Тим Лотт - Штормовое предупреждение

Раздача подарков продолжается.

Морин получает чайник со свистком фирмы "Пифко", гриль для сэндвичей, керамическую вазу-пирамидку для фруктов и двадцать миниатюрных фарфоровых зверушек Уэйда, среди которых имеются спаниель, котенок, утка и такса. Лоррейн дарит ей духи "Rive Gauche", которыми Морин (как и сама Лоррейн браслетом) никогда не будет пользоваться.

Чарли получает от Морин блок дорогих сигарет "Бенсон энд Хеджез", дрель фирмы "Блэк энд Декер" и туалетную воду "Натуральный табак", очередной флакон для его коллекции непочатых парфюмов. Томми дарит ему выпущенный Автомобильной ассоциацией "Автомобильный справочник" в серебристой пластиковой обложке и "Дорожный атлас", изделие издательского дома "Ридерз дайджест". Томми и Лоррейн Чарли вручает двадцать фунтов, вложив купюру в поздравительную открытку, — Томми всегда предпочитает наличные, а не эти никчемные рождественские сувениры.

Роберту дядя с тетей дарят "найковские" кроссовки. Он рычит от удовольствия. Сам он дарит Томми серебряную пивную кружку с эмблемой его любимого футбольного клуба "Вест Хэм". Невскрытых подарков остается совсем немного. Очередной — самому Чарли от Роберта. Вскрыв маленький пакетик, Чарли ощущает, как у него сладко екает сердце.

— Прости, я не смог купить все сразу, — говорит Роберт, отчаянно смутившись.

— Он… он просто чудо, — говорит Чарли.

Чарли искренне тронут подарком. Роскошный миниатюрный шоколадно-коричневый локомотив "Лик энд Мэнсфилд", к этой великолепно выполненной модели можно купить и настоящий, работающий на бутане паровой двигатель, который будет выпускать настоящие клубы дыма.

— Пап, я знаю, что еще нужен двигатель, чтобы был настоящий дым. Когда-нибудь я тебе его куплю, ну… когда встану на ноги. И шасси на колесиках, и паровой котел, и всякие вентили и шестеренки… И ты поймешь, что я стал нормальным человеком. Что я не безнадежный неудачник.

— Спасибо, сын, — говорит Чарли.

Все это так трогательно, так неожиданно для Чарли. Он наклоняется к сыну, хочет потрепать по волосам, но не может дотянуться.

— Я знаю, ты думаешь, что я лодырь. Но вот увидишь… когда-нибудь я подарю тебе этот двигатель.

Чарли растерянно молчит, не дотянувшись до шевелюры сына, он хочет хотя бы пожать ему руку, но Роберт не понял, в чем дело, и сам руку не протянул, поэтому Чарли удается лишь погладить его плечо.

— Спасибо тебе, сынок. Я страшно тронут… и зря ты… Я совсем не считаю тебя лодырем.

— Нет, считаешь, — тихо говорит Роберт.

И снова наступает неловкое молчание. Наконец Чарли говорит:

— Я тоже кое-что для тебя припас. Тоже сюрприз.

Он вручает Роберту компактный сверток с ухмыляющейся оленьей мордой. Роберт слегка напрягся, приготовившись к тому, что предки купили ему что-нибудь не то.

Но, как ни странно, в свертке оказывается отличная черная кожаная куртка. Очень элегантная, сразу видно, что не дешевка. Он исследует многочисленные карманы и проверяет молнии.

— Мам. Пап. Спасибо. Она классная.

— Ты все карманы проверил? — спрашивает Чарли.

Роберт теребит нагрудный карман для мелочи, рассчитывая нащупать десятифунтовую бумажку. Поскольку больше никаких подарков в свертке нет, он надеется, что ему решили дать немного денег. Нащупав сквозь кожу какой-то квадратик, он извлекает его наружу. Но это не деньги, а какая-то карточка. Чарли заговорщицки улыбается:

— Чтобы заполучить эту штучку, мне пришлось пройти сквозь огонь и воду.

Роберт смущен и озадачен. Он долго смотрит на карточку, пытаясь понять, зачем она нужна.

— Считай, что это талон на бесплатный обед, детка. На всю жизнь. Я несколько месяцев обхаживал функционеров, которые сидят на льготах. К ним не пробьешься. Простому смертному практически невозможно. Но если повезет, считай, дело в шляпе. Тебе гарантированы выплаты за сверхурочные, тебе гарантированы короткие предпраздничные дни. Плюс всякие подарки от боссов, что-то вроде: от сеньора его преданным слугам. Как в старой Испании.

Он прикрывает рот, будто нечаянно выдал какую-то страшную тайну.

Роберт крутит в руках членскую карточку "Национальной полиграфической ассоциации". Потом смотрит на ожидающее лицо отца, приготовившегося принимать восторженные благодарности перед заинтригованными зрителями.

— Эй, прочисти уши! Ты слышишь, что я тебе говорю, а?

— Твой папа несколько месяцев обивал пороги, чтобы все это устроить, — не выдержав, встревает Морин.

— Ш-ш-ш, — яростно шипит на нее Чарли.

Роберт кивает, покусывая ноготь. Наконец он произносит убитым голосом:

— Спасибо, папа. Спасибо, что ты так обо мне заботишься.

— Ты же знаешь, сынок, ради тебя я готов горы свернуть, — с нежностью говорит Чарли.

Роберт кладет карточку на край стола.

— Я тут наладил контакт с одним малым из наборного. Он тебе все устроит.

— Я…

Чарли смотрит на Роберта и вдруг понимает, почему тот молчит.

— Работа на всю жизнь!

— На всю жизнь теперь ничего не бывает, папа.

Роберта охватывает странное чувство, смесь нежности и раздражения. Он продолжает ласково, но твердо:

— Понимаешь… Ты только не обижайся, пап. Но я… я не хочу, чтобы моя жизнь была такой же, как у тебя.

Чарли вдруг чувствует пронзающую боль в животе, ему делается жарко. Он видит краем глаза физиономию своего братца, и ему кажется, что на ней мелькнула издевательская улыбка. И когда Чарли снова начинает говорить, ему не удается скрыть свою горечь:

— Ты, разумеется, имеешь право жить так, как считаешь нужным. Но только учти: изображать из себя изгоя хорошо, пока ты молод. Но когда-нибудь ты постареешь. Я знаю, в это трудно поверить. Я и сам когда-то не верил.

— Я не изгой, — говорит Роберт, отворачиваясь.

— Это я уже понял. Очень хорошо понял. При мотоцикле последней модели какой же ты изгой… Видимо, помимо пособия по безработице в этом году всем выдали рождественские подарки…

— Прекрати! — налетает на него Морин. — Я уверена, что Роберт…

— Или дядя Томми кое-чему успел тебя научить, а, сынок? Как и где чего-нибудь урвать! Тебе такой жизни хочется, да? Всю жизнь сосать соки из менее изворотливых сограждан, из честных трудяг. По-твоему, все заботы в жизни сводятся к тому, чтобы отыскать бесплатное пойло, напился — и отвалился, да? Много-много налитых доверху кружечек.

— Не гони волну, Чарли, — подает голос Томми. — Из Роберта никогда не выйдет ловкача, у него не хватит для этого смекалки. Весь в папочку. Не повезло парню. Вы же с ним в этом смысле два сапога пара.

— Спасибо, Томми. Я всегда знал, что ты лучше, чем я, понимаешь моего сына. Да и кто я такой? Подумаешь, отец!

И опять наступает пытка молчанием, невыносимая пытка.

— Кто-нибудь хочет чаю? — наконец-то спохватывается Морин. — Или кофе?