Алексей Ручий - Песни/Танцы

- С этим знанием вообще-то трудно жить.

- Трудно. Поэтому цена жизни и высока. По крайней мере, я хотя бы представляю ее. А что будет легко – никто и не ожидал.

- Надо быть проще.

- Возможно. Только кому от этого станет легче?

- Ладно, - Юля сдалась, - не стоит обсуждать такие сложные темы. От них только голова начинает болеть, а ничего не меняется.

- Вот тут ты права. Давай еще выпьем.

- Давай.

Мы выпили. Я налил еще. Полет в бездну продолжался, останавливаться никто не думал. Лучше так, чем бессмысленно истлеть, никогда не рискуя. Молодость мира – это звон натянутых нервов.

- Как ты думаешь, любовь существует? – спросил я Юлю.

- Не знаю. Смотря, что вкладывать в это понятие.

- Да хоть что-нибудь. Например, привязанность к какому-нибудь человеку.

- Ну, тогда это и будет привязанностью, а не любовью.

- Ага.

Мы закурили. Я сделал большой глоток шампанского.

- Давай на брудершафт?

- Давай.

Выпили на брудершафт. Поцеловались.

- Ты выйдешь за меня?

- Нет.

- Почему?

- Ты слишком много пьешь и говоришь странные вещи.

- Тогда хотя бы займись со мной сексом…

Время давно перевалило за полдень, за окном медленно, но верно близился к концу короткий зимний день. Шампанское было благополучно выпито. Мы даже успели поспать еще пару часиков.

Я сидел у ноутбука и думал, что бы такое включить. Рядом в пепельнице тлела сигарета. Юля ушла принимать душ.

Мои мысли витали где-то далеко, за пределами этого мира, даже за пределами города убийц, вне его лабиринтов и зиккуратов. Я думал о вечности, о ее незыблемости, о нерушимых столпах времени, в сравнении с которыми все мы – ничто.

С одной стороны мне было страшно, что моя жизнь – лишь одна жизнь в череде многих – бессмысленно сгорит, не оставив за собой даже искры, с другой стороны – я прекрасно понимал предопределенность такого конца. Невозможно быть мошкарой и при этом соотносить свое существование с масштабами планет.

В конце концов, я пришел к выводу, что мои размышления не смогут вырвать меня из этой ловушки разума. Всем нам придется погибнуть под маховиками Вселенной, и никто не оценит наш подвиг. Как это ни горько сознавать, это так. Комплекс Кассандры: ты видишь будущее, но не можешь изменить его.

Я включил песню Laibach «Satanic Versus». Короли индастриала наполнили комнату мрачной оккультной музыкой, вещающей о конце времен.

Вскоре вернулась Юля. Она была в халате, на голове сооружен тюрбан из полотенца, под который убраны волосы.

- Что это такое у тебя играет? – спросила она, устраиваясь рядом со мной и прикуривая сигарету.

- Это Лайбах.

- Что-то чересчур мрачно.

- Зато о многом заставляет задуматься.

- А тебе не надоело думать?

- Надоело.

- Смени тему тогда, а?

- Хорошо.

Я выключил музыку. Вообще. Самая лучшая музыка – это тишина. Не вызывает никаких споров, по крайней мере.

- Может, сходим куда-нибудь? – спросила Юля.

- Куда?

- Да хоть в кино.

- А давай. В кино – так в кино.

- Тогда я сейчас волосы высушу, и пойдем, хорошо?

- Хорошо.

Когда мы вышли из дома, уже стемнело. Окна многоэтажек смотрели в ночь желтыми глазами, буравили наши спины ледяными взглядами. Мы прошли до уже известного мне перекрестка с магазином – там была остановка – и сели на троллейбус, который шел в сторону метро.

В троллейбусе по желанию Юли мы заняли свободные места в конце салона, хотя троллейбус шел полупустой. Когда к нам подошел кондуктор, я заплатил за нас обоих. Кондуктор протянула два билета, один я оставил себе, другой отдал Юле.

- У тебя счастливый? – спросила Юля, разглядывая цифры в своем билете.

Я глянул в билет.

- Нет. Одиннадцать и четырнадцать. Близко, но мимо.

- И у меня. Одиннадцать и тринадцать.

- Кому-то до нас повезло. Буквально за два билета. Было одиннадцать и одиннадцать.

- Считать я умею.

- Ну, ты не переживай.

- Я и не переживаю.

Юля отвернулась к окну. Я проследовал взглядом за ней. За запотевшим стеклом неслись мимо типовые многоэтажки спального района, похожие друг на друга металлические иглы высоковольток, автомобильные стоянки и торговые павильоны. Самовоспроизводящийся мир бесчисленных повторов. Кажется, тут навсегда заканчивалась реальность как таковая: оставались только ее многочисленные копии.

- Мне однажды попался счастливый билетик...

- И что ты с ним сделал?

- Желание загадал и съел, все как положено.

- И желание сбылось?

- Нет, конечно. А вот меня тогда чуть не стошнило, билет к стенке гортани прилип.

- Бедненький.

- Да уж. Потом весь вечер водой отпаивался…

- Нам выходить на следующей остановке.

- Хорошо.

Мы вышли возле большого торгово-развлекательного комплекса, Юля сказала мне название, но я не запомнил. Он как две капли воды походил на все другие торгово-развлекательные комплексы, расположенные по всему городу. Мир повторов, мир вторичности...

Войдя внутрь комплекса, мы поднялись на лифте на последний этаж, где располагался кинотеатр. Тщательно изучив демонстрируемый репертуар, я пришел к выводу, что ничего стоящего сегодня посмотреть не доведется. Похожие друг на друга американские боевики, один триллер и, в качестве изюминки для гурманов с несколько извращенным вкусом, комедия отечественного производства, сделанная опять же по голливудским лекалам.

Когда-то искусству кинематографа пророчили ни много ни мало – навсегда изменить мир. Но, к несчастью, в мире повторов кинематограф оказался обречен дублировать самого себя, не меняя мир, а лишь копируя его, пусть и в самых разнообразных формах.

В итоге выбор фильма я отдал на откуп Юле. Она выбрала шпионский боевик, действие которого разворачивается в Европе. Мы купили билеты, до сеанса оставалось еще полчаса. Я предложил пойти в бар, Юля согласилась.

Мы взяли по бокалу пива и сели за столик. Юля закурила.

- Ты вообще что обычно делаешь по выходным? – спросила она меня.

- Обычно просыпаюсь у красивых девушек дома и делаю то, что предложат они, - улыбнулся я в ответ.

- Я серьезно. Ты же тоже не местный, значит, друзей-знакомых у тебя тут немного.

- Наоборот – куча. Я же здесь учился.

- А-а-а. Я не подумала. Так что делаешь?

- Да ничего особенного не делаю. Все зависит от того, как окончилась пятница.

- Понятно. Мне вот скучно по выходным бывает, дома сижу, пообщаться не с кем.

- У тебя же интернет есть.

- Это не то. Мне не хватает живого общения.

- Понятно. Ну, сейчас ты со мной общаешься – я компенсирую эту нехватку.

- Ага.

Мы помолчали, сделали по глотку пива. Не люблю я эти задушевные разговоры. На самом деле общение – это абсолютная фикция, чем меньше слов мы говорим, тем больше нас остается нам самим же. Иной раз хочется не то что идти навстречу людям, наоборот – бежать от них стремглав. Поэтому, на мой взгляд, Юле стоит дорожить своим одиночеством.