Факир Байкурт - Избранное

А того, который еще не приехал, зовут Экрем. Он из самой Тосйи. У него есть невеста, с которой они обручены. По словам Экрема, у его родителей в Тосйе большие рисовые плантации. Его детство прошло на берегу реки Деврез, и он любит повторять, что это было самое счастливое время в его жизни. Невеста Экрема тоже учится в Стамбуле, в женском Высшем технологическом училище. Из них там готовят будущих преподавателей высших учебных заведений. И сам Экрем учится в педагогическом институте на математическом факультете. «После окончания нас направят в какой-нибудь большой город, где есть и лицей и институт, — мечтает Экрем. — Мы оба будем работать, а жить на два оклада совсем неплохо, хотя оклад не главное. К тому же, надеюсь, родители будут подбрасывать нам кое-что из своих доходов от продажи риса. Однако лучше всего ни в чем не зависеть от отца».

Однажды мы втроем с его невестой ходили в кино. Миленькая она девушка, настоящий персик…

Один из тех, с кем я сегодня вернулся, родом из Манисы, его зовут Наджи, а другой — Халиль из Сомы. Отец Халиля выращивает виноград. Халиль совсем не бабник, учится на юридическом. А Наджи — будущий архитектор. Сам я учусь на факультете политических наук. Все мы из одного, Средневосточного университета. В конце каникул мы списались и договорились вернуться в Стамбул одним и тем же экспрессом.

Когда мы выходили из такси, то столкнулись с Эльваном-чавушем и Харпером. Мы тогда еще не знали, что старик — односельчанин нашего привратника Али. Нам понравилась настойчивость, с которой старик требовал, чтобы Харпер вернул куропатку. Он грозился, что не уйдет до утра. И еще нам понравилась его своеобразная деревенская культура, у него наверняка большой жизненный опыт.

Мы решили пригласить к себе старика с мальчиком и накормить.

— Но ведь у нас почти ничего нет из съестного, — сказал Халиль.

— Не беда, пожарим яичницу с сыром и помидорами, напьемся чаю.

— Им, наверное, кроме хлеба, и закусить-то нечем. Похоже, у них и денег совсем нет, — добавил я.

Али купил для нас чай, сахар, яйца. Халиль и Наджи спустились вниз за стариком и мальчиком, а я принялся за готовку.

Оказывается, Эльвана-чавуша и его внука били в полиции, пытали током. Они целую неделю провалялись в гостинице, но до сих пор не могут шагу ступить без боли. Что ж это такое делается на белом свете! Выходит, по чьему-то ложному доносу могут безжалостно избить человека! Неужели человечество теряет гуманность? И отчего это стоит одним заполучить хоть какую-то власть над другими, как они начинают бесчинствовать и угнетать? Мне временами кажется, что все наше старшее поколение без исключения страдает комплексом неполноценности и поэтому стремится компенсировать собственную невежественность проявлением силы и власти. Судите сами, много ли пятидесятилетних читают книги? Ни в одной из квартир нашего дома нет приличной библиотеки. Даже профессор и тот не написал ни одной книги. А член кассационного суда слыхом не слыхивал о таком произведении, как «Преступление и наказание». И вот эти самые «старики» избивают молодежь, гноят ее в тюрьмах. И не какую-нибудь молодежь, а именно просвещенную, образованную и культурную.

Среди товарищей мы слывем «умеренными». Да, мы из зажиточных семей и гордимся этим. Поэтому и не пожелали жить наравне со всеми в студенческом общежитии. Но ведь даже нас те самые «старики», о которых я говорил, считают чуть ли не леваками. Когда мы поднимаемся или спускаемся по лестнице с книгами под мышкой, соседи смотрят на нас, как бык на красное полотнище. Представьте себе только, вот такие профессора призваны давать нам знания в университете! А как подумаешь, что этакий вот прокурор отвечает за соблюдение законности, или доктор — лечит, или полицейский комиссар и следователь — расследуют преступление, так ведь жутко становится. Пропащее твое дело, если попадешься им в руки. Но это еще не все. Такие люди становятся премьерами, президентами, сенаторами, депутатами парламента. Вся власть, все полномочия — в их руках, они правят страной. Многие ли из них прочитывают хотя бы пяток книг в год?

Когда гости пришли, яичница была уже готова. Они не переставая стонали. Ближе к ночи у них, наверно, обострились боли, они просто не могли ступить на пятки…

— Пускай сначала разуются и сделают ванночку с подсоленной водой, — предложил Наджи.

— А не лучше ли сперва накормить их, пока яичница не остыла, — возразил я.

Мы усадили гостей, поставили перед каждым тарелку с едой, принесли воду и все прочее. За столом нам пришло в голову, что следовало б позвонить в гостиницу и предупредить, что они в эту ночь заночуют у нас. Как только мы поели, я приготовил теплую воду с солью, принес пластмассовый таз. Старик с внуком сняли свою резиновую обувь, носки. Какая бедность! Какое долготерпение у наших крестьян! С какой кротостью переносят они все тяготы нищеты! Разве кто-нибудь из нас мог бы круглый год ходить в такой вот резиновой обуви? А в Анатолии и Фракии почти все население сельских местностей носит именно такую обувь. Из-за этого там чуть ли не все поголовно страдают ревматизмом.

Пока старик с мальчиком парили ноги, я позвонил в двадцатую квартиру. Сема-ханым долго не открывала дверь, наконец появилась на пороге. У нее прямо на голое тело был накинут легкий халат. Может, у нее кто-то был? Ничего удивительного — слишком долго я отсутствовал.

— Ах, Тургут-бей! Каким ветром?

— Простите за беспокойство, мне необходимо позвонить по телефону. Вы не позволите? — спросил я как можно суше — это на тот случай, если она в квартире не одна. — У нас, видите ли, гости, и мне нужно позвонить по их делу.

— Пожалуйста, прошу вас.

— Нет ли у вас телефонного справочника?

— Вот он.

Пока я искал нужный номер телефона, Сема-ханым взяла сигарету, закурила и расположилась на диване. При этом она закинула ногу за ногу, а свободной рукой поглаживала себя по плечу, шее. Кожа у нее белая, нежная. Этой женщине с виду нет еще сорока. Я листал телефонный справочник, а сам торопливо перебирал в памяти советы отца относительно женщин. Отец у меня — человек широких взглядов. Мы с ним очень дружны. Большинство моих приятелей, особенно горожане, сыновья чиновников-бюрократов, постоянно жалуются на сложность своих отношений с отцами. У нас же с отцом полное взаимопонимание.

Наконец я отыскал нужный мне номер.

— Алло, могу я поговорить с Мехмедом-эфенди?

— Я вас слушаю.

Я сказал ему, что сегодня Эльван-чавуш и его внук Яшар заночуют у нас, что они очень слабы и что при необходимости он может сдать их номер на эту ночь кому-нибудь другому. Мехмед-эфенди попытался что-то возразить, но я не стал его слушать и положил трубку.