СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

И как он не догадался, что кавхан не посмеет самовольно расспрашивать о прегрешениях престолонаследника! И все-таки не печется кавхан о своем будущем. Иначе нашел бы способ предупредить его, а не выслеживал бы тайно. Впрочем, ничего другого нельзя ждать от такого кавхана, как Петр. Слишком много крови старых родов пролил он и потому не может думать иначе, чем отец. Их надо вместе… убирать, если понадобится. А пока хан-ювиги Расате потерпит. Он смирит себя ради старых дедовских законов... -Расате-Владимир пересек приемную и отправился в свою комнату. Тяжелые мысли завладели им, и он не хотел ни с кем встречаться, тем более с братом Гавриилом. Брат был замкнутым человеком и уже сейчас надел власяницу.

Он во всем подражал отцу. Его не интересовали ни женщины, ни охота. Он мог расплакаться при виде мертвого воробышка. Глаза у него всегда были на мокром месте, и близкие относились к нему как к больному. Всякое острое слово его ранило, он болезненно переживал любое замечание. Непонятный страх перед людьми делал его стеснительным.

Гавриил последним садился за стол, с чувством, что ест незаслуженный хлеб. Он не смог научиться владеть мечом и не стремился к этому. Бич в руке Расате-Владимира и его плохое отношение к слугам привели к тому, что брат боялся Расате и ненавидел его. При встрече на их лицах появлялось выражение отвращения, будто они оба прикоснулись к чему-то очень противному. Торопливо шагая к своей опочивальне. Расате думал, что остается только встретиться с братом, и тогда этот день уж точно станет самым неприятным днем года.

Слово не воробей, вылетит — не поймаешь, и если уж пошла молва — ее не остановишь. Вся плисковская знать говорила о трех пришельцах как о людях таинственных и святых. Борис-Михаил видел любопытство в глазах приближенных, но продолжал молчать. Рано было расширять круг посвященных. И чем дольше он молчал, тем больше возрастал интерес к Клименту, Науму и Ангеларию. Первым преодолел страх Эсхач. Когда они спускались к Мадаре, он натянул поводья, чтобы поравняться с князем, и сказал:

— Государь, позволь обратиться с просьбой...

— Говори, сампсис Эсхач.

— Новый дом дала мне твоя добрая и святая рука. В нем есть и солнце, и радость, но одного ему недостает.

— Чего же? — заинтересовался князь.

— Не хватает святыни, которая обогатила бы его.

— Святыни я пока еще не могу дарить.

— Можешь, великий князь. Разреши Клименту и Науму поселиться в моем новом доме. Я буду беречь их, а моя семья получит их благословение.

Князь ничего не ответил, будто и не было никакого разговора, но у Мадарской крепости попридержал коня и сказал:

— Разрешаю, но с одним условием...

— Слушаю, великий князь.

— Если с ними что случится, ответишь головой.

— Согласен, великий князь.

На следующий день Климент и Наум были с радостью и почестями приняты в доме сампсиса Эсхача. Сампсис знал Онегавона, отца Наума, и не было вечера, когда бы разговор не касался его. В свое время Онегавон и Эсхач вместе ушли на войну против Ростислава, вместе воевали под Нитрой. Кавхан Онегавон умер на глазах у Эсхача. Наум, знавший окрестности Нитры, с интересом слушал рассказы о боях и старался все представить себе. Во время осады крепости друнги мораван ударили с тыла. Кавхан первым повел воинов против атакующих, но был ранен прямо в сердце и вскоре скончался.

— В спешке он не успел надеть кольчугу, — рассказывал Эсхач. — Вначале мы хотели отвезти тело домой, но война затянулась, и мы похоронили его в чужой земле. Перед смертью Онегавон попросил нас рассеять его прах по ветру, чтобы труп не достался врагу. И мы исполнили это желание. Дул ветер, и мы все видели, куда полетел пепел, но уже никто больше не найдет его следа...

Сампсис был весьма любознательным человеком. Когда он заставал Климента и Наума склонившимися над пергаментом и красками, то входил на цыпочках в комнату, садился в угол и затихал, будто его вовсе не было, — ни слова, ни звука. Лишь когда они распрямляли уставшие плечи и сумерки заполняли комнату, хозяин распоряжался принести свечи, и разговор начинался. Беседы продолжались и за богатой трапезой. Сампсис то и дело напоминал им, чтобы ели, сердился, когда видел, что глиняные миски не опорожняются, и все ставил в пример себя и своего сына: вдвоем они съедали зараз целую серну. Порой хозяин досаждал своей настойчивостью, но гости понимали, что он делает это от доброго сердца, и не сердились. Радость сампсиса была безграничной, княжеская милость окрылила его. По воскресеньям к нему приходили знатные люди, приближенные к княжескому двору, и увлеченно слушали Климента и Наума. Они рассказывали о Моравии, вспоминали о диспуте в Венеции, воссоздавали, как могли, образы первоучителей, заставляя слушателей восторгаться их стойкостью и знаниями. Особенно взволновал всех рассказ о встрече Кирилла и Мефодия с папой римским. Когда они слушали о гонениях в Моравии, их кулаки гневно сжимались. Гости не переставали поражаться, как это люди, которые молятся Христу, могут столь жестоко преследовать своих духовных братьев. Несмотря на старания Климента и Наума объяснить нм спорные вопросы в догматах двух церквей, они не могли уразуметь это и во всем винили врага рода человеческого. Только окаянный способен поссорить людей так, что в ослеплении брат убивает брата... Гибель Горазда на площади Велеграда воспринималась ими как дьявольское наущение. Они видели казни не раз, но самосуд был им почти неизвестен, а потому казался невероятен. Костры из книг, разгром училищ, заключение в тюрьму и продажа молодых учеников, изгнание — все это было для болгар похоже на страшную сказку, в которой действуют темные силы. Но вот эти страдальцы, сохранившие доброту и веру в своего бога, сидят теперь среди слушателей и повествуют о своих злоключениях.

Многие хотели взять к себе домой Ангелария, однако князь поручил его заботам боярина Чеслава. Он ему полностью доверял, кроме того, Чеслав разбирался в целебных травах и был известен как один из лучших целителей в государстве. Чеслав делал все, чтобы укрепить здоровье гостя. Он поместил Ангелария в лучшей комнате, велел давать ему горный мед с воском в смеси с целебными травами и строго следил за тем, чтобы больной принимал лекарство три раза в день. Ангеларий уступил настойчивым уговорам хозяина, но наотрез отказался пить сырые яйца, от которых его тошнило. Тогда Чеслав стал добавлять яйца в мед, иной раз вместе с растертой в порошок скорлупой. В первые же месяцы Ангеларий стал явно поправляться, кашель прекратился, мокрота уменьшилась. Он чувствовал себя вполне хорошо и стал подолгу задерживаться у стола, заваленного листами пергамента, гусиными и тростниковыми перьями. Каждое утро Ангеларий ходил на прогулку вместе со своим хозяином и целителем. Выйдя из центральных крепостных ворот, они обходили город кругом и лишь после этого возвращались домой. Они шагали не спеша и беседовали. К ним присоединялись друзья Чеслава, которым хотя и не нравились пешие прогулки, но было любопытно послушать о мытарствах троих учеников Кирилла и Мефодия. Болгары искренне подружились с больным Ангеларием и каждое утро посылали ему по миске кумыса. От своих дедов и прадедов они знали, что только кумысом вылечивается дурной кашель. Ангеларий быстро привык к необычному напитку, который прекрасно утолял жажду, и глиняная миска кумыса всегда стояла у него в изголовье. И все, наверно, обошлось бы, если бы не туманы. Осенние туманы надвинулись из-за Дуная слишком рано и плотно обволокли город Туман стоял такой серый и густой, что люди плутали в хорошо известных им местах. В эти дни Ангеларий позволял себе лишь ненадолго заглянуть к Клименту и Науму, чтобы поговорить о переписке и переводе новых книг... Не мудрствуя лукаво, трое учеников остановились на первой азбуке. В свое время Савва назвал ее «константиновской», но теперешнее название «кириллица» было более подходящим и более благозвучным. Незримое присутствие учителя в названии азбуки помогало им преодолеть замешательство, которое было вызвано согласием отказаться от глаголицы, связанной в их сознании со страданиями и трудностями, пережитыми в Моравии. Кириллица лучше подходила для нового поприща. В свое время Константин создал ее для Болгарии — и не ошибся. Вначале Климент колебался, но потом решил: князь прав, ибо греческий язык и греческая азбука легче воспринимались знатью. Что касается народа, то он пока с одинаковым безразличием относится к обеим азбукам. За короткое время народ слушал богослужения в новых церквах и по-гречески, и по-латыни, однако не принял ни тот, ни другой язык. Иначе обстояло дело в нижних землях государства. Славянское население долго жило под властью византийцев, и влияние греческого языка тут было заметным. Некоторые знатные славяне бессознательно тяготели к великой византийской культуре, и существовала опасность, что при наличии византийских священников они забудут об интересах Болгарии. Эта же опасность существовала и для всего болгарского народа, но ее можно было избежать — для этого нужна была новая азбука и священники болгарского и славянского происхождения. Оставался еще вопрос о языке. Старый язык болгар начал утрачиваться, вытесняемый разговорным славяно-болгарским, который возник в результате смешения славян и болгар на всей большой территории государства. Куда бы ты ни пошел: на базар, на улицу, в церковь — всюду слышался славяно-болгарский говор. И поэтому надо было переводить книги на этот общий язык. Князь для себя этот вопрос решил, значит, возврата назад не было. Климент. Наум и Ангеларий видели, что Борис-Михаил вырывает зло с корнем, ведет дело с размахом, и мысленно сравнивали его с Ростиславом и Святополком. Пока был Ростислав, дело шло, но Святополк сначала устранился от их забот, а потом напустил на них и на их дело воронье. Сами-то они оказались живучими и упорными... И если в Моравии приходилось добиваться помощи и внимания князя, здесь Борис-Михаил сам начал строить новое здание на прочном фундаменте, стал их первым помощником. Трое учеников часто обсуждали то, что видели и слышали тут, и понимали: болгарский князь смотрит далеко вперед, куда не достигает взгляд многих его приближенных, которые хотя и видят все воочию, однако не могут уразуметь великой цели своего князя. И все же страх, уважение и привычка подчиняться ведут их в верном направлении...