Тони Моррисон - Домой

— Доктор кто?

— Неважно. Делай, что он говорит, так, как ему надо, и всё будет хорошо. Теперь иди. Сара проводит тебя в твою комнату.

Миссис Скотт встала. Платье на ней было как мантия — до пола, из белого шелка, с широкими рукавами. Она казалась похожей на королеву из кинофильмов.

Си вернулась на кухню и увидела, что ее пакет унесли. Сара уговорила ее поесть, перед тем как уйдет к себе. Она открыла холодильник и достала миску картофельного салата и две поджаренных куриных ножки.

— Подогреть тебе курицу?

— Нет, мэм. Я ее так.

— Я знаю, что я старая, но, пожалуйста, называй меня Сарой.

— Хорошо, если хотите. — Си сама удивилась своему аппетиту. Вообще она мало ела, и на кухне у Бобби, где скворчало красное мясо, есть просто не хотелось. А сейчас она подумала, хватит ли этих двух кусочков курицы, чтобы хоть чуть-чуть утолить голод.

— Как вы поговорили с миссис Скотт? — спросила Сара.

— Хорошо, — сказала Си. — Она симпатичная. Правда, симпатичная.

— Ага. И работать у нее легко. У нее расписание: что любит, что ей нужно — всегда одно и то же. Доктор Бо — его все так зовут, — он очень обходительный.

— Доктор Бо?

— Его полное имя Борегард Скотт.

А, подумала Си, вот как оно произносится.

— Дети у них есть?

— Две девочки. Они не здесь. Она что-нибудь сказала про твою работу?

— Нет. Сказала, доктор сам объяснит. Он не просто врач, он ученый, она сказала.

— Это правда. Деньги все ее, а он изобретает разное. И старается получить на это патенты.

— Патенты? — Рот у Си был набит салатом. — Это как?

— Ну, разрешение делать разные вещи. От правительства.

— Понятно. А можно мне еще курицы, пожалуйста? Такая вкусная.

— Конечно, детка. — Сара улыбнулась. — Я тебя быстренько раскормлю, если здесь задержишься.

— А другие помощницы здесь работали? Их увольняли? — Си встревожилась.

— Некоторые уходили. Помню, выгнали только одного.

— За что?

— Я так и не узнала толком. Мне он казался подходящим. Молодой был и приветливей многих. Знаю, они о чем-то спорили, и доктор Бо сказал, что ему попутчики в доме не нужны.

— Кто это — попутчики в доме?

— Поди пойми. Не знаю. Что-то ругательное, наверное. Доктор Бо заядлый конфедерат. Дед у него был героем, его убили в какой-то знаменитой битве на Севере. На салфетку.

— Спасибо. — Си вытерла пальцы. — Ох, как хорошо мне стало. Скажите, вы давно здесь работаете?

— С пятнадцати лет. Давай, отведу тебя в твою комнату. Она внизу и небольшая, но для спанья — лучше не придумаешь. Матрас там — хоть под королеву.

«Внизу» оказалось на метр ниже передней веранды — скорее мелкое заглубление дома, а не настоящий подвал. В коридоре, недалеко от кабинета доктора, находилась комната Си — чистенькая, узкая, без окна. За ней запертая дверь — в бомбоубежище, сказала Сара, со всеми припасами. Сара поставила пакет Си на пол. С вешалок на стене новую жительницу приветствовали две накрахмаленные, выглаженные формы.

— Надевать подожди до завтра, — сказала Сара, поправляя девственно-чистый воротник своего изделия.

— О, тут красиво. Смотри-ка, столик. — Си посмотрела на переднюю спинку кровати и с улыбкой дотронулась до нее. Потом заглянула за ширму, увидела унитаз и умывальник, потом повалилась на кровать с восхитительным матрасом. Снова натянула покрывало и засмеялась, любуясь гладким шелком. Вот тебе, Ленора, подумала она. Хорошо тебе спится на твоей поломанной кровати? Вспомнив тонкий, бугристый тюфяк, на котором спала Ленора, она злорадно засмеялась.

— Тише, девочка. Я рада, что тебе нравится, но не смейся так громко, тут этого не одобряют.

— Почему?

— Потом тебе скажу.

— Нет, Сара, сейчас. Пожалуйста!

— Помнишь, я сказала, что их дочери не здесь? Они в приюте. У обеих большие огромные головы. Цефалит, так, по-моему, называется. Кабы у одной такое горе. А тут у двоих. Помилуй Бог.

— Господи. Какое несчастье, — сказала Си и подумала: поэтому, верно, он изобретает — хочет помочь другим людям.

Наутро Си предстала перед хозяином дома — он вел себя приветливо, но официально. Маленький человек с густыми седыми волосами деревянно сидел за большим, опрятным письменным столом. Первым делом он спросил, есть ли у нее дети, и знала ли она мужчину. Си сказала, что была недолго замужем, но не забеременела. Главные обязанности ее, сказал он, — чистить инструменты и оборудование, убираться и вести запись пациентов: фамилия, час приема и так далее. Расчеты с ними ведет он сам в кабинете, отдельном от смотровой.

— Будь здесь ровно в десять утра, — сказал он. — И будь готова работать допоздна, если потребуется. И будь готова к неприятностям медицины: иногда кровь, иногда боль. Ты должна быть спокойной и твердой. Всегда. Если сможешь, все будет хорошо. Ты сможешь?

— Да, сэр. Я смогу. Конечно, смогу.

И смогла. Она все больше уважала доктора, глядя, сколько он помогает бедным людям, особенно женщинам и девушкам. Гораздо больше, чем зажиточные по соседству или в самой Атланте. Он был очень заботлив с пациентами, строго оберегал их секреты, кроме тех случаев, когда приходилось позвать другого врача для помощи в работе. Когда его старания не помогали и пациентке становилось все хуже, он отправлял ее в городскую благотворительную больницу. Когда случалось кто-то умирал, он давал деньги на похороны. Она полюбила свою работу: красивый дом, добрый доктор и жалованье — его никогда не пропускали и не урезали, как бывало у Бобби. Миссис Скотт она не видела. Ее полностью обслуживала Сара; она сказала, что хозяйка никогда не выходит из дома и немножечко пристрастилась к настойке опия. Жена доктора подолгу писала цветы акварелью и смотрела телевизор. Больше всего она любила шоу Милтона Берла и «Молодожены в медовый месяц». Пробовала «Я люблю Люси», но ей противен был Рики Рикардо, — и бросила.

Однажды, недели через две после начала, Си пришла в кабинет доктора Бо за полчаса до него. Ей всегда внушали благоговение забитые книжные полки. Сейчас она внимательно рассматривала медицинские книги, водя пальцем по корешкам: «Из ночи». Наверное, детектив, подумала она. «Уход великой расы», а за ней «Наследственность, раса и общество». Каким плохим и бесполезным было мое учение, подумала она и пообещала себе найти время и понять «евгенику». Она попала в хорошее, надежное место, и Сара стала ей семьей, подругой, наперсницей. Они всегда ели вместе, а иногда вместе готовили. Если в кухне было нестерпимо жарко, они ели во дворе под тентом, где пахло последней сиренью и через дорожку шмыгали ящерки.

Как-то особенно жарким днем, в первую неделю, Сара сказала:

— Пойдем в дом. Больно злые сегодня мухи. А у меня там еще белые дыни, надо съесть, пока не размякли.