Кун-Суук Шин - Я буду рядом

– Смотри под ноги.

Ступеньки вели вниз. Когда мне показалось, что мы уже спустились совсем, Миру повернула за угол, где оказались другие ступеньки. Как будто мы снова спускаемся с холма от старого дома Миру. Комната Миру находилось в самом конце лестницы. Она вытащила из кармана ключ и вставила в замок. Дверь распахнулась, Миру пошарила в темноте, включила свет и позвала:

– Эмили!

Я оглянулась на лестницу, по которой мы только что спустились. Комнатка Миру под лестницей казалась гораздо темнее, чем ее заброшенный дом, куда мы пришли сразу после бани. Судя по всему, здесь весь день напролет должен был гореть свет.

– Проходи.

Миру скинула туфли и первой вошла внутрь. Я не заметила другой обуви, кроме теннисных туфель, которые она когда-то мне одолжила, около шкафчика для обуви.

Я вспомнила, как в тот день она завязывала мне шнурки. А потом уже дома я тщательно вымыла под краном те самые туфли и выставила сушиться на солнечную сторону бетонного заграждения на крыше, а потом случайно уронила вниз, помчалась на улицу, чтобы их схватить и снова вымыть. Именно в этих теннисных туфлях я шла по пустынным после разогнанной демонстрации улицам в компании Мен Сё и Миру. Тогда я впервые привела их к себе в комнату, где мы вместе поужинали. Именно в тот день я схватила Миру за руку. Если бы не ожог, ее пальцы были бы длинными, изящными и белыми. Я почувствовала тогда, как ее пальцы дрожат в моей ладони, еще вспомнила, как сжала ее ладонь, когда она лежала на животе в моей комнате и просматривала копию рукописи «Мы дышим». Если я бездумно смотрела на свои ладони, моя двоюродная сестра хватала меня за руки со словами: «Тебе одиноко». Она считала, что люди смотрят на собственные ладони, когда им одиноко. Эта мысль никогда прежде не приходила мне в голову, но позже, глядя на свои ладони, я вспоминала ее слова. Похоже, люди, живущие вместе, неосознанно перенимают друг у друга привычки. Я сделала для Миру то же, что делала для меня двоюродная сестра. После того дня руки Миру, которые она всегда прятала в карманах, все время были у меня на виду.

– Эмили. – Миру вошла в комнату и несколько раз тихо позвала кошку. – Чон Юн, ты только полюбуйся на это.

Я скинула туфли, поставила их рядом с туфлями Миру, а свою банную корзинку пристроила рядом с ее корзинкой и вошла в комнату.

– Посмотри, как она спит.

Миру указала на Эмили в небольшой коробке под окном. Кошка лежала на спине с открытым ртом, выставив пушистый живот и вскинув вверх лапы. Я не могла сдержать смех. Она спокойно спала, даже не отреагировала на наше появление. У нее были розовые уши и носик. И подушечки ее лап тоже были розовыми. Я впервые так близко видела спящую кошку.

– Кошки всегда так спят? – спросила я.

– Нет. Иногда она сворачивается клубочком или растягивается во всю длину. Она даже может заснуть стоя или положив голову на передние лапы. Она настолько гибкая, что может спать наполовину свернувшись и с вытянутыми задними лапами, а голову поднять вверх. Но эта поза мне нравится больше всего, так она выглядит невероятно безмятежно.

И это была правда. Белоснежная пушистая Эмили спала, нисколько не опасаясь, что кто-то может прийти и увидеть ее. Сейчас она отличалась от той кошки, которая важно расхаживала по комнате с грациозно поднятым хвостом. На ее белой щеке виднелось зеленое пятно.

– Откуда это у нее? – спросила я.

Миру указала на окно. Прямо за подоконником виднелась лужайка, по которой мы прошли по пути сюда. Зеленые стебли у самого окна заглядывали в комнату. Должно быть, Эмили лежала на подоконнике и испачкала свой белый мех.

– Хочешь есть? – спросила Миру.

– Немного.

– Мне надо было купить что-нибудь по дороге. Я только сейчас вспомнила – есть совсем нечего. Что будем делать?

– Ничего страшного. Я не так уж и голодна. Поем дома.

Я взглянула на спящую в коробке Эмили и подошла к окну. Поскольку мы спустились вниз по длинной лестнице, я подумала, что комната Миру находится ниже уровня земли, и потому удивилась зеленым росткам. Казалось, эта буйная растительность заползает всеми своими побегами в комнату, стоит лишь открыть окно. Похоже, Миру не запирала окно на задвижку даже при выходе из дома. Стоило слегка надавить, и оконная рама распахивалась. Как я и предполагала, растения тут же протянули свои длинные ветви с зелеными листьями в окно и проникли в комнату.

– Это лилии.

– Лилии?

– Этот дом построен на горе, одна его сторона уходит под землю, а другая выходит на поверхность. Если ты встанешь на это место, то сможешь это увидеть. Мен Сё ужасно разозлился, узнав, что я сюда переехала. Он сказал: «Здесь совсем нет света». Я беспокоилась за Эмили, ведь она любит солнечный свет. Мне понравилась лестница, но Мен Сё настаивал, что плохо жить в такой темной комнате. Он спрашивал, почему я хочу жить в этой подземной темнице. Но я не отступалась. В тот день, когда я переехала, он посадил здесь луковки лилий, напоминающие репчатый лук. Мен Сё объяснил, что лилии неприхотливы, им не надо много солнечного света. Эти лилии слишком разрослись, некоторые мне пришлось даже выкопать. Прошлой весной на каждом стебле распустились по два-три цветка, и все вокруг наполнилось ароматом лилий. Они цвели, низко опустив раскрытые бутоны, словно глядя в землю. Однажды Эмили куда-то исчезла, я начала искать ее и обнаружила, что она спит, свернувшись клубочком, под лилиями.

Я провела рукой по стеблю одной лилии, которую посадил Мен Сё. Их переполняла жизнь, дававшая им силу буйно цвести весной и летом, а остальное время года они отдыхали в ожидании своего часа. Луковки лилий скрывались в земле, как клубни картофеля. И даже когда зеленые побеги увядали, луковицы зимовали в земле, а весной снова выпускали свежие ростки на поверхность и расцветали белыми бутонами, наполняя все вокруг удивительным ароматом. Я вытолкнула стебли лилий за окно и захлопнула раму. Кошка по-прежнему спала в той же позе. Я впервые окинула взглядом комнату Миру. Рядом с коробкой со спящей Эмили стояла лестница того же цвета, что и деревянный пол. Наверху располагалась кровать-чердак.

– Ты здесь спишь?

– Да.

– А что ты делаешь, когда тебе надо пойти в ванную?

– Конечно же пользуюсь лестницей. Хотя я уже как-то падала с нее.

Прямо под спальным местом Миру располагался ее письменный стол. На нем ровной стопкой лежали все двадцать книг, рекомендованных профессором Юном на последней странице рукописи «Мы дышим». Вероятно, она читала их или собиралась прочесть. Над столом красовался приколотый кнопкой к стене рисунок, я подошла поближе, чтобы внимательнее его рассмотреть. Интересно, эти деревья – кипарисы? На рисунке была изображена плывущая к острову по темным морским водам небольшая лодка. Подпись под иллюстрацией гласила: «Остров мертвых» Арнольда Бёклина. В лодке мужчина в белой одежде стоит над белым саркофагом спиной к зрителям. Я смогла разглядеть и гребца в лодке перед мужчиной. Остров казался спокойным, но производил гнетущее впечатление, а пустынные скалы по обе стороны острова казались крыльями. В объятиях скал высилась темная, словно морские воды, кипарисовая роща. Ее прямые стволы, похоже, пытались раздвинуть в разные стороны небо, одетое в саван из плотных облаков. Небольшая лодка преодолела целое море и вот-вот наконец пристанет к берегу, на который обрушиваются черные морские волны. Сумрачные кипарисы четко вырисовывались в пустоте, как ворота, открывающие путь на остров. Лодка вот-вот проскользнет по темной воде под этими деревьями. Я так увлеклась разглядыванием картины, что не заметила подошедшую ко мне сзади Миру.