Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

Улицы уже опустели, наступала типичная субботняя послеобеденная пустота, общая для всех крупных городов. Я позвонил из автомата Мордштайну.

— Я уже думал, что что-то случилось, — подозрительно сказал он.

— Все в порядке. Я буду сейчас около вашего дома. Спускайтесь.

Когда я подъехал, он уже стоял на улице. Я открыл ему дверцу:

— Садитесь.

Мы заехали в тихий переулок, там я припарковался.

— Покажите мне бумаги, — сказал я.

— Покажите мне деньги, — сказал он.

Я показал ему деньги. Он отдал мне бумаги.

Они были безупречны. Согласно удостоверению личности я был Вальтером Франком, рожденным 17 мая 1906 года в Вене, проживающим в Инсбруке, на Кайзераллее, 34, римско-католического вероисповедания, холостым, по профессии коммерсантом, занимающимся экспортом. В моем паспорте стояла немецкая виза, действительная до декабря, а также штампы о въезде и выезде из Федеративной Республики Германии. Метрика и удостоверение гражданства меня тоже удовлетворили. В качестве профессии моего отца изготовители фальшивых документов разумно выбрали «советник юстиции». После того как я проверил бумаги, я отпил глоток из бутылки и предложил коньяка Мордштайну, который тоже глотнул.

— За ваше будущее, — сказал он и улыбнулся.

— Спасибо, — сказал я. Потом я отдал ему деньги за документы. При этом я вытащил из кармана большую пачку купюр по сто марок, но он не сказал ни слова и молча смотрел, как я отсчитываю нужную сумму. — Так, — сказал я, — теперь дальше. Может ваш друг принять сорок тысяч марок?

— Он оплатит их в два приема. По сто двадцать тысяч шиллингов.

— Хорошо, — сказал я, — тогда сделаем два пакета. — Я взял с заднего сиденья упаковочную бумагу и бечевку. Затем я сделал два маленьких пакета. В каждом пакете лежало по 20 000 марок в купюрах по сто марок. Я тщательно перевязал пакеты. Мордштайн не отрываясь смотрел на мои пальцы, между делом отпивая из бутылки. Когда все было готово, мы поехали на железнодорожный вокзал. Я припарковал машину, и мы пошли в камеры хранения багажа. Мордштайн следовал за мной как тень. Он ни на мгновение не выпускал пакеты из виду.

— Вы боитесь, что я их подменю?

— Да, конечно, — дружески ответил он.

Я сдал оба пакета, заполнил бланки и получил две квитанции на выдачу. С ними я вернулся в машину.

— Какой адрес у вашего друга? — спросил я Мордштайна, который теперь казался успокоенным.

— Я вам его записал, — ответил он и дал мне бумажку. Я прочитал: «Инженер Якоб Лаутербах, Вена IV, улица принца Евгения, дом 108». Ниже — «телефон Р 28 8 42».

— Когда вы ему позвоните? — спросил Мордштайн.

— В понедельник утром.

— То есть вы уезжаете сегодня вечером?

— Да, — сказал я.

— Когда?

— Вы хотите с цветами прийти к поезду?

— Нет, — сказал он. — Это всего лишь спросил. Вы не обязаны отвечать. Кроме того, есть всего два поезда.

— Вот именно. Хотите выпить еще глоточек со мной?

— Охотно, — сказал он. На этот раз он пил из стаканчика, а я из бутылки. Мы стояли под дождем, под пасмурным небом, на стоянке перед вокзалом, и я чувствовал, как на меня медленно наползает усталость, вызванная коньяком. Пора прекращать, подумал я, у меня еще очень много дел.

— Пусть все у вас будет хорошо, господин Франк, — сказал Мордштайн и выбросил стаканчик. — Может быть, мы когда-нибудь увидимся снова.

— Вряд ли, — ответил я и протянул ему руку.

Он пожал плечами:

— Кто знает? — Он повернулся и пошел прочь.

Я смотрел ему вслед. Затем я сел в машину и поехал к автобану на Штутгарт. За городом дождь был еще сильнее.

В начале автобана и голосовали две женщины, но я никого не взял. Радио Мюнхена передавало танцевальную музыку. Я ехал очень быстро. Через полтора часа я доехал до Аугсбурга, свернул на Паппельшоссе и остановился. По радио продолжали передавать музыку, но теперь это были отрывки из опер. Я достал карандаш и начал считать.

35 000 марок я заплатил за украшения. 6000 — за документы. И 40 000 лежали в Мюнхене на вокзале. Все вместе составляло 81 000.

Таким образом, у меня было 189 000 и еще около 3000 собственных денег. Я посчитал, что у меня осталось. Было около 111 000 марок.

От этих денег я опять отсчитал 15 000 и засунул их в левый нагрудный карман. 2000 марок я сунул в правый нагрудный карман. С помощью упаковочной бумаги и бечевки я сделал третий пакет для оставшейся суммы и положил его около себя. Листочек с подсчетами я выбросил из окна в переполненный водой кювет. Затем по шоссе я въехал в Аугсбург.

Когда я подъехал к железнодорожному вокзалу, было пятнадцать часов, здесь тоже царило праздничное спокойствие. Я сдал пакет в камеру хранения и аккуратно спрятал квитанцию на получение. Затем я пошел на почтовое отделение вокзала и отправил 15 000 марок, которые я отложил, почтовым переводом Маргарет. Почтовый служащий сказал мне, что деньги прибудут в понедельник. Потом я купил немного почтовой бумаги, заправился и опять выехал на автобан.

Примерно через двадцать пять километров от Аугсбурга я увидел крупную автозаправочную станцию, на которой стояло несколько грузовиков. Около заправки находилась небольшая столовая. В ней было приятно тепло. Многочисленных посетителей обслуживали две официантки. Я нашел свободный столик у окна и заказал кофе.

По оконному стеклу стучали капли дождя. Над равниной за окном поднималась испарина, земля на пашне была влажной и черной, а у горизонта дорога взбиралась на небольшой холм, где на фоне серого неба высились силуэты деревьев с наполовину облетевшими листьями. Я выпил горячий кофе и достал ручку, чтобы написать два письма.

Дорогая Маргарет!

Я пишу это письмо перед своим отъездом. Когда ты будешь его читать, я уже покину страну. Не имеет смысла извещать полицию и искать меня, потому что я изменил имя и живу по чужим документам. Я перевел тебе сегодня 15 000 марок, которые ты получишь в понедельник. Это даст тебе возможность завершить наше хозяйство в Мюнхене и уехать домой. К сожалению, я не смогу в будущем заботиться о тебе и думаю, что самым лучшим для тебя будет, если ты вернешься к родителям. Остаток своей жизни я проведу в постоянных путешествиях и не знаю, напишу ли я тебе еще когда-нибудь. Я думаю, вряд ли. Я намеренно отказался от прощания и пишу это письмо, чтобы избежать сцены, которая была бы неприятна для нас обоих. Я не могу требовать, чтобы ты простила мне то, что я делаю. Тем не менее я долго размышлял над этим и считаю, что это единственное, что я мог сделать. Я хочу быть один. Я больше не люблю тебя, я должен уехать. Меня несколько успокаивает то, что ты, вернувшись к родителям, не будешь бедствовать. Я не знаю, что еще тебе написать, возможно, я уже действительно начал терять способность соображать, и я прошу тебя предпринять что-нибудь, что поможет тебе легче перенести ситуацию.