Драго Янчар - Северное сияние

Я шепнул Маргарите, что в таком случае я, вероятно, всего лишь Gehimbesitzer [18] Владелец мозга (нем.). , как в подобной же ситуации съязвил великий человек, и ей эта острота понравилась. Настолько понравилась, что она, незаметно дергая за рукав то одного, то другого члена нашей компании, передала им мою одухотворенную, хотя и не совсем оригинальную шутку. Складывалось впечатление, что обе компании души друг в друге не чают, но в то же время становилось ясно, что эти господа столь любезны лишь во время загородных уикендов. В городе они не замечают друг друга, причем особенно в последнее время. После того как мы любезно раскланялись и отошли на приличное расстояние, Буссолин бросил: свиньи швабские, подождите, еще получите свое… Никто ему не возразил. На обратном пути разыгравшаяся Маргарита чуть ли не в открытую водила своими лаковыми башмачками по моим ногам.

Вернулись все ужасно утомленные, автомобили были заляпаны грязью, мы же несколько помяты и пьяны.

Так я окончательно превратился в неотъемлемого члена компании. Друга семьи, если не сказать — любимца.

Чего мне тут надо? Неужто я так и буду вечно здесь торчать?

Ах, да. Чуть не забыл. Был там еще один, четвертый немец, Tondichter [19] Композитор (нем.). . И у всех у них были белокурые любезные жены и ангелоподобные детки. Ох уж эти тевтоны!

Замкнутая треугольная площадь, легким уклоном уходящая к Драве. С ее острого угла попадаешь на мост, откуда в утренние часы приятно смотреть на залитые солнцем островерхие черепичные крыши старого Лента. Посреди площади — островок зелени за аккуратно подстриженной живой изгородью наподобие заборчика. Напротив общественного туалета, расположенного на восточной стороне моста, стоит игрушечный домик, похожий на сказочные строеньица пражской Златной улицы. Над дверью домика намалеван турок со скрещенными ногами и длинным кальяном в руках. Хозяину трафики, открывающему свое заведение чуть ли не на рассвете, около шестидесяти лет. Еще мальчишкой он помогал торговать матери и успел досконально изучить треугольную площадь на правом берегу реки. Глядя на нее с южной стороны, он видел, как дороги веером расходятся во всех направлениях от площади: к востоку и западу по обеим сторонам реки, на юг — к горам и большим фабрикам на юго-запад; во времена его юности, когда продавались совсем другие сигареты и другие газеты и весь окружающий мир был также совсем иным, у площади было довольно-таки мирное и в некоем роде святое название: Магдалена-плац. В пятнадцатом году, когда наш трафикант уже созрел для окопов и болот Галиции, под торжественный барабанный бой и под грохот отдаленной пушечной канонады в сопровождении великокняжеской камарильи на площадь вступил кайзер Вильгельм. Вернувшись с неким запоздалым транспортом, прибывшим из Италии, трафикант поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как с домов сбивают таблички с названием Кайзер-Вильгельм-плац. Произошло это в году девятнадцатом, и кайзера сменил сербский юнак [20] Герой, молодец (сербскохорв.). король Петр [21] Имеется в виду Петр I Карагеоргиевич, король в 1903–1921 гг. Фактически правил до 1941 г. , при имени которого перед взором югославских патриотов вставали дикие албанские горы, слышались скрипы повозок, расстилались синие просторы голубого Ядрана, омывающего остров Корфу, и нос щекотал острый запах гари и бездымного пороха салоникских сражений. Через окошко своего ларька уже далеко не молодой трафикант, изо дня в день с раннего утра до позднего вечера наблюдавший жизнь площади Короля Петра, смотрел на сердце нового города, который разрастался, растекаясь по улицам во всех направлениях, подобно венам и артериям кровеносной системы. Весной года сорок первого с грохотом полетят на плиты мостовой таблички со старыми названиями, так же как полетят лозунги и призывы, как полетят в реку кипы старых газет и в конце концов рухнет весь мир. С этого момента площадь будет именоваться в честь великого спортсмена Третьего рейха: Фридрих-Ян-плац. Трафикант, сидящий под турком с поджатыми ногами, будет по-прежнему наблюдать течение жизни. А к стене его будочки, стоящей прямо под табличкой с именем изобретателя шеста и столбов с планкой для прыжков в высоту, будут приклеивать большие красные листы со списками расстрелянных. Однажды зимним вечером, запирая на ночь свою лавочку, трафикант неожиданно увидит, как из-под списка сочится кровь. Отныне он со страхом будет ожидать появления каждого нового Bekanntmachung [22] Объявление (нем.). , на стене своей лавки, и будет прилагать огромные усилия, чтобы вечером случайно не взглянуть на этот список. В мае сорок пятого он будет наблюдать уходящие войска и вечером выскочит из своей будочки, достанет перочинный ножик и начнет соскабливать со стены кровавый список. Из-за гулких ударов перепуганного сердца он не расслышит окриков. Потом в голове у него что-то лопнет от удара винтовочным прикладом. Несколько месяцев он проваляется на волосок от смерти, а когда встанет на ноги, над будочкой вновь будет блестеть табличка с именем знаменитого салоникского героя: площадь Короля Петра. В последующие годы старик еще много раз увидит рабочих, приставляющих лестницы, будет слышать звон падающих на мостовую табличек и удары молотков. Сначала место, где он провел всю свою жизнь, торговал всеми возможными газетами и всеми возможными марками сигарет, наблюдал появление и исчезновение всех возможных военных форм, будет называться площадь 9 Мая. Немного погодя на углах домов заблестит имя победоносной Красной Армии, но едва уличные агитаторы успеют приучить народ к новому названию, как на ее месте уже будет площадь Революции. Вот как получилось, что трафикант и сидящий над ним турок на площади Св. Магдалены видели несчетное множество героев, барабанов, винтовок, пушек, полков, армий, освобождений и революций, постоянно сопровождающихся ударами молотков и звоном падающих табличек. Вскоре после того, как вобьют последний гвоздь в трафикантов гроб, в турецком домике поселится барышня, которой никогда не придет в голову этот крохотный кусочек мира сравнивать с сердцем, а улицы — с венами и артериями.

На других площадях и улицах города не было ни таких канонад, ни отблесков далеких сражений, меньше было королей и армий, а потому и на фасадах домов шла куда более тихая, но отнюдь не менее ожесточенная культурная битва. Гётештрассе в лето девятнадцатое заменила Прешернова улица, в лето сорок первое опять появляется имя Гёте, а в сорок пятое — снова имя Прешерна. Лессинга выживает Левстик, Маистра — Бисмарк, Медведова улица в году тридцать четвертом превратилась в Грильпарцерштрассе, меняются Трубар и Лютер, Вагнер и Дворжак, Сметана и Моцарт. Австрийского императора и венгерского короля Франца-Иосифа словенцы заменили Франкопаном, Франкопана немцы заменили Гинденбургом, Гинденбурга словенцы — Горьким, улица Поперечная досталась Гегелю, Охотничья становится переулком Хуберта, Фабричная — переулком Круппа, а потом наоборот. Улица с чудным названием Загата [23] Тупик (словенск.). в году сорок первом изменится в Сакгассе [24] Тупик (нем.). , а через год в Мондгассе [25] Лунный переулок (нем.). , в году же сорок пятом вновь превратится в Загату. Немногие названия, с которыми не произошло, пожалуй, ни единого недоразумения, это Миноритенгассе, которая так и останется Минаретской, да улица Рабочая, которая также останется Арбайтерштрассе. И тем не менее во время немецкой оккупации несколько улиц получили типично словенские наименования: Брачича, Горника, Хочевара, Петека, Бубака. Дали им эти названия те немцы, которые в году девятнадцатом пали на Главной площади под франкфуртскими знаменами, сраженные пулями солдат под командованием словенского генерала Маистра.