели несколько дней назад, — сказала она и кивнула крысам.

— Желаем счастья! — крикнула одна крыса.

— Спасибо, — сказала Иоланта.

Мы вышли на улицу. Это была пустая выжженная улица. Мертвые дома как призраки обрамляли ее с обеих сторон. Под полуразрушенными арками ворот в плетеных креслах сидели люди, все выглядело так, как будто был конец рабочего дня. Все люди на этой улице были в летней одежде. И все они были мертвы. Их провалившиеся глаза смотрели в пустоту. Иоланта здоровалась с ними, когда мы проходили мимо. Мертвецы не двигались. Но Иоланта продолжала сердечно их приветствовать.

— Они имеют большое влияние, — объяснила она мне.

— Где?

— В правлении вокзала, — сказала она и потащила меня дальше. Ее белое платье обвевалось вокруг нее. Поднялся сильный ветер, начался мелкий дождь.

Вокзал, до которого мы, немного поплутав, дошли, тоже был сожжен. Перед временными кассами стояли длинные очереди. Я хотел тоже встать в очередь, но Иоланта потащила меня дальше. Мы быстро обошли вокруг вокзала и подошли к маленькой деревянной двери, в которую Иоланта постучала. Открыл великан в белом халате. Похоже, он знал Иоланту, потому что кивнул и впустил нас в зал ожидания третьего класса. Он закрыл за нами дверь, схватил Иоланту и одним движением сорвал с нее платье. Под платьем на ней ничего не было. Он поцеловал ее. Я стоял рядом и не двигался. Поцелуй длился долго. Снаружи на платформе заревел локомотив. Великан отпустил Иоланту.

— Пойдемте, — сказал он. Он провел нас через зал ожидания в кабинет, где стоял большой письменный стол. Иоланта, как была, голая, и я, в обычном костюме, встали перед столом. За столом сидел профессор Вогт. На нем был плащ с поднятым воротником, он кивнул нам.

— Доброе утро, что вы желаете? — Он нас не знал. Великан что-то сказал ему на ухо. Лицо Вогта изобразило удивление.

— Ах так, — протяжно сказал он.

— Да, — сказала Иоланта и кивнула.

— А чем вы обоснуете свою заявку?

Речь шла о заявке на визу, неожиданно вспомнил я. Великан обещал свое посредничество, когда Иоланта ему отдалась. Иоланта советовалась со мной, что ей делать. Я сказал что-то про самоотречение. Она отдалась великану. И за это он содействует нам.

Вогт качал головой, смотрел на нас и ждал ответа, которого не было. Он продолжил:

— Вы должны обосновать свою заявку. Таково предписание.

— Мы хотим уехать, — сказала Иоланта.

— Этого недостаточно, — сказал Вогт.

— Мы не можем больше жить в этом городе, — сказал я.

— Этого недостаточно, — сказал Вогт. Великан считал, что должен что-то сделать для нас, он опять пошептался с Вогтом. Тот пожал плечами и посмотрел на нас. — Когда вы умерли? — спросил он.

— Уже давно, — ответил я.

— Назовите точную дату.

— Седьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, — сказала Иоланта. Она заметила, что взгляд Вогта остановился на ней, и прикрыла грудь руками. Вогт кашлянул и отвел взгляд.

— Тогда вы здесь уже давно.

— Мы относимся к тем, кто здесь дольше всех, — сказал я. — И это не наша вина, что мы умерли.

— Я всего лишь маленький чиновник, — пробормотал он. — Я не разбираюсь, где чья вина. Я просто не могу выдать виз больше, чем мест в поезде.

— А есть еще места в поезде?

— Да, — сказал он, — но не для вас.

— А для кого же?

— Для детей. Здесь много детей. Сначала уедут они. Они не переносят этот климат.

— Возможно, господа могли бы ехать в спальном вагоне, — сказал великан. Он впервые заговорил громко и при этом печально и безнадежно смотрел на Иоланту, как будто хотел попросить прощения за то, что не может нам помочь.

— Но тогда должно быть исполнено определенное условие, — сказал Вогт.

— Какое?

— Положительный ответ на один вопрос.

— На какой?

Вогт вздохнул и встал. Он отошел к окну и посмотрел на платформу, где стоял поезд. Затем он повернулся и посмотрел на меня.