Кун-Суук Шин - Я буду рядом

– Если мы еще найдем этот магазин.

– А если нет?

– Не беспокойся. Отнесу тебя домой.

Из-за забастовки автобусы не ходили, пришлось идти пешком. Когда мы добрались до того места, где встретились, он остановился и спросил, где я живу.

– На Тунсандон.

– Ты живешь на Тунсандон?

– Да.

– Странно, что мы не увиделись раньше.

– Ты тоже сейчас там живешь?

– Нет, там жила Миру. Юн Миру.

Услышав, как он произнес ее имя, я вдруг почувствовала: темная завеса окутала мое сердце, как внезапно налетевшая черная туча закрывает солнечный свет и обрушивается на землю бурным ливнем.

– А где она сейчас?

– Кто?

– Миру.

Пока он нес меня, я продолжала спрашивать о ней, словно была ее близкой подругой или сестрой. На какое-то мгновение мне показалось, что Мен Сё готов ответить, но он лишь поудобнее обхватил меня руками, удерживая у себя на спине, и спросил:

– Надо пройти по подземному переходу, не так ли?

Похоже, он не хотел говорить о Миру.

– Мы не сможем. Проход закрыт.

Мы не стали спускаться, а остались на поверхности. Я по-прежнему сидела у него на спине. Сейчас машины не ездили по дороге, но огни светофора загорались в обычном режиме.

– Где же Юн Миру?

– Она только что вернулась с острова.

– С какого острова?

В этот момент группа демонстрантов с громкими криками появилась из переулка и устремилась на шоссе. На мгновение мы оказались в самом центре толпы. Кто-то толкнул нас, проходя мимо. Все они смотрели на нас с вопросом в глазах: «Что все это значит?» Я хотела спрыгнуть на землю, но он еще крепче прижал меня к себе. Демонстранты так стремительно пронеслись мимо, что я не могла понять – они ли налетели на нас и рассыпались в разные стороны, или это мы сами попали к ним и теперь как ни в чем не бывало пошли дальше своей дорогой.

Мен Сё снова двинулся вперед, крепко прижимая меня к себе. Найти обувной магазин оказалось так же непросто, как отыскать весенний цветущий бутон посреди мертвого холода зимы. Почти все магазины, расположенные на первых этажах зданий, закрыли ставни, заперли стеклянные двери и погасили свет, чтобы никто не видел происходящее внутри. Стенд с меню у входа в ресторан валялся на асфальте. Я обрадовалась едва заметной полоске света в выставочном зале автосалона. Каждый раз, когда я отправлялась в центр города посреди дня и видела толпы людей на тротуарах, я думала: «Что они здесь делают, почему не на работе?» Теперь я поняла – эти люди и есть жизненная сила города.

Без людей улицы города выглядят мертвыми. Радостное возбуждение, захлестнувшее нас в бушующем потоке демонстрантов, постепенно схлынуло. Печальная тишина повисла между нами. Он продолжал идти вперед, на улице все явственнее пахло слезоточивым газом. Теперь я ясно могла различить выкрики демонстрантов и громкий рев полицейских. Откуда-то раздался шум льющейся из брандспойта воды, и я вся сжалась от страха.

Мы прошли мимо запертого газетного киоска.

– Что каждый из нас может сделать в этом возрасте и в наше время? – пробормотал он, напомнив мне профессора Юна. – Что хочешь сделать ты, Чон Юн?

Я вспомнила о копиях рукописи «Мы дышим» в моей сумке.

– Порой, – сказал он, – мне кажется, что юность должна приходить к нам в конце жизни.

Раньше я никогда ни о чем подобном не задумывалась.

– И что бы тогда произошло? – спросила я.

– Сейчас у нас были бы лица стариков.

Я не могла представить ни его, ни себя старыми.

– Как бы я хотел, чтобы кто-нибудь мог пообещать нам нечто определенное, – продолжал он. – Объяснил бы нам, что все в этой жизни имеет смысл. Я бы хотел знать, есть ли обещания, которым стоит верить. После преследований, одиночества, вечной тревоги и жизни в страхе придет совершенно другое. Если бы наша юность началась в конце жизни, разве не смогли бы мы воплотить в реальность все свои мечты?

На автобусной остановке не оказалось ни одного автобуса.

– Тебе так не кажется? – Он ожидал от меня хотя бы незначительного согласия с его мнением.

– Это означало бы, что мы умерли бы совсем юными, а первую половину жизни прожили бы самыми настоящими стариками. Неужели ты этого хочешь? – спросила я.

Он остановился напротив закрытой ювелирной лавки. Я не видела его лица, но густые брови, судя по всему, гневно насупились.

– Я об этом не подумал, – ответил он.

Мне никогда не приходило в голову, каково это было бы, если моя юность началась бы на исходе жизни. Я пробормотала себе под нос, обращаясь скорее к самой себе, чем к нему:

– Интересно, как люди это терпят?

И едва эти слова сорвались с моих губ, как я тут же представила лицо Дэна. А затем Миру.

– Они не могут терпеть и потому строят баррикады, вырывают брусчатку из мостовой и швыряются камнями, а затем убегают только лишь затем, чтобы их поймали и отправили в полицейский участок. А вот действительно они не в состоянии выносить, что все происходящее не приносит никаких улучшений. Ничего не изменилось по сравнению с прошлым годом.

– Что?

– Все такое привычное и похожее, порой кажется, будто время остановилось.

– А на что ты надеешься?

– Я хочу перемен. Когда ничего не меняется, как бы ты ни старался, ты постепенно начинаешь терять силы. Иногда я даже начинаю мечтать о том, чтобы кто-нибудь украл все книги, все до одной, даже из библиотек. Я мечтаю о том, чтобы все школы закрылись и никто не смог бы учиться, даже если бы очень захотел. Все одно и то же. Такое ощущение – время проходит, а меняются лишь актеры. Мои друзья и я разбегаемся, нас преследуют, мы сопротивляемся, затем нас снова преследуют. Мы смотрим в одну точку на стене и корчимся, страдая от одиночества. А нам надо просто обернуться, но вместо этого мы продолжаем упираться взглядом в стену. Мысль о том, что это будет продолжаться бесконечно, наводит на меня тоску. И прошлой весной все было точно так же.

– Как?

– Если бы я не столкнулся с тобой, то не смог бы увидеть разницы между сегодняшним днем и точно таким же днем в прошлом году. – И тут он пробормотал тихо-тихо: – Итак, Чон Юн… давай навсегда запомним этот день.

Мне хотелось увидеть его лицо. Мне очень хотелось увидеть его лицо, когда он сказал, что мы должны навсегда запомнить этот день. Но я ничего не могла ответить ему. Ему больше нечего было сказать, и я понимала, что испытываю точно такую же апатию. Возможно, наша неожиданная встреча в центре города была шансом найти выход из затянувшейся сонной апатии. Я протянула руку и ласково погладила его по щеке. А затем провела ладонью по его лбу, коснулась носа, ямочки у него под носом, дотронулась до его губ, подбородка, ушей. А затем прикоснулась к его бровям. Он позволил мне прикасаться к его лицу. Когда я дотронулась до его глаз, ему, вероятно, стало трудно двигаться вперед, и он внезапно остановился.