Павел Лаптев - Сказки уличного фонаря

— Но вот смешно! — смеялся ломтик прокушенной дыркой. — Все живут так, как будто это они сами хотели родиться тем, кем являются.

Как только ворона собралась съесть ломтик, раскрыв широко клюв, дети выстрелили из рогатки по гнезду и оно рассыпалось.

— Да, странно, — тяжело дышал ломтик, падая обратно в траву. — Я никак не могу исполнить свою миссию — быть съеденным. А, может, моё время ещё не пришло?

Ломтик упал в муравейник, не задев ни одного муравья.

— О! — воскликнул он своей потрескавшейся коркой. — Теперь мои мучения закончатся и, наконец, меня съедят.

Но, к сожалению ломтика, муравьи не стали его есть, а затащив глубже к себе в жилище, укрепили уже изрядно засохшим хлебом крышу.

Сначала ему не было скучно в полутьме этого домика. Наблюдая за жизнью муравьёв, ломтик понял, что, оказывается, жить — это не только для того чтобы есть, а ещё чтобы просто бескорыстно помогать другим, как, например, он помогает муравьям согревать жилище.

Прошло жаркое лето, пронеслась дождями осень.

В полутьме ломтик начал грустить, захандрил. Он перестал наблюдать муравьёв и заснул.

И приснилось ему золотое волнующееся на ветру ржаное поле под голубым легкооблачным небом со стремительными ласточками, с разрезающей пыльной дорогой, величественными соснами, стрекочащим вдалеке и приближающим новую жизнь колосьев комбайном.

Незаметно и тихо прошептала снегом зима. И с весенним теплом ломтик почувствовал — что-то давит снизу. Это давление с каждым днём усиливалось, уже продвигая ломтик вверх, и вот уже он вылез на свет, а вот чуть поднялся над муравейником и выше, выше, ему уже был виден весь двор. И ломтик обнаружил что он — подсолнух! Он понял, что за свою помощь муравьям он стал красивым и круглым, словно солнце.

Он и сейчас стоит счастливый с южной стороны двора. Кто захочет, может сходить и посмотреть.

Вот оно где наслаждение — когда тебя чистого и ровного, играющего бликами люминесцентных ламп укладывают на фабрике пластмассовую коробку с гордой надписью Эрве, когда красуешься в витрине магазина, когда ещё болванкой чинно въезжаешь в компьютер и ложишься под щекочущий лазерный луч на первую запись.

Информация! Это бог, творящий свой мир, делающий из цифрового хаоса стройный порядок нулей и единиц. Он помазывает на царство в чреве компьютера.

Но не все желают быть подданными. Особенно если появляешься в светлом офисе, где и так царит надменность.

— Какой не постоянный! — играл здесь бликами на полке лицензионный диск с игрой. — Меняет информацию словно осыпавшиеся магнитные дискеты. Как можно?

— Но внешне он похож на нас, значит равноценен, — светил ему музыкальный диск.

— А внешность ничего не значит, — влез в разговор системный диск Виндоус. — Главное, внутренний мир и твёрдые убеждения. А у него одни метания: то музыка, то тексты, то игры. И поэтому, на нём название-то нельзя написать. Нет у него имени. А имя — это главное в жизни.

Но, наверняка, в тайне они завидовали переписываемому диску. Ведь в отличие от одноразовых, всё время пребывающих в шкафу, он бывал в разных местах, видел многое, узнавал большее.

И так жил наш одинокий диск какое-то время, странствуя по приводам домашних и рабочих компьютеров, пока не появилась в шкафу флешка Юэсби. Блестящий верх, розовая юбка, тонкая талия, изящная ножка — наш диск влюбился в неё с первого взгляда. И она ответила ему взаимностью.

— Вы совершенны и грациозны! — подмигивал отверстием диск комплименты.

— Ах, что Вы! — нагревалась флешка от смущения. — А Вы такой прозрачный и честный. С Вами легко и надёжно.

А как завидовали их любви другие диски! Даже стали молчать больше.

Правда, любовь омрачали частые расставания. По началу, чаще флешка ждала диск дома, со временем он стал оставаться в шкафу в ожидании подруги. И ревновать.

В один из вечеров на полке появился в голубой коробке красавец Блюрей. Ёмкий и быстрый, он надменно завладел сердцем флешки. И она разлюбила нашего Эрве.

Теперь кто-то из старых дисков ему сочувствовал, поддерживал словом. А кто-то усмехался над ним.

Эрве стал унылый, плохо читаемый приводами, потом совсем зачах и перестал записываться. И, в конце концов, хозяин раздражённый бесполезностью нашего диска выбросил его в мусорную корзину.

— Эх! Вот что значит быть непостоянной и менять привязанности, разлюбить одного и полюбить другого, — печально сверкнул диск Сиди вслед летящему в корзину. — Бедное разбитое сердце! Ах, женщины!

— Ну, знаете что! Сердцу не прикажешь, — скрипнула сентенцией старая дискета.

— Вы не правы, — замигав красным глазком, возразила компьютерная мышка. — Надо хранить свою любовь. Да, мой милый? — спросила она коврик под собой и сильнее к нему прижалась.

Коврик с нарисованной бабочкой ничего тогда не ответил мышке, потому что устал от её болтовни. И потому что всё равно деваться ему от неё было некуда.

В одной семье купили новый телевизор, блестящий и плоский. Потому что старый телевизор с маленьким пузатым экраном, монофоническим звуком и деревянной обшивкой стал старым. Говорили, что он уже не соответствовал времени.

Как радовались дети, щёлкая пультом и переключая каналы! Как радовались и гордились своей покупкой родители, легко отнеся старый телевизор в подвал, где уже томились ненужные старые вещи.

— Нашего полку прибыло! — гремел тогда механизмами катушечный магнитофон со сломанным переключателем и радостно дёргал стрелками индикаторов уровня записи.

— Кого прибыло? — хлопала не закрывающейся крышкой глухая аналоговая видеокамера.

— Вспоминаю этот телевизор, — поворачивались валы магнитофона. — Нас покупали вместе, но меня спихнули в этот подвал раньше. Вот ведь несправедливость! — возмущался он. — Кто-то лишь три года служит, а кого-то и десять лет держат на центральном месте в доме.

— Радуйся! — пищал ему длинноволновый приёмник, — что не на помойке оказался, где тебя бы крысы доели.

А грустный телевизор молчал, из-под покарябанной крышки посматривая на обитателей подвала. Ему было очень обидно за то, что его, ещё исправного выпихнули из жизни и страшно, что дальнейшая жизнь будет протекать в этом тёмном холодном месте.

— Несправедливо время, — как-то в одну из ночей проскрипел он корпусом.

— Точно, — нажал несколько оставшихся кнопок мобильный телефон. — Время это враг техники. Оно безжалостно старит и ломает нас, заменяет нашего брата на новые, более совершенные и молодые.

— А кто придумал время? — чуть услышав, хлопнула крышкой видеокамера.

— Время придумали учёные, — колыхнулись кнопки телефона. — Те, что изобретают всё новые и новые аппараты, — ответил телефон.