Ирина Субботина - Территория Альфы

Сценарий, написанный мэтром, подтверждал, что автор уже далёк от жизни. Все признаки были налицо. Идеальная, поэтическая любовь как показатель – неважно, по какой причине – невозможности иметь настоящий секс.

И в тоже время сцены эротического содержания были прописаны с какой-то детской жестокостью и стариковской зацикленностью. Так, словно у автора уже притупились все нервные окончания, а он всё ковырял и ковырял, чтобы хоть что-то ещё прочувствовать.

Но надо отдать должное – «ковырял» он красиво; настоящий эстет со стажем. И морализатор – в силу возраста. На это и повелась молодая особа.

Она полагала, что мэтр совершенно целомудренный человек. Но этим целомудрием он искусно прикрывал те сумасшедшие любовные оргии, которые разворачивались в его собственном воображении. Было очевидно, что своё произведение он сотворил исключительно для личного удовольствия.

После читки сценария, я окончательно убедился, что молодой особе лучше не встречаться со стареющим, да ещё и именитым эротоманом.

Он мог ввести её в заблуждение, убедить, что только платоническая любовь является единственно полноценной и достойной молодой ослепительной девушки; а сексуальные отношения, на которые сам уже не способен, придать анафеме. И таким образом дать ей неправильные установки для отношений с мужчиной.

Получается ситуация, когда вместо самих отношений ведутся разговоры о них. Этим часто грешат матери взрослеющих дочерей, когда преподносят девочкам некую идеализированную, несуществующую модель. Но мамы не так опасны, как мужчины. Маму рано или поздно перестают слушать, а вот заинтересованный мужчина с репутацией эстета способен внушить женщине что угодно.

– Соня, ну я прочитал.

– И как тебе?

– Интересно, в целом. Но ты сама представляешь, какую роль будешь играть?

– Да, там же всё прописано.

– Я не про сценарий. Я про режиссёра.

– Не поняла.

– Сонь, у тебя парень есть?

– Нет, я сейчас свободна.

– Смотри, значит, ты будешь проводить все двадцать четыре часа в сутки с этим режиссёром.

– Почему двадцать четыре?

– Это образно. Но близко к реальности. Ты – свободна. Ты – муза. У тебя такая роль.

– Ну к чему ты клонишь?

– Твоим партнёром на какое-то время станет старый пердун.

– Ну зачем так? Он классный.

– Да я не спорю, что классный, не злись. Выслушай меня и поймёшь, в чём смысл. Там много сцен, в которых, с точки зрения нормального мужика со здоровой потенцией, происходит всё слишком медленно. Или ничем не заканчивается.

– Например?

– Послушай, мне даже самому неловко озвучивать, что ты должна изображать. Но я точно знаю, женщина не для этого нужна.

– Это твой взгляд похотливого самца. А он – художник. У него особый эстетический взгляд на подобные вещи.

– Это он тебе объяснил?

– Да.

– Соня, у него просто член уже не стоит, поэтому остался только эстетический взгляд.

– Не поняла.

– Что непонятного? Член не стоит, а желание есть. Вот он и будет тебя голой мурыжить перед камерой.

– Ну-у-у, ты совсем озабоченный какой-то.

– Я – нет. А он – да. Потому что мне всё равно, будет этот фильм снят или нет. А ему важно. Он же собирается это снимать.

– То есть тебе неинтересно участвовать в нашем проекте?

– С этим режиссёром нет. Если бы подобное снимал пацан твоего возраста, я согласился. А так – неинтересно.

– Но почему? Я не поняла – почему?

– Я не хочу финансировать пособие для стареющих эротоманов. Ты пойми, занимался бы фильмом парень, он бы и историю сделал жизненной, а не надуманной. И тебя держал бы в тонусе. А так сексуальная размазня получается. И история, и героиня.

– Так что ты мне предлагаешь делать?

– Уходи. Откажись от этой роли.

– Ладно. Спасибо, что помог.

Она, к сожалению, никуда не убежала, а мой отказ продюсировать проект приписала какой-то мифической ревности с моей стороны.

Фильм был снят и вышел. Но самое интересное, что в одной из рецензий я прочитал следующее: «Он (мэтр) снял это кино, потому что больше не мог молчать о своих нереализованных желаниях. Был ли внимателен продюсер при читке сценария, или он сознательно подписался на то, чтобы реализовывать попытку мэтра удовлетворить собственную похоть».

Я позвонил ей и сказал:

– Соня, не об этом ли мы говорили с тобой ещё до начала съёмок?

– Ну и что? – ответила она мне. – Зато лучше, чем он, ко мне в жизни никто не относился.

Вот и всё – он уравнял её потенциал со своей немощью.

Идеальной модели не существовало. Каждый мирился и приспосабливался к той, что понятна. А на выходе почему-то получалась всё та же фигня.

Что-то начнёшь делать, а человек любимый вдруг похерил или бросил это. И думаешь: что я дурак, что ли? Я жил для этой женщины, и половина из того, что сделал для неё, нахрен мне самому было нужно.

И она так поступила, возможно, не потому, что не хотела определённого результата, а потому, что не понимала, что сотворила. А когда оценила или сделала вид, что оценила, мне это уже стало не нужно.

В какой-то момент пришло понимание, что можно быть тупым пользователем. Я приобрёл определённое отношение к женщинам. Потребитель и помощник в становлении. Стану пенсионером, посмотрю, изменится ли что-то в моём отношении к женщине. А пока я тупой пользователь. И они, все они, сами с этим согласны.

Сейчас, если я приглашаю девушку на ужин, то практически не получаю отказа. А когда-то я мог его получить, да и получал.

Если мужчина находится в неуравновешенном состоянии, это выводит женщину из себя.

Когда я в тридцать лет стебался, искал адреналин, соответственно, и контингент женщин вокруг меня был маленький. Для каждой из них я был зоной повышенного риска. Мог сорваться и на пару дней уехать в другой город, без объяснений изменить свои планы. Всё мог.

Конечно, находились экстремалки, которые поддерживали меня и подпитывались адреналином. Но это чаще всего были попутчицы на очень короткие дистанции и, как правило, с психологическими проблемами.

Такие девушки-однодневки, у которых, в связи с их эмоциональным устройством, отношение к жизни – как катание на американских горках. Вот так, к ним за компанию подсаживался, проехал и – досвидос.

Женщина всегда ищет стабильности и спокойствия. В ней изначально заложена потребность в стабильности; она живёт теми эмоциями, которые ей даёт ощущение полного спокойствия. Кажется, игра слов: стабильность – спокойствие, или спокойствие – стабильность, другого сочетания и не надо. Но именно за этими словами стоит целая женская вселенная.

Как говорится, мужчина ищет место в стае, а женщина – нашедшего место в стае.

Спокойствие я мог дать только теперь, а не в тридцать лет, когда меня колбасило. Хотя меня и после сорока не меньше колбасит, как мне кажется, но стало больше свободного времени.