Алексей Филиппенков - Воронка

– Вставай, идиот, а то убьют. – Крикнул ему Вернер.

Неожиданный и сильный удар пришелся Вернеру прямо в лицо. Щека оказалась рассечена и кровь хлестнула, заливая все лицо. Вернер почувствовал жжение, потерял координацию и упал на землю. Это был удар Франсуа. Приложив Вернера кулаком, он лопатой рассек шею другому солдату.

Придя в себя, Вернер увидел картину, которая навсегда осядет в его памяти. В нескольких метрах от него, в человеческой мясорубке, он вновь заметил Франсуа. Он видел его так отчетливо, что мог прочесть каждую эмоцию на его лице. Француз стоял в боевой готовности перед молодым немецким солдатом. Винтовка в руках новобранца дрожала. Испуганные глаза на детском лице были полны страха и чувства безысходности. Их глаза были уставлены друг на друга. Франсуа уже приготовился сделать выпад, как шрапнель прошила ему предплечье и руку, и его повело чуть в сторону. Новобранец воспользовался этим коротким моментом, и острый штык вошел в тело Франсуа. Оскалив зубы от боли, Франсуа тяжело задышал, лопата выпала из его руки. Новобранец спокойными глаза смотрел на умирающего француза, держа винтовку в руках. Выдернув штык из тела, он убежал, растворившись в толпе. Франсуа упал сначала на колени, потом на спину, поджав ноги, и головой ударился о землю. Каким бы грубым и циничным он ни был, но сущность человека всегда проявляется, когда он умирает. Его губы дрожали, а зубы стучали друг об друга. В этот момент с ним были Вивьен и Жаклин, он отправлялся к ним.

Вернер подполз к раненому другу.

– В-вернер, – чуть слышно простонал Франсуа, взяв немца за руку.

– Мсье, Вы держитесь, молчите, и набирайтесь сил. Скоро они отступят, а мы останемся тут, притворившись мертвыми, и доползем до воронки.

– Ле… кие, – захлебываясь в крови, проговорил Франсуа.

– Что, мсье, что у Вас?

– Л-л-легкие, Вернер, это к-конец. Ты, главное, береги себя, ты еще молод, и у тебя вся жизнь впереди. Не забывай наших бесед.

– Конечно, мсье, я никогда не забуду, – отвечал Вернер.

– Вернер, запомни, нет ближе союзника, чем враг.

– Боже, мсье, у Вас кровь идет изо рта, молчите, ничего не говорите.

– Мама, мама… мама… Вивьен… Жакл… – уже легким шепотом проговаривал Франсуа, уходя куда-то в далекий край.

– Вивьен и Жаклин, – повторил Вернер. – Я запомню их имена, обещаю вам.

Но Франсуа уже ничего не слышал. Его зрачки расширились, как у Руди Байера, а взгляд сделался стеклянным. Вернер понял, что это лицо смерти.

Среди беспорядочных криков, воплей и лязга оружия отчетливо слышался свисток и французская речь, призывающая к отступлению. Рукопашная начала смещаться и спустя минуту немецкая пехота уже бежала вперед, догоняя отступавших.

На соседнем участке в поддержку Райнеру в атаку поднялись обещанные Плессеном пехотинцы баварского полка.

Вернер, собрав все силы, схватил винтовку и с криком побежал вперед, в атаку, держа в мыслях человека, который мог убить его в этой толпе, но стал для него самым близким. Он крепко сжал винтовку в руках, словно это была вся его непутевая жизнь. Ощущение свежих сил придало ему смелости. Боевой клич соратников дарил надежду на скорую победу, но о ней думать было еще рано. Предстоял еще долгий бой на улочках городка. Вернер, чувствовал сильную головную боль. Он вбежал в Биаш одним из последних, но его переполнял адреналин, словно хотелось еще и еще.

Улицы города предстали разоренными руинами. Стены домов были единственным, что уцелело. Оборона города не удалась и французы стали отступать. Позиции в городе защищал только один арьергард, прикрывавший отступление своих солдат. Но и прикрывающие тоже вскоре были уничтожены.

Немецкая пехота заняла круговую оборону в ожидании контратаки. Выстрелами были полны все окрестности вокруг города. В городе же все стихало. Солдаты стали оглядываться, ожидая дальнейших приказаний, но майора Райнера нигде не было. Командование на себя взял его заместитель – капитан. Он приказал перенести французские пулеметы на обратную сторону городка, опасаясь, что французы предпримут попытки вернуть Биаш и занять окопы, окружающие городок. Майора под руки привели на центральную улочку города, куда сносили большинство раненых. Он получил легкое ранение в ногу и во время атаки остался лежать на нейтральной территории, но после того как его принесли, он организовал оборону, обеспечил связь с дивизией. Опорный пункт Биаш был взят! Но потери Райнера составляли больше половины, а оставшаяся часть была измотана окончательно. Произойди французская контратака, то она смела бы несколько десятков солдат майора обратно на их позиции. Райнер еще будет проигрывать, но это будет в будущем, а сейчас он победил, это была его маленькая, хотя и Пиррова, победа. Оставшаяся горстка героев – кто они? Те, кто останутся в живых, разбредутся через несколько лет по своим домам, а их имена никто и не вспомнит.

Трупы убитых французов растаскивались в наиболее глубокие воронки и закапывались слоем земли, перемешанной с камнями, кровью и тем, что лежало на поверхности. Тела немцев были отправлены в тыл для захоронения. Город был настолько маленьким, что с одного конца на другой можно было дойти за каких-то десять минут, и Вернера удивило, что за несколько разрушенных улочек сегодня полегло столько народу. В город вбежал уже батальон прикрытия, и безопасность опорному пункту была обеспечена.

Рядовой Гольц шел улицами разбитого города, которые вывели его на главную площадь. Некогда красивая площадь теперь лежала в руинах. От маленькой аллеи не осталось и следа. Фонтан в центре был разбит прямым попаданием. Через всю площадь извилистой змейкой тянулись траншеи, кое-где покрытые досками. Эта площадь совсем не похожа на ту, по которой Вернер гулял в Йене. Она была мертвой. Разрушенная церковь перед площадью давала понять, насколько это место было красивым, пока сюда не пришла война.

Вернер увидел деревянный ящик из-под снарядов и, почувствовав бессилие, опустился на него. Адреналин сражения постепенно выветривался и на первый план выходило осознание. Все его мечты испарились, и он все-таки стал тем, кем когда-то себя представлял, – он стал героем, но этим героизмом он не гордился. Реальный же героизм вызывал у него тошноту и слабость. Он наконец-то увидел реальность, и она была суровой, кровавой. Он увидел изнанку жизни, через которую прошел самостоятельно, взяв ответственность за себя и свои поступки. Подсознание уже не уничтожало Вернера своими обвинениями, а лишь беседовало с ним: «Я убил человека. – Он задумался. – А если он был чьим-то отцом и вскоре семье придется узнать трагическую весть. Я видел страдания Герхарда и не смогу смириться с тем, что принес такую же боль кому-то. Это война. Но… я спас жизнь другому человеку. Помни, что говорил Франсуа и совесть не будет тебя мучить. Бывают моменты, когда иного выбора просто нет. Если я отобрал у этого мира жизнь, то обещаю подарить ему новую достойную жизнь».