Ирина Ясина - Книга волшебных историй (сборник)

С полвека назад была такая мода – на съемки нового советского фильма журнал «Огонек» засылал фотографов, а фоторепортаж в виде рекламы помещался на цветных четырех страницах в середке журнала. Я работал тогда в «Огоньке», и меня с приятелем послали в Одессу на съемки фильма «Полосатый рейс».

Про Одессу написано все. Глупо вступать в соревнование с Исааком Бабелем, Валентином Катаевым, Юрием Олешей или Константином Паустовским. Но все-таки это была Одесса.

Сцены, которые мы застали, снимались за волнорезом Практической гавани на маленьком уютном пляже. Это был заплыв тигров к берегу на набитый людьми пляж. До революции этот кусочек порта был доступен всем, в советские же времена все было за высоким забором, а само место съемки, пляжик, было обнесено еще и высоченной металлической решеткой, ибо порт жил своей рабочей жизнью, и тигры, даже дрессированные, были там лишком. У забора стояла «Победа» – вершина тогдашнего автопрома. В фильме в машину очумевшие пляжники усовывались в невероятном количестве.

В полдень объявили перерыв, съемочная команда и актеры побрели перекусить, а тигры во главе с легендарным Пуршем – звездой бугримовской стаи разлеглись на горячем песке и дремали.

Мы с напарником расположились на мешках с чем-то импортно-экспортным, ковыряясь с зарядкой камер. У решетки ограждения девочка-осветитель в белых перчатках что-то доколдовывала, когда соскучившийся Пурш, потягивая лапы и позевывая, решил походить по песочку. Что-то, видимо, привлекло его кошачий взгляд за ограждением, он вспрыгнул на крышу «Победы» и играючи перемахнул на территорию порта. Остолбеневшая девчушка пару раз махнула на него белой перчаткой, Пурш осклабился клыкастой пастью и не спеша зашагал по порту. Мы со страхом скатились за мешки, и буквально в считаные минуты радио порта заорало тревогу, требуя дрессировщика и объявляя опасность.

Пурш вполне мирно шлепал в сторону каменного забора, огораживающего порт, а за забором сновали машины, ходили люди – нормальная жизнь не ведающего опасности города.

С тиграми тогда работала не Бугримова, а ее напарник – высокий, по-цирковому рельефный красавец. Довольно быстро он появился из-за всяких тюков, несясь на красивых ногах на манер Тарзана, и, подлетев к Пуршу, схватил его за хвост. До забора было совсем чуть-чуть, а еще тут же, у кладки, примостился каменный сарайчик местной котельной. На крышу сарайчика, через стену – и киска в городе.

Тарзан, держа Пурша за хвост, приоткрыл дверцу котельной и проорал: «Есть кто тут?» Молчание. Схватив не слишком довольную полутонную кошку другой рукой за загривок, он втолкнул Пурша внутрь и навалился всем телом на дверь, горланя одновременно, чтоб срочно пригнали грузовик с клеткой. Было жаркое лето, котельная, естественно, не работала, и истопник в прохладе подвала принимал там свою пассию Софочку, молодую даму одесских размеров. Нужны слова? Кто в мире может похвастаться таким преддверием оргазма? Пурш спускался в прохладу дома свиданий. Звуков не было. Их не было и чуть позже, когда Тарзан выталкивал его снизу в клетку, прижатую к двери стаей помощников. И только упаковав киску в полную безопасность, дрессировщик огляделся. Высоко под потолком подвала, на блестящем от машинного масла латунном шатуне, завязанный в узелок, безмолвно скрючился истопник.

Софочка, как потом с удовольствием объясняли биндюжники порта, вышла в окошечко метрах в двух от пола и диаметром в несколько раз меньше ее габаритов.

Этого эпизода не было ни в фильме, ни в наших съемках, о чем мы жалеем и по сей день.

Вот так началось мое знакомство с Одессой.

Борис Давыдович Литвак, Боречка, мне достался недавно – длинная линия любящих его людей бережно передает эту эстафету счастья из ладоней в ладони. Меня с ним познакомил Юра Рост.

В Одессе, на Пушкинской 15, стоит белый дом. На фронтоне – золотой ангел с разведенными в ожидании руками. В доме – центр по реабилитации детей, больных церебральным параличом. Детей из любой точки земли здесь лечат бесплатно.

Сделать детишек поздоровее и посчастливее хотят здесь все. Врачи и сестры. Театр, куклы, картины на стенах. Родители, друзья. Знакомые. Знакомые знакомых. Все, кто хоть раз обернулся.

А выстроил все это – от стен до духа – Боречка. Одессит, которых мало осталось, с биографией страны и города, жил, работал и крутился, пока судьба не схватила его за горло и не отняла любимую дочь. И по ее завету: «Папа, ты не хотел бы подумать о слабых и больных, инвалидах, которые ничего не могут сами, которые обречены, если им не помочь?» – он построил этот центр. Кому-нибудь из русскочитающих надо объяснять, как на пустом месте, без копейки денег построить дом? Оснастить уникальной аппаратурой, и лечить, лечить, лечить!

Буквально на второй или третьей встрече, под горилку и сало, Боречка стал упрашивать меня приехать с работами и показать их ребятишкам.

Конечно, я согласился. Конечно, это тянулось долго в суете московской жизни; конечно, грызла совесть; конечно, конечно, – пока в один прекрасный день не раздался телефонный звонок. Милый женский голос известил меня, что послезавтра у меня место в самолете «Москва – Одесса» и номер в «Лондонской», милости просим. Я свернул рисунки в рулон и, побаиваясь таможни, полетел в Одессу.

У дома на Пушкинской висел плакат:

Лауреат всего на свете – Боря Жутовский. Выставка на прищепках.

На веревках вдоль и поперек зала на прищепках мы повесили рисунки, и я рассказывал, кто там и как нарисовано. Потом я ползал с молодыми дарованиями по полу, раскрашивая все вокруг. Потом был спектакль, смотреть который мешали слезы.

Перед открытием Дома Боречка попросил знакомого голубятника: «Слушай, дай мне полсотни белых, я выпущу их на открытии!» Парень дал, не сомневаясь, что все они вернутся в родную голубятню. Окна распахнули, и стая взмыла в небо. Они сделали несколько кругов, спустились на крышу – и остались навсегда…

Нет, господа хорошие, ни Сталины, ни Гитлеры, ни большевики, ни теперешние не выведут с земли редкую породу «настоящих пацанов»!

А 10 апреля этого года, вскоре после своего 84-летия, Боречка ушел. Похоже, что предстоящие события в его родных Одессе и Украине были ему уже не по характеру, не по силе…

Живет в поселке городского типа Острецово Шумаков Глеб Никитич. От роду ему пятьдесят четыре года, а работает он охранником в салоне красоты «Лесная нимфа». Но это только так говорится, «охранником», на самом же деле при знакомстве Шумаков представляется «секьюрити» и даже визитку себе заказал с этим мужественным словом. Жизнь его течет тихо и размеренно, как вода из старого бачка, зарплата же, наоборот, капает, как из крана, тут же расположенного. Так что жаловаться грех.