Владимир Ешкилев - Андрогин

Пузатый шандар из венгров ходил вдоль скамейки и стерег. Сначала он пристально наблюдал за всеми, но потом его внимание сузилось на жонглерке Амалии, девушке юной и весьма привлекательной. Амалия заметила его интерес, принялась одаривать шандара обещающими улыбками и даже расстегнула две верхние пуговицы расшитой розами сукманки.

Внезапно Григорий почувствовал, что кто-то осторожно толкает его под правую руку. Он скосил глаза и увидел, что цыганка Лейла – фаворитка Дальфери, ворожея и танцовщица – подсовывает ему под локоть колоду игральных карт. Он удивился, но подыграл цыганке. Незаметно положил карты в широкий рукав школярской свиты. Там, в рукаве, были устроены секретные карманы. Колода удобно разместилась в одном из них.

Спустя минуту шандары повели женщин к будке, а старший таможенник спросил у актеров-мужчин, имеется ли у них оружие. Потом приказал всем встать, снять жупаны и камзолы. Он тщательно прощупал швы на жупанах. Потом настал черед обуви. С роскошных сапог Дальфери сорвали каблуки, а дыры в утлых башмаках Григория стали шире. Тем временем к таможенникам подбежал один из тех шандаров, которые перетрясали актерскую рухлядь на повозках. Он нашел там книгу с еврейскими письменами и спрашивал, не подпадает ли она под таможенный запрет. Старший таможенник мельком глянул на книгу, отрицательно покачал головой и буркнул актерам:

– Одевайтесь.

Обыск женщин длился намного дольше. Из будки они вышли растрепанными и порозовевшими. На распухших губах Амалии цвела многозначительная улыбка. Спустя час, когда на все подорожные поставили штампы, печати и хитрые закорючки, «Олимпус» перевалил через границу и двинулся в глубь имперских земель.

Когда таможня исчезла за поворотом, Дальфери облегченно выдохнул, обнял Григория и объявил всем, кто ехал с ними в повозке:

– E un vero leone! [52]

Сковорода вытряхнул из рукава колоду и спросил:

– Разве в Австрийской державе запрещено играть в карты?

– А ты приглядись к этим картам, – посоветовал старый акробат.

Григорий последовал совету Дальфери и увидел на картах необычные эмблемы. Это были совсем не те карты, за которыми бурсаки в Киеве и школяры в Пресбурге коротали свои грешные ночи.

– Это карты Таро, – услышал он голос Лейлы. – За Таро в Австрии можно попасть к господину аудитору.

– За эти картинки?

– С их помощью можно увидеть будущее.

– Гадательные карты, – сообразил Григорий.

– Можно и так сказать.

– На них церковный запрет?

– Да, – вмешался в разговор Дальфери, – папа запретил Таро. Не теперешний папа. Это было давно. Но запрет действует и сейчас. В этих картинках скрыта древняя египетская мудрость.

– Я хотел бы познать эту мудрость, – увлекся Григорий.

– Мы ваганты, – улыбнулся в седые усы акробат, – мы мало понимаем в философии. Вот приедем в имперский город Триест, там тебе помогут в познании тайных вещей.

– Там живут знатоки Таро?

– Ага, – Дальфери заговорщицки подмигнул Сковороде. – Там живут люди, понимающие в древних начертаниях… Эй, Лейла, ленивая женщина!

– Чего тебе, Карл? – цыганка отложила трубку с длинным чубуком и перебралась ближе к мужчинам.

– Во-первых, прекращай курить. Фургон спалишь. А во-вторых, погадай на Таро для этого юного льва. Разложи карты, посмотри на его счастье. Может, в Триесте его ждет судьба. Богатая и страстная аманта, мечтающая о белокожих северных юношах.

Лейла разложила «анх» [53] , посмотрела и рассмеялась.

– И что же там смешного? – нахмурился акробат.

– Григо не любит женщин.

– Это не беда. Быстрее выйдет в кардиналы. А долго будет жить?

– Долго. Так долго, что и сам устанет от своей жизни, – заверила Лейла. – Его будут уважать и отдадут ему на сохранение ценные вещи. Очень ценные вещи.

– О! – поднял указательный палец Дальфери. – Это и в самом деле важно. Кто держит кассу, никогда не окажется на паперти.

Когда солнце скатилось к облитому подвижным пурпуром горизонту, импресарио пан Федеш приказал цирковому каравану съехать с большака на грунтовую дорогу. Вскоре ваганты увидели заезжий двор, приютившийся под длинной, поросшей крепкими дубами, горой. Невысокая ограда окружала освещенное кострами поле, где разместились многочисленные повозки. Место ночлега охранялось от разбойников – у рогатки караулили вооруженные люди, а с насыпного укрепления в глубину дубравы грозно вглядывался ствол чугунной мортиры.

Импресарио ушел ужинать в дом, а цирковые остались ночевать в фургонах. Григорий с Дальфери и Лейлой устроились у костра. Ваганты раскурили трубки, Григорий достал свирель и попытался импровизировать. Амалия и ее брат Амадео уселись на сложенные неподалеку связки хвороста. Но вскоре им надоело сидеть неподвижно – они принялись жонглировать галькой и палками. Сковорода засмотрелся на их движения и перестал играть. Молодые, почти подростки, жонглеры поразительно походили друг на друга. Грудь у девушки еще не образовалась, а длинные волосы мальчика по-девичьи спадали на плечи. Григорий вспомнил, что когда Амалию во время выступлений одевали в мужскую одежду, а ее брата в юбку и сукманку, то люди не замечали разницы, принимая сестру за брата и наоборот. Ему также вспомнилось, как однажды Федеш, наблюдая за переодетым девушкой и соответственно зачесанным Амадео, крикнул цирковым: «Дьявол мне в печень, ребята! Эта красавица получилась соблазнительней Амалии!»

Дальфери перехватил взгляд Григория, брошенный на Амадео, и понимающе улыбнулся в свои разбойничьи усы.

– Так тебе точно не нравятся женщины, Григо?

– Да нет, почему же, нравятся… – Сковорода почувствовал, что его слова прозвучали неубедительно и добавил: – Женщины красивые, а мне нравится вся природная красота, возникшая по воле Божьей.

– Красивые парни также созданы Богом, – заметил Дальфери. – Смотри, какой стройный и нежный наш Амадео. Чем тебе не любимое творение Создателя?

– Но, Карл, его ведь считают красивым лишь по той причине, что он похож на красивую девушку. Такую красоту я полагаю красотой подобия.

– Тебе что-то или кто-то нравится только тогда, когда так считают другие, или наоборот – потому что оно тебе самому нравится?

– Есть устоявшиеся, апробированные и признанные авторитетами каноны красоты.

– Подожди-ка, парень, не вали на меня гору своей учености. – Акробат выбил пепел из погасшей трубки. – Я понимаю, что ты у нас премудрый школяр и обучен разным там канонам. Я же тебя не про это спрашиваю. Я тебя спрашиваю: ты бы хотел, чтобы Амадео стал твоим любовником?