Леонид Габышев - Из зоны в зону

Как-то, провожая Максима Петровича, рассказывал:

— До поступления к вам стоял на очереди в кооперативе. Конечно, я получил бы кооперативную, но там новый дом улучшенной планировки собирались строить и сказали уплатить около четырех тысяч. А здесь можно получить квартиру не за десять тысяч, а если получу, отблагодарю, кого надо.

Домоуправ молчал. Слесарь ему явно нравился.

Коля знал тактику Максима Петровича: пообещает слесарю квартиру, и начнет гонять парня: то справку не так составили, то ненужную потребует. И ждет на лапу. А Петров такой догадливый: еще ему не обещают квартиру и не гоняют за справками, а он уже предлагает взятку. «Молотое, молоток, — думал домоуправ, — будет тебе, Петров, квартира».

Заработав денег, осенью собрался в Москву, на фабрику глазных протезов, — он там стоял на очереди, — вставить глаз по цвету. На работе взял отпуск за свой счет.

Когда покупал билет на самолет, кассир спросила:

— Фамилия?

Не любил, когда спрашивали фамилию. Ментам, если попадался, часто не свою говорил. И брякнул:

— Иванов.

В аэропорт приехал рано утром, но Москва самолеты не принимала.

Посадку объявили под вечер, но утомленный Коля не расслышал и хватился, когда до взлета оставались считанные минуты. Ему закомпостировали билет на следующий рейс, не удержав двадцати пяти процентов.

Объявили посадку на новый рейс, и пошел второй раз регистрировать билет. Настроение испортилось: чемодан улетел с первым рейсом.

Во Внуково пошел за чемоданом. Дежурная багажного отделения, выслушав, сказала:

— Этот рейс еще не садился.

— Как не садился? Я опоздал на него, и точно знаю, он взлетел. Дежурная посмотрела журнал.

— Говорю не садился. В журнале нет записи.

— Как нет записи, если я опоздал на него и он мне только хвост показал.

Дежурная не знала, как отвязаться от назойливого пассажира. Ей некогда: самолеты во многих городах задерживались, а теперь разрешили посадку, и с багажом хлопот невпроворот. Позвонила по телефону.

— Ваш самолет приземлился в Домодедово, — сказала она.

Мчится в Домодедово. Свет фар выхватывает из темноты колдобы автотрассы. Не думал, что московская кольцевая мало чем отличается от волгоградских дорог.

В комнате находок чемоданами и сумками заставлены все полки. «Значит, не один я раззява», — подумал и подошел к дежурной.

Она быстро нашла чемодан.

— Почему в билете фамилия Иванов, а в паспорте Петров?

И только теперь вспомнил: в билете не своя фамилия.

— Я купил билет с рук, — нашелся он.

— Не выдам чемодан, зовите милиционера.

Подошел к милиционеру.

— Забытым багажом не занимаюсь, — сержант отвернулся.

Но дежурная без милиционера отказалась выдать чемодан, и он второй раз подошел к сержанту.

— Что вы парня гоняете? Это ваша работа и не посылайте его к нам, — зайдя в комнату находок, сказал сержант.

Около выхода его атаковали таксисты и частники, предлагая оттартать в любое место. «Сдерут, черти, три шкуры», — и дождался автобуса.

Ночь перекантовался на аэровокзале, и с открытием метро поехал к знакомым на Волгоградский проспект.

На фабрике глазных протезов целую неделю улаживал дела. Ему бы и за три дня изготовили протезы, но он, неопытный, не понимал: техникам надо пообещать подарок. Это ему объяснил бывалый пациент.

В Москве остановился на той квартире, где раньше жила троюродная сестра. Но ему интересно познавать новое, и отправился в одну из лучших гостиниц — «Россию» — поговорить с администратором и убедиться, сможет ли он, в случае надобности, получить номер. А то все говорят: в Москве невозможно попасть в гостиницу.

Он шел через широкие холлы с тропическими растениями. Стрельнув в зеркало и поправив шляпу, спокойно, будто десятки раз бывал в таких гостиницах, подошел к администратору. Она сидела за барьером, симпатичная, лет сорока, и оглядывала его, пока приближался.

— Здравствуйте, — улыбнулся Коля, — мне надо номер.

— Вы командировочный?

— Нет.

— У нас нет свободных мест.

— Это ничего, что у вас СЕЙЧАС НЕТ, я подожду…

Он подмигнул милой женщине, и его правая рука медленно заскользила в левый внутренний карман нового осеннего плаща.

Сзади послышались шаги, и администратор приятно улыбнулась.

— Подождите…

Брел по освещенной вечерней Москве и был рад: так быстро договорился с администратором! Останься и сунь денег — вот сколько не знал, — и был бы номер.

Нравилась Петрову поэзия Евгения Евтушенко, но его интересовал вопрос: почему он ненавидит Сталина? Ведь к Сталину большинство советских людей относятся с уважением. И захотелось этот вопрос задать поэту.

Коля был пацаном, когда в газете «Известия» опубликовали стихотворение «Наследники Сталина». Помнил, как отец-сталинист смеялся над автором. Освободившись, среди отцовских документов нашел газету и поразился: стихотворение написал Евтушенко.

О культе личности он знал только из школьной программы и не сомневался — коммунисты идут верным путем: все, что они строят — на века: вечен Одлян, вечна система «ты мне — я тебе», вечны взятки; и все, что создано, создано продуманно, и Сталин здесь ни при чем — он выполнял волю коммунистического большинства.

В тюрьмах рецидивисты не ругали Сталина, а с благоговением к нему относились: выиграл войну, снижал налоги и ворам в зонах давал жить. А Хрущева поносили: это он, лысый черт, отменил зачеты [6] При Сталине заключенным за хорошую работу могли засчитывать день за три, а на более важных для государства стройках — и больше. , ввел в зонах режимы и хотел уничтожить воров.

Как-то в заводоуковской КПЗ зашел разговор о правителях, и мужичонка, по пьяни совершивший преступление, орал:

— Сталин человек! Я на фронте ходил в атаку и кричал: «Ура-а-а! За Ленина! За Сталина!» У нас были маленькие портреты Сталина, и я перед атакой смотрел на портрет. И сейчас его храню. Если снова начнется война и нам выдадут портретики Брежнева, что, когда пойду в атаку, буду кричать: «За Ленина! За Брежнева!»? — нет! У меня язык не повернется. Буду кричать: «За Ленина!», и если скажут снова кричать за Сталина, буду кричать: «За Сталина!»

С мужиком была согласна вся камера.

Перед поездкой Коля прочитал в «Крокодиле» стихи Евтушенко и среди них — «Дитя-злодей»— Молниеносно «Комсомольская правда» напечатала ответ «Дитя-злодея», и ему понравились последние строчки:

И написал в «Комсомолку». Он ругал автора и советовал ему сходить к могиле Сталина и низко-низко поклониться.

Летом слушал стихи Евтушенко в исполнении народного артиста и поговорил с ним. Тот был без ума от поэта и хвалил его, возражая Коле.