Герман Вук - Внутри, вовне

— Это как будто то, что надо. Давайте свяжемся с ним.

Так это все и произошло. Именно так.

В мою пользу сработала, в частности, та подробность моей биографии, что у меня был опыт работы на радио. Давным-давно, еще до войны, — то есть для меня это все равно что до всемирного потопа, — мы с нынешним министром обороны одновременно ухаживали за двумя хористками, выступавшими в театре «Уинтер Гарден» в мюзикле «Джонни, брось винтовку!». Мне был двадцать один год, я зарабатывал на жизнь тем, что сочинял репризы для радиопостановок, и мой роман с Бобби Уэбб был в то время в самом разгаре. Нынешний министр обороны — тогда простой юрист — был на несколько лет старше меня; прочно женатый человек, он позволял себе последние в своей жизни холостяцкие выходки. Я держал язык за зубами, и он это оценил. С тех пор мы были дружны: он ведь тоже, как и я, начал свою карьеру уолл-стритовским юрисконсультом, хотя сейчас в нем каждый вершок — это почтенный государственный деятель, добропорядочный семьянин, отец пятерых детей и владелец дома в Маклине. Всего лишь на прошлой неделе мы с женой у него ужинали, и он отпускал неуклюжие шутки о тех временах, когда мы вместе с ним ошивались у артистического подъезда «Уинтер Гардена». Госпожа министерша обороны весело смеялась — в основном, как мне показалось, шевеля мускулами рта, — а глаза ее при этом были похожи на отполированные кусочки мрамора.

Но, как бы то ни было, на заседании кабинета министр обороны упомянул о том, что когда-то я был автором радиошуток, и президент при этом вскинул голову и оживился. У всех политических деятелей — слабость к шуткам. Очень немногие из них умеют остроумно шутить, и наш президент — не из их числа, но он продолжает пытаться. За то время, что я работал у него в штате, я снабдил его десятком-другим неплохих острот, но он выдает их таким образом, что они, вместо того чтобы легко порхать в воздухе, тяжело плюхаются оземь, расплескиваясь, как рыбное желе.

Кроме того, министр обороны рассказал президенту, что я вел судебные дела о порнографии. Тут президент поморщился. Как большинство потомственных чистокровных американцев, президент — полнейший пустосвят. Однако избирателям его преподносят так, что они видят в нем другую сторону американской медали за мужество: семейные узы, добрый старый флаг, покорение Дикого Запада — ну ни дать ни взять космонавт! Президент признался, что он ничего не знает о таких книгах, как «Сара лишается невинности» Питера Куота или «Тропик Рака» Генри Миллера — президент не очень-то силен в модернистской литературе, — и поэтому он думает, что большинство других людей тоже не знают этих книг. Но, во всяком случае, президент согласился, что если впустить в Белый дом немного либерального ветра, это может принести пользу. И моя кандидатура была одобрена.

И, по-моему, кое-какую пользу я уже принес. Дело вовсе не в том, что я помог президенту сойтись накоротке с израильским послом. Этот президент ни с кем не бывает накоротке — может быть, даже со своей женой и дочерью. Он живет в какой-то черной щели где-то внутри самого себя, и если он и показывает миру что-то от своей сущности, то разве что слабое мерцание фосфоресцентных озабоченных глаз, глядящих из этой щели. Я, правда, действительно облегчил первую встречу министра обороны и главы президентского штата с израильским послом. С тех пор я сделался чем-то вроде подушки, смягчающей карамболи, нацеленные в некоторые деликатные аспекты израильской политики, если эти аспекты слишком незначительны, чтобы ими занимался главный игрок нашей команды — советник по национальной безопасности. Я тихо и вроде бы ненароком формулирую идею или позицию, подброшенную мне либо послом, либо кем-то из нашей администрации, и никто ни за что не отвечает, и нет никаких личных контактов, я отбиваю удар, и игра либо продолжается, либо прекращается. Таким образом, я помог решить некоторые второстепенные проблемы.

Официально моя должность называется «специальный помощник президента по связям в области культуры и просвещения». В нашем политическом розарии специальных помощников и просто помощников президента — что собак нерезаных, и я в этой команде — самая мелкая сошка. Но моя работа — это таки да работа, и я не даром ем хлеб. Я также вхожу в Национальный совет поощрения искусств. Кроме того, я принимаю делегации учителей и деятелей искусства, которые постоянно слетаются в Вашингтон как мотыльки на огонь. Я обсуждаю с ними их проблемы, и я достаю им пропуска на специальные экскурсии по Белому дому и тому подобное. И я пасу иностранных визитеров — таких, как делегация советских профессоров американской литературы, которые приехали на прошлой неделе и озадачили меня тем, что потребовали свезти их первым делом на стриптиз, а потом на порнофильм. Я, разумеется, известный защитник свободы творчества, но это был первый порнофильм, который я видел в своей жизни. Моя жена Джен и слышать не хочет о том, чтобы материально поощрять постановщиков порнофильмов, а один я на порнофильм ни за что не пойду. А ну как если у меня там, прямо в кинозале, случится инфаркт и я отдам Богу душу? Джен тогда вынуждена будет хоронить супруга, которого вынесли вперед ногами с сеанса «Дьявола, вселившегося в мисс Джонс». Нет, так не пойдет.

Ну, а в сопровождении советских профессоров я мог с чистой совестью посмотреть картину под названием «Разгульное общежитие». Но, признаться, фильм меня очень разочаровал. Это была тоска зеленая, и мне было ужасно жаль бедняжек актрис. Однако русские были в полном восторге, и, выйдя из кино, они захотели сразу же пойти на другой такой же фильм. Я вместо этого повез их в Национальную галерею, и, по-моему, это им очень не понравилось. Во всяком случае, отзывались они о Национальной галерее нарочито раздраженным тоном. Дескать, не для того они приехали в Америку, чтобы смотреть картины, у них в Ленинграде свой Эрмитаж, и Национальная галерея ему в подметки не годится, и вообще, не пойти ли теперь еще на один порнофильм? Я сбагрил их худосочному парню из советского отдела Государственного департамента, который выразил живейшую готовность показать советским профессорам — за счет американского правительства — все образцы американской свободы творчества, какие только можно найти в грязных кинопритонах злачного квартала Вашингтона.

Затем я ублажал представителей писательского комитета, приехавших в Вашингтон обхаживать конгресс и министерство финансов и добиваться, чтобы налоговое управление отменило какое-то свое вредное постановление, касающееся накладных расходов на писательские поездки и изыскания. Как только у крота из налогового управления выпадает свободная минута, он сразу же точит свои оскаленные клыки и вцепляется в актеров, спортсменов или писателей. Видите ли, несколько крупных литературных зубров зарабатывают бешеные деньги, а потом всячески финтят, пытаясь увильнуть от уплаты налогов с помощью разных жульнических приемов, от которых налоговое управление до смерти любит не оставлять камня на камне. И в результате появляются на Божий свет эти вредные постановления, которые пускают по миру рядовых писателей, не получающих больших барышей. Это, между прочим, моя специальность, так что я взял дело в свои руки и быстренько заставил налоговое управление пойти на попятный. Писатели всем скопом пришли в Белый дом поблагодарить президента, а после этого я проводил их в аэропорт, откуда они улетели в Нью-Йорк, отпуская удивленные замечания относительно его почти человекообразной внешности. И действительно, на карикатурах наш президент выглядит несколько диковинно.