Алексей Ручий - Песни/Танцы

Мы выпили, разговор перетек в более спокойное русло. В принципе этот парень, Костя, - эталонный московский мажор – отличался от меня только тем, что вообще не работал. Возводил свое тунеядство в принцип. Я же работал, но мог ли я сказать, что произвожу на свет что-то помимо пустоты? Вряд ли. Возможно, в чем-то он был правее меня. Возможно.

- Какая-то невыносимая легкость бытия, - заметил я Паше, - сидим тут среди мажоров, пьем, никуда не торопимся. Словно там, за окном, давно ничего нет.

- Там ничего и нет, - Паша глубокомысленно вздохнул. – Лучше предаваться гедонизму, чем заживо гнить в бессмысленности. Нет, я, конечно, с ним не согласен, - он мотнул головой в сторону Кости, - сидеть на шее у родителей – не вариант. Но иной раз от наших движений пользы меньше, чем от безделья. Тем более, сегодня воскресение…

- Это несколько скрашивает ситуацию.

- Скрашивает, но не меняет…

- Что есть – то есть.

В общем, можно было сколь угодно долго рассуждать о бессмысленно погубленной молодости, о времени, отданном не тем идеалам, о душе, метнувшейся не к тем целям, и, как результат всего этого, - о полученном по итогу невзрачном настоящем, в котором все шло не так, как хотелось бы, но… но зачем было это делать? Разум говорил о том, что все вокруг – лишь иллюзии извращенного больного сознания творца-убийцы, а воображение, в свою очередь, рисовало совсем другие картинки – светлые и радужные; в этом противостоянии двух разных сущностей самого себя я не хотел оказаться случайно раздавленной жертвой, песчинкой, попавшей в жернова внутренних антагонизмов. Поэтому я отпускал тяжкие мысли от себя, предаваясь желтой дреме этого воскресного утра, в квартире с пятью комнатами и двумя ванными с джакузи и блестящей итальянской сантехникой, а также не менее блестящими обитателями.

Мы допили алкоголь, на столе образовался еще. Видимо, у ребят были свои запасы. Вернулись парни, за ними девушки. Налили и им.

- За знакомство, - сказал кто-то.

Тост был молча поддержан.

- По-моему, за это я уже много раз пил, - заметил Паша, отставляя опустошенный стакан.

- Да. Я тоже. По-моему, даже проживал эту жизнь неоднократно. Разве что в квартире миллионеров в первый раз…

- Ага, и я. Впрочем, это мало что меняет.

Паша оставался тем же Пашей, что я и знал, это главное. Немного романтик в душе, немного скептик. Этот баланс был хрупок, ибо внутри наверняка бушевали хаотические силы, готовые в любой момент прорваться наружу, но все же до поры он сохранялся. Общаясь с Пашей, я всегда узнавал в нем того себя, которым, возможно, был некоторое время назад и которого безвозвратно потерял.

На кухне появился гашиш. Видимо, из заначки московских мажоров. Из пластиковой бутылки тут же был сделан бульбулятор – приспособление для курения. Парни принялись колдовать над ним. В воздухе пополз сладковатый аромат гашишного дыма.

Когда все было готово, бульбулятор был пущен по кругу: сначала девушкам, потом через них к парням, Сереге и нам. Я от предложенного удовольствия отказался: в моей голове и так плавал легкий туман беззаботной отрешенности. Серега с Пашей сделали по паре затяжек.

Затем загрохотала музыка. На кухне началась не то дискотека, не то партизанская вакханалия. Мы с Пашей отодвинулись в угол и продолжили опустошать бутылки с вином. Меж тем время на часах неумолимо приближалось к полудню.

- Как думаешь, - спросил я Пашу, - наши с тобой биографии в каком жанре можно было бы лучше всего изложить?

- Не знаю, возможно, в жанре анекдота.

- Согласен. С анекдотом ты во многом прав, но самый точный жанр – это тост.

Мы засмеялись.

- Нет, ну серьезно: про что не расскажешь, что не вспомнишь – все с пьянством связано. Мы – наверное, самое пьяное поколение.

- Думаю, были поколения и похуже.

- Были похуже, но дурнее не было.

- Может быть, может быть…

Сатанинский пляс, который разворачивался вокруг нас, заполнил собой всю кухню, удушливым облаком распространился за пределы нее, выплеснулся безумствующей волной в комнаты. На гребне этой волны к нам выкинуло и Серегу.

- Как дела? – спросил он, подсаживаясь к нам.

- Нормально. Обсуждаем тут сложившуюся ситуацию.

- А что не так с ситуацией? Вас кто-то обидел?

- Упаси бог. С ситуацией, вроде, тоже все в порядке, не считая того, что мы пьем уже второй день, практически не прерываясь.

- Так это ерунда, - Серега выудил из-за уха сигарету, - у меня такое времяпрепровождение в порядке вещей, мы, когда с Олей ездим куда-нибудь на концерты, в другие города, там вообще такая свистопляска иной раз творится…

- Так это ты, тебя потому Панком и прозвали… а мы тут про поколение пытаемся говорить.

- А поколение – это они, - Серега сделал неопределенный жест, по всей видимости, характеризующий Веру и ее знакомых, - у них, как видишь, тоже схожие интересы.

- Вот это и пугает несколько.

- А что еще делать?

В общем, делать действительно было нечего. Привычный порядок вещей, как показывала практика, практически не изменить. Мир погряз в собственной грязи, как пациент психиатрической больницы в собственном безумии.

- Пойдем отсюда, - предложил я.

- Куда?

- На воздух, прогуляемся.

Серега, наконец, прикурил.

- Ага. Через пять минут: сейчас покурю, поговорю с Олей, и пойдем.

В итоге пошли мы не через пять минут, и даже не через пятнадцать. Только тогда, когда все вино было нами безжалостно уничтожено, и только пустая тара на столе и под ним засвидетельствовала нашу окончательную и бесповоротную победу, мы, не сговариваясь, засобирались.

Провожать нас было особо некому: после непродолжительной, но забирающей все силы дискотеки, Вера и ее знакомые улеглись спать. Только погрустневший Костя махнул рукой нам на прощание. Оля закрыла дверь своим ключом, который, как оказалось, у нее тоже был – на всякий случай.

- Загляну сюда перед маминым приездом, - коротко резюмировала она.

Возвращались мы той же дорогой, что и пришли сюда. Мимо желтоватых «сталинок», по улице, залитой солнцем. В голове слегка шумело, от вина. Город дышал и жил своей жизнью, совсем не обращая на нас внимания; не обращали и мы – на него.

По пути был продуктовый магазин, и мы были в нем, но я его совсем не запомнил. Закономерным итогом посещения магазина были купленные бутылки с вином. Еще бутылки, еще вино. Как его много! – только и подумал я.

Олин и Серегин гостеприимный дом, вино и музыка. Кажется, все неслось по кругу, словно мы катились на карусели, которую невозможно было остановить. Я поймал себя на мысли, что побег из одного круга привел меня в круг другой. Так всегда. Серега откупорил бутылку – и карусель понеслась дальше.

Пить до потери сознания – это так называется. Воскресный день таял, словно волшебный туман. Уносилось время, сдуваемое ветром, кружащим по двору и залетающим в открытое окно. Терялись границы и очертания…