Леонид Габышев - Из зоны в зону

— Мы только израсходуем деньги, напоим пассажиров, а обворовать не сможем. Да и что толку, если прихватим кой-какие мало-мальски ценные вещи. Водку оправдаем, билеты, и только.

Тогда Черный предложил обворовать пассажиров по-другому.

— У меня есть снотворный порошок. Подмешаем в водку, и все в ажуре.

Не хотелось идти на такое дело, но Черный уговорил.

В субботу, вечером, встретились на станции Сарепта. Черный вытащил из-за пазухи бутылку и потряс. Бутылка попала в свет фонаря, и Коля заметил на дне мутный осадок. Он и раньше догадывался: нет у Черного снотворного, он лишь стремится сесть в поезд, надеясь обворовать пассажиров, даже если они не напьются и не уснут. «Намешал, наверное, мелу», — подумал он и сказал:

— Хорошо, возьмем сейчас билеты, сядем в поезд, напоим кого-нибудь, и они уснут. Но вагон общий или плацкартный, и кругом люди. Но Бог с ними, пусть все уснут, и мы уснувших обчистим. Утром проснутся и заявят в милицию. Опишут нас, особенно меня, а я приметный, скажут: сели в Сарепте. И наши менты по описанию меня сходу найдут.

Черный согласился, но сказал:

— У меня на примете есть хата. Я разузнаю все, и мы обчистим ее. Золота у них полно.

В субботу Коля пришел к Черному. Тот его ждал. Протянул в наколках руку.

— Не раздевайся. Щас катим к кенту. Мы с ним вместе сидели. Насчет хаты все в порядке. Сегодня хозяев нет дома. Кроме золота у них несколько ковров. Для этого нужна машина. И с машиной все на мази. Вот, — он потряс связкой ключей, — есть и от «Волги» ключ.

Добравшись до квартиры, Черный три раза коротко позвонил. Дверь открыли, и они вошли в тесный, заваленный хламом коридор.

— Ты один? — спросил Черный хозяина.

— Один, — ответил парень лет на пять старше Коли.

Он невысокого роста и тоже чернявый.

— Знакомьтесь, — сказал Черный. — Никола, я тебе про него говорил.

— Юра, — парень протянул руку.

Разделись и прошли в темную от копоти кухню. Черный поставил на кухонный стол бутылку водки.

— Закусь есть?

— Есть. — Юра взял с подоконника селедку, с плиты снял кастрюлю с холодной картошкой и подсел к ребятам.

Выпив по стопке, а затем по другой и чуть закусив, Черный вкратце рассказал о хате. Юра закурил и, ничего не ответив, достал из стола противотанковую вермута.

— Вот, давай еще вмажем, но на хату я не пойду. Не люблю ПО ЧУЖИМ НАКОЛКАМ ХОДИТЬ. Ты надыбал, ты и делай. У меня есть СВОЯ на примете, и я вертану один. Мне не нужны подельники. Смотри, делай свою как хочешь, я — пас. Я, наверно, отосплюсь и двину сегодня. У меня надежней.

Он поставил ближе стаканы и налил вермута.

— За вашу и за мою удачу, поехали.

Забалдев, парни стали вспоминать зону.

— Да, магазины закрыты, еще б вмазать, — сказал Черный.

Юра нагнулся, и достал из стола три бутылки пива.

Парни, покуривая, не спеша потягивали пиво.

— Хорэ, надо валить, — Черный поднялся.

На улице тихо. Снег еле припорошил замерзшую землю.

— Идем брать хату, — сказал Черный.

— Ты в своем уме? Мы же пьяные, а на машине надо рулить, — возразил Коля.

— Херня, какой я пьяный, одним ударом любого вырублю.

Навстречу коренастый прохожий.

— Смотри, как щас его.

Петров приотстал, а Черный, поравнявшись с коренастым, попросил закурить. Тот оказался некурящий, и хотел пройти, но Черный задержал его за плечо и размахнулся правой. Мужчина не растерялся и с силой толкнул его. Черный стоял на припорошенной снегом ледяной дорожке и так с занесенной для удара рукой шмякнулся на лед. Коренастый нагнулся, поднял небольшую палку и стал обхаживать Черного по ногам. Он корчился от боли, но встать под ударами не мог. Коля рванул на помощь, но мужчина замахнулся палкой.

— А, сука, ну тогда тебя ножом, — Петров запустил руку в карман.

Ножа у него не было, напугать хотел.

Черный вскочил и кинулся на коренастого. Но тот оказался не из трусливых и, схватив Черного за рукав, продолжал молотить палкой. Коля заметил идущего навстречу прохожего и нападать на мужчину не стал. Прохожий приблизился, и он громко:

— Прекрати, прекрати, ишь, хулиган…

Здоровяк-прохожий нес под мышкой стекла.

— Кончайте! А то стеклом порежу! — рявкнул он.

Коренастый бить Черного прекратил, а Коля поглядел на дорогу: к ним подъезжала патрульная милицейская машина, и он рванул. Менты выскочили из обеих дверок и пустились за ним. Обогнув дом, повернул налево. Наперерез несся милиционер — он обежал дом с другой стороны. Догнав, пнул по ноге, но Коля не упал, лишь пошатнулся. Мент догнал и пнул еще. Ноги отбиты, но он, развернувшись, побежал в другую сторону, но оттуда ломился второй милиционер. Петров заметался по обледенелой земле. Он прижат к высокому сетчатому забору спортивной площадки. И рванул между ментами. Один из них хватил наперерез и толкнул в спину…

— У него есть нож, — сказал потерпевший.

Его обыскали, но ножа не нашли, и стали осматривать притоптанный снег.

— О каком ноже говоришь? — возразил Коля. — Ты бил его палкой, а я разнимал. Пусть мужчина скажет.

Свидетель поддержал:

— Когда я подходил к ним, этот парень говорил, чтоб тот бить перестал. Ножа я не видел.

— Тогда зачем побежал? — спросил потерпевший.

— Не хотел попадать в свидетели.

— В машину их, а я поищу нож, — и сержант пошел по следам Коли.

Скоро вернулся.

— Он куда-то зашвырнул нож.

В милиции их закрыли в переполненную камеру, и они тихо заговорили. Здесь Петров не чувствовал господствующего положения Черного. На свободе он имел над ним вес — свободу Черный знал лучше. А в камере Коля стал диктовать ему условия, почувствовав себя в знакомой обстановке. За год с лишним так и не привык к свободе, а в камере обрел себя.

Вначале Черный предлагал идиотский план, как выкрутиться. Но Петров отмел его и стал с ним груб, даже не предлагал, а приказывал, что надо говорить.

— Будешь базарить: ты попросил прикурить у мужчины, а он заместо спичек ударил тебя, ты поскользнулся и упал, а он схватил палку и дал тебе «прикурить». Тут шел парень, и попытался его остановить. Следом мужчина со стеклом, и он тоже вступился. Подъехала милиция и парень рванул от нее. Меня спросят, почему ломанулся, буду говорить также: не хотел попадать в свидетели. А прохожий будет за нас. Все. Теперь ты — потерпевший.

Прислушались к разговору сокамерников. Все жаловались: с похмелья трещат бошки и курить хочется. Попросили у дежурного воды. Напились. У парней оказалось курево, почадили и, кто на лавочке, кто на полу, продремали ночь.

Утром всем хотелось жрать, но в КПЗ еды не дают, и Петров, чтоб развеселить камеру, стал читать лагерные стихи и поэмы. Дежурный у дверей, открыв кормушку, слушал. Коля под хохот читал поэму «Лука Мудищев», и дежурный улыбался. Ему такой артист нравился. Дочитав поэму, спросил: