Факир Байкурт - Избранное

Вечером к нам пришел дядя Джеври со своим семейством. А Кадир носу не казал. Допоздна пытались мы с дядей Джеври успокоить Яшара.

— С утра спозаранок пойдите, опять поищите куропатку, — говорил дядя Джеври. — Авось отыщется.

Кое-как уговорили Яшара лечь в постель. До утра он ворочался с боку на бок, глаз не сомкнул. Насилу мы дождались рассвета. И только небо побелело, отправились в путь. Хорошо еще, еды успели прихватить с собой. Миновали речку Хеледже. В который уж раз осмотрели каждый камушек, каждый кустик в Яныкчаме. Пели, приманивали. Нет куропатки, словно ее вовсе не было. Обыскали берега Чигдемли, Топал-Турна-Юрду. Будто в небо улетела или сквозь землю провалилась. Уже в сумерках вернулись домой, усталые, голодные.

Мама больше не укоряла Яшара в простодушии, обращалась с ним ласково, словно с хворым.

— Ежли кто поймал птицу, а затем отпустил ее на волюшку, значит, сотворил дело, богу угодное, и ему воздастся. Ежли это сделал ребенок, то ему воздастся вчетверо, — говорила она.

Яшар плохо слушал маму, по всему видать было, что мысли о куропатке не идут у него из головы. Расскажи мне кто-нибудь, что можно так убиваться по обыкновенной птице, я бы ни в жисть не поверил. Правда, наша куропатка не совсем обычная птица, но тем досадней. Коль промеж них с Яшаром такая любовь, то зачем улетела? Выходит, предала его.

На третий день опять ни свет ни заря ускользнул Яшар из дому, никого не предупредил, только ломоть хлеба прихватил с собой.

— И как я не углядела за ним? — сокрушалась мама. — Не слыхала, не ведала, сердцем не чуяла…

— Пускай лучше ищет, иначе совсем паренек занедужит.

— Ох, боюсь, как бы дикое зверье на него не напало. Там кабанов много. Кто поможет, кто выручит, случись какая беда? Иди-ка, Али, за ним следом.

— Не пойду, — говорю я. — Надоело. Ничего ему не сделается. Места знакомые, кабанов он не боится.

— Скорей бы уж вечер, скорей бы возвернулся…

К ужину объявился Яшар. Смотреть на него жалко: еле ноги волочит, руки плетьми висят, глаза опухшие.

— Завтра опять пойду, — говорит.

— Ах ты мой горемыка горемычный! — чуть не плачет мать. — Улетела твоя птичка, не вернется больше. Все равно что померла. А с кладбища еще никто не возвращался. Возьми ты это в толк, наконец, сынок, успокойся. Скоро хлеба жать начнут, полно будет в полях птенцов. Подберешь, какой приглянется. Он тоже привыкнет к тебе, станет ручным. Теперь ты ученый, больше не станешь по злому совету отпускать птицу.

Вскоре отец вернулся с мельницы, оставив там деда. Он поцеловал братишку, погладил по голове:

— Чего ты убиваешься, сынок. Гляжу я на тебя, и сердце кровью обливается. Мал ты еще. Это был тебе хороший урок. Вот подрастешь, я куплю тебе ружье, сам пойдешь в горы на охоту, и будет у тебя с собой новая куропатка. Теперь, если тебе скажут: выпусти, Яшар, куропатку из клетки, ты этого делать не станешь. Ведь правда?

Мы поужинали, поговорили о том о сем и легли спать. В эту ночь братишка впервые спал крепким сном — уж очень он устал, бедный. Иногда вскрикивал, бормотал что-то, стонал, но не просыпался.

— Забудет свое горе, — говорил отец. — Забудет. Маленький он еще, а у детей память короткая.

И я тоже так думал.

Наутро мать, как всегда, проснулась раньше всех, проверила, здесь ли Яшар, и, убедясь, что он еще крепко спит, успокоилась. Хотела еще поспать, но тут вдруг слышит: кто-то тихонько стучится.

— Кто в этакую рань заявился? — удивилась она и пошла открывать дверь. Глянула, а это Яшарова куропатка на пороге стоит и клювиком в дверной косяк постукивает. Мать разбудила нас громким криком: — Вставайте, вставайте! Вернулась куропатка, вернулась!

Мы вскочили как ошпаренные, глядь, а это и взаправду куропатка! Яшар вырвался вперед, подхватил свою птичку на руки, чуть не задушил ее от радости. Уж он ее и тискал, и прижимал к себе, и целовал. Прямо как безумный сделался. Отец удивленно посмеивался. Но самое удивительное было вот что — Яшарова куропатка вернулась не одна. Чуть поодаль стояла другая, петушок. Уж не тот ли самый, с которым они познакомились в Топал-Турна-Юрду? Мы даже не сразу заметили его, а Яшар тот и вовсе никого и ничего вокруг себя не замечал. Уткнулся носом в перышки своей куропаточки, целует ее, расспрашивает:

— Где ж ты, миленькая, пропадала? Почему не отзывалась, когда я звал тебя?

— Эй, — кричу я ему, — погляди! У твоей куропатки дружок появился.

— Вот это да! — хлопает глазами Яшар. — Вот это да!

В то утро мы наконец-то завтракали с удовольствием. И куропаток накормили зерном, напоили ключевой водой.

— Что нам делать с петушком? — спросил Яшар маму. — У нас ведь всего одна клетка.

— Посади их вместе, их теперь разлучать нельзя.

Вечером дед открыл пчелиную колоду, одну из тех, что мы держали у мельницы, откачал кувшин свежего меду.

— После всего, что мы пережили, не грех и полакомиться, — сказал он.

В этой главе повествование ведется от лица Сейита — отца Яшара.

Кто он — земледелец, мелкий торговец, мельник? Он говорит, в деревне нет ему житья. Ищет новую работу, в городе. Эх, найти б ему такую работу! Будь у него влиятельный покровитель или, на худой конец, хотя бы рекомендательное письмо, устроиться на работу было бы пустячным делом. В городе, говорит он, не то что в деревне — какое-никакое дело отыщется.

Наконец-то и наша богом забытая деревня прославилась на всю округу. А все благодаря чему? Кабанам да куропатке моего отпрыска. Только встретишь кого-нибудь из соседней деревни, как начинаются тары-бары: не собираются ли к вам опять на охоту американцы-холостяки? Может, приглянутся ваши девки. До чего ж они у вас все как на подбор, аппетитные, особливо после бани…

Ох, пустобрехи! Только и знают, что языки чесать про нашу деревню. А что проку от этих разговоров? Тоже мне слава! Настоящая слава — это такая, от которой жизнь лучше становится… Глазом моргнуть не успели, как лето опять пролетело. А в амбаре по-прежнему хоть шаром покати. Хочу в Анкару поехать. Но откуда деньгам взяться? Послушать отца, так денег у нас нет, потому что я непутевый, трутень я. Его послушать, я навроде того казенного бычка, только и знаю, что дрыхнуть под солнышком у стенки. По его словам выходит, что любой, кому работа люба, может ее в любой миг отыскать. Папаша, папаша, где ее, эту работу, сыскать? Или то, что мы здесь делаем, и есть настоящая работа? Мельницу по ночам сторожи, товарами вразнос торгуй, удобрение в поле вывози, мясо жарь, вместе с женой и детьми кизяк собирай, осенью паши, зимой сей, весной поливай, летом зерно собери, смели на мельне, муку домой привези… Ну ладно, сделаю все это, а проку-то? Насилу семью прокормишь. А задницу прикрыть нечем, ни себе, ни другим. Лишнего четвертака на чай не имеем. Завернут к тебе двое приятелей, а ты их и угостить не можешь. Срам один!