Алексей Филиппенков - Воронка

– Обстреливают город, – Франсуа пытался перекричать обстрел, – нас не заденет.

В траншее майор Райнер готовился вести людей в последнюю свою атаку, навстречу ветру и всей своей судьбе. Солдаты стояли в линию по всему окопу, примкнув штыки к винтовкам. Обстановка была накаленная, словно вот-вот что-то произойдет безвозвратное, и батальон стоял, словно на иголках, ожидая начала атаки. Кто-то из солдат выкуривал последнюю сигарету. Другие молвили про себя: «Ну, быстрее же, давайте уже, идем», – и это можно было прочесть по их губам, которые без звука шевелились, выговаривая слова. Издерганные и измотанные воины смотрели на солнце в последний раз, перед тем как они покинут окоп и уйдут в неизвестность. Где-то в далеких городках Германии женщины пели одинокие песни, ожидая своих детей дома, у домашнего очага, а сыновья в последний миг вспоминали о своем родном месте, запоминая каждый уголок своего дома. В эти моменты они были особенно близки с домом. В памяти всегда напоследок сохраняется лицо матери. Никто из них не гневается на свою судьбу. Они покорно принимают ее, как данное богом.

Каждую минуту младшие офицеры дергали Райнера, подстрекая его на атаку, чтобы он не томил людей, а майор лишь спокойно отвечал:

– Спокойно, господа, еще целая минута.

Секунды выглядели минутами, а одна минута целой вечностью. Натянутые струны нервов, казалось, вот-вот лопнут. Бойцы теребили свои винтовки, пребывая в напряжении. Наконец, минута прошла.

Райнер взобрался по лестнице и, свистя на всю траншею в свисток, взмахом руки ознаменовал начало атаки. Солдаты взобрались на бруствер, и одной шеренгой, одновременно первая линия побежала в сторону укрепленного пункта Биаш. Весь батальон выбрался из своей норы, в которую он был заключен. Из последних сил бойцы, держа винтовки наперевес, бежали в сторону своей цели, как вдруг из ближайшего же дома отозвался очередью пулемет, и в случайном порядке немецкая пехота начала падать замертво. Эта лавина бежала прямо на Вернера и Франсуа, словно стадо буйволов, разрушающих все на своем пути.

– Господи, наша атака, – с растерянностью проговорил Вернер. Издалека слышались крики и стоны, захлебывания и проклятия в адрес врага.

– Вот и посидели, только чая не хватало, – ворча, ответил Франсуа.

Французское командование прекрасно осознавало ценность Биаша и упорное желание немцев захватить этот пункт. Для обороны города сюда был переброшен резервный батальон, которому была поставлена задача перейти в контратаку в случае наступления. Примкнув штыки, французы покинули свои окопы и ринулись навстречу солдатам Райнера. Это была жестокая схватка, где каждый не желал уступать.

Вернер и Франсуа находились между двух огней, и столкновение через минуту было неизбежным.

– Примкни штык, парень, – напомнил Франсуа.

Вернер начал искать вокруг себя штык и полностью растерялся от начавшегося сражения. В эту секунду он не смог бы вспомнить даже своего имени. У него была всего минута, чтобы запомнить ночную беседу, все советы Франсуа, вспомнить его рассказ о мальчишке из Вердена, который погиб по собственной неопытности. Пришло время проявить характер, который до этого сидел где-то глубоко в душе. Это надо было сделать сейчас, в данный момент, а не когда захочется или когда будет настроение. Хочешь ты или нет, но ты примешь правила игры, которые установила мать-природа, или ты умрешь. Вернеру надо было встать и проявить те качества, которые он никогда не проявлял ранее. В обычной и мирной обстановке люди меняются годами, да и то не у всех получается, а здесь всего минута – и нужно принять то решение, к которому ты никогда не готовился. Словно выйти на сцену перед многотысячным стадионом, зная, что ты не умеешь петь, и опозориться – ведь не каждый решится на это. Пришел час действовать, а не придаваться сладким мечтам. Если в этот момент он не встанет и не соберется, то никогда не узнает тех вещей, о которых до сего момента и не догадывался. Если он не соберется, то так и не узнает, что Агнет никогда не была девушкой Хайнца и всегда противилась его ухаживаниям. Если он не встанет и не будет сражаться, то так и не узнает, что автором любимой книги его будущего внука был человек, сражавшийся против него в этой битве. Если он не встанет, то не увидит это место через много лет. Он так и не поймет многих вещей, о которых ему говорил Франсуа, он не поймет эту жизненную философию, он не познает цену потерям. Если он сейчас не будет сильным, то никогда больше не увидит Агнет. Если он не подымется духом, то тьма навсегда предстанет перед его глазами, и никогда больше он не увидит света, никогда больше он не сможет радоваться утреннему солнцу. Если он не решится сейчас собраться, то все потемнеет и не прояснится больше никогда. Вперед, Вернер!

Немецкие и французские пехотинцы, словно волна об волнорез, столкнулись друг с другом в нескольких десятках метров от воронки. Завязалась страшная рукопашная, не на жизнь, а на смерть. Озверевшая людская масса смешала в себе всю злость этого утра. Через несколько секунд Вернеру предстояло убить или быть убитым.

– Удачи, Вернер, – улыбнулся Франсуа и выскочил из воронки.

Вернер высунулся и смотрел, как Франсуа убивает его товарищей, озаряясь в солнечном свете, который прорезался сквозь людей. Когда-то он был нежным и отзывчивым семьянином, любящим отцом и самым любимым мужем. Но сейчас это уже не человек, а бесчувственная машина для убийств, для которой жизнь потеряла всякий смысл. Ночью он позволил себе расслабиться, но даже эта секунда слабости доказывала, что Франсуа закрылся от мира, стал каменным в душе. Вглядываясь в сражение из воронки, Вернер не решался сражаться, пока его не заметил француз. Подняв штык, он побежал на Вернера с криком, острие штыка было направлено прямо на Вернера. В ошеломлении Вернер смотрел на приближавшуюся смерть, держа в руках винтовку, и где-то в глубине подсознания прокручивал рассказанную Франсуа историю о нелепо погибшем мальчишке под Верденом. Но Вернер пообещал себе, что он вернется домой. Подняв винтовку и наведя ее на врага, он выстрелил. Француз был сражен прямо в сердце и, опустив штык, но оставаясь на бегу, он врезался в Вернера, и они, столкнувшись, вместе упали на двухметровую глубину – на самое дно воронки. Франсуа в этот момент колол уже третьего немца, показывая мастерское владение оружием. Вернер, лежа под тяжелым телом, выбрался из-под убитого, выпученными и испуганными глазами посмотрел на свою ладонь и увидел кровь. От испуга и отвращения он чуть не закричал. Медлить было нельзя. Вновь взобравшись наверх, Вернер схватил валявшуюся винтовку и, вспомнив все матерные и нецензурные слова, побежал в гущу событий. Звериные крики сменялись похабными фразами с обеих сторон. Сотни голосов проклинали друг друга одновременно с ударами. В хаотичности боя Вернер увидел, как какой-то француз налег на лежащего немецкого солдата и пытался заколоть того ножом, но немец сопротивлялся одной рукой, держа руку врага с ножом перед собой, однако нож медленно приближался к его грудной клетке. Увидев это, Вернер ничего уже не соображал. Убив человека, он почувствовал одурманивающий вкус крови, он перешел грань и заповедь, нарушив многие свои принципы, которыми он жил все эти годы. Адреналин бурным потоком хлынул в кровь и сконцентрировал всю энергию мальчишки на сложившейся ситуации. Вернер ринулся на помощь и воткнул штык в спину врага с такой силой, что винтовка выскользнула из рук, когда француз издал истошный вопль и замертво упал на землю. «Я… я убил человека», – опомнилось его подсознание, забыв обо всем, что происходило до этой минуты. Но через мгновение эта мысль испарилась, когда кто-то сильно толкнул Вернера в плечо. Обстановка царила ужасная. Людей резали и кромсали, штыки кололи куда угодно: в пах, глаза, протыкали шею. Большинство солдат бросали винтовки и хватались за лопатки, ими было легче орудовать. Так, один француз, воткнул лопату в лицо немецкого солдата, прямо по вертикали, лопата так и застряла в его раскроенном черепе. Люди убивали людей словно скот на бойне, не испытывая при этом никакой жалости и милосердия. Это были банкиры, цирковые акробаты, юристы, учителя, врачи, повара, инженеры, писатели, маляры, строители, детские воспитатели. Кто-то впадал в психоз и откусывал нос противнику, другие выкалывали пальцами глаза. В жизни у них у всех есть семьи, дети, они любят их, ласково укладывают спать, но здесь они – безжалостные животные, убивающие чтобы не быть убитыми. Немец, которого спас Вернер, продолжал лежать на земле, в состоянии шока оглядывая штыковую, будто на последнем ряду кинотеатра.