Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы

С десяток пластинок, самых лучших, Петька отобрал для себя, свитер взял и перчатки тоже, пообещав завтра бутылку поставить. Коля согласился — дороже никто не купит.

Оставшиеся пластинки Коля отнес знакомым и подарил. Там его часто угощали водкой.

Лампы и предохранитель от радиолы он отдал друзьям, Саньке Танееву и Мишке Павленко. Мишке рассказал, что обтяпал дом Серовых.

У Коли кличка — Ян. Кличку дали в третьем классе. Как-то Колю с его дружком старшеклассники пригласили в свой класс. Когда начался урок, пацаны спрятались под парты. Как только учительница истории объявила, что сегодня расскажет о чешском национальном герое полководце Яне Жижке, в бою потерявшем глаз, парень достал Колю из-под парты за шиворот и сказал:

— А у нас свой Ян Жижка.

Светлана Хрисогоновна разрешила Коле и его другу сесть за парты и прослушать урок. С того времени Колю стали звать Ян Жижка, но через год-другой фамилия полководца отпала и его кликали просто: Ян.

Многие в селе, особенно приезжие и цыгане, не думали, что у парня есть имя. Для них он — Ян, Янка. Да и сам он привык к своей кличке, и по имени его только дома называли.

Со старшими пацанами Ян лазил по чужим огородам — «козла загонял»— и на спиртзавод за голубями. Но вскоре превзошел своих учителей и приноровился красть покрупнее: в школу не раз залезал, приборы из кабинета умыкивал, а потом и вещи из школьной раздевалки потягивать стал и загонять цыганам по дешевке.

К пятнадцати годам совершил с десяток краж, но милиция поймать его не могла.

Много раз милиция хватала по подозрению, но он ни в чем не признавался, и отец, бывший начальник милиции, забирал его из КПЗ.

Очень Ян любил охоту и с десяти лет бродил по лесу с ружьем. Дичи убивал мало, но наблюдал за повадками птиц. Когда охотился на уток и подходил к старице — если неподалеку на верхушке березы сидела сорока, она начинала трещать, и утки заплывали в камыши. Сорока уткам помогала. Но сороки и другие птицы помогали и Яну: когда средь бела дня надо было залезть в школу, вначале прислушивался к птицам: если птицы вели себя спокойно и сорока не трещала, незаметно проникал в школьный сад — там сейчас точно никого нет. Из сада через форточку залезал в школу.

А когда шел на дело ночью, наблюдал за кошками. Если кошки собрались и чинно сидят, уверен — поблизости живой души нет. А если кот стремглав несся навстречу, прятался: с той стороны, откуда кот рванул, человек шел.

Ян решил уехать в Волгоград и поступить в ПТУ. В Волгограде жила старшая сестра Татьяна с семьей. Но свидетельства за восьмой класс нет. С такими же неудачниками, как и сам, с Робкой Майером и Геной Медведевым, договорился выкрасть из школы чистые бланки свидетельств, поставить печать, заполнить и предъявить в ПТУ.

Разбив окно, залезли в директорский кабинет, перевернули все вверх дном, но чистых бланков не нашли. Тогда взяли в канцелярии свидетельства прошлогодних восьмиклассников.

Соскоблив лезвием бритвы фамилию и дату, Ян попросил знакомую девчонку, отличницу, — она заполняла в прошлом году эти бланки, — своей рукой написать его фамилию. Девчонка вписала, потому что Яна поддержал ее брат, а он был в долгу перед Яном — Ян помог ему совершить одну кражу. Девчонке в благодарность Ян подарил ее украденное в школе свидетельство.

Но вскоре Яна милиция заграбастала: он оставил отпечаток левого указательного пальца в кабинете директора.

Начальник уголовного розыска, капитан Федор Исакович Бородин, колол Яна, но тот стоял на своем: «В кабинет директора я не лазил».

— Но как ты оставил отпечаток пальца, если в кабинет не лазил, — в сотый раз повторил Бородин, показывая заключение дактилоскопической экспертизы.

Два дня Ян раздумывал в КПЗ и сознался, рассчитывая, что у директора ничего не сперли. Про Робку и Генку Ян молчал, и его отпустили. «Интересно, — подумал он, выходя из милиции, — знают ли они о краже свидетельств? Если знают, поступать по ним учиться нельзя. Надо достать другие».

И Ян с Робертом и Геной пошли в соседнее село Старую Заимку и залезли в школу, но бланков не нашли. В память о посещении старозаимковской школы прихватили три магнитофона и проигрыватель, и на берегу реки У к спрятали их: тащить шестнадцать километров не захотели.

Родители Роберта Майера были немцы, во время Великой Отечественной высланные из Поволжья в Сибирь. Немцев в Падуне и отделениях совхоза жило много. Они имели должности, и никто из них возвращаться на родину, в Поволжье, не хотел.

Трудолюбивые, они построили себе великолепные хоромы и жили припеваючи. Усадьбы немцев отличались от всех остальных чистотой и порядком. Немцы между собой были очень дружны.

Еще в Падуне и отделениях совхоза жило много сибирских татар.

Надо привезти магнитофон, и Ян вызвался достать лошадь.

В полдень он — у сельсовета. Около библиотеки стоят две каурые. Одна запряжена в телегу, другая — в таратайку. «Вот эту и возьму. На ней лихо можно скакать»,— подумал Ян и расстегнул рубашку. «Кобыла»,— заметил он. Лошадь взнуздана. «Ну, давай!»— приказал себе Ян. Он отвязал вожжи, прыгнул в таратайку и хлестнул кобылу по правому боку вожжами. Она с места хватила рысью. Ян снял рубашку и набросил на голову — чтоб не узнали. Сзади раздался пронзительный женский крик.

— Сто-о-о-ой!

Оглянулся. За ним, махая косынкой, бежала полноватая женщина.

— Беги-беги, — сказал себе Ян и хлестанул концами вожжей по крупу лошади. Та пошла махом.

Настроение у Яна упало. Хотелось угнать лошадь незамеченным.

Промчался мимо магазина и за пекарней свернул вправо — в улицу Школьную. «Куда дальше? Не гнать же мимо дома». И он решил ехать на лягу. Дорога разбитая. Колеи. Кобыла перешла на рысь. «Ну и пусть. Погоня позади».

Прохожих навстречу не попадалось. «Отлично». Когда пересекал Революционную, въезжая в улицу Новую, по большаку шли знакомые женщины. «Вот черт! А может, не узнали?»

— Пошла-а-а!

Каурая понеслась рысью, и Янкина загорелая спина исчезла за клубами пыли.

На ляге, в березняке, Ян оставил таратайку, а лошадь перевел через У к и привязал возле старицы, заросшей тальником, березами и черемухой. В это место вела одна тропинка.

Лесом пошел домой и переоделся. Надо показаться. Если узнали, возьмет участковый.

Только появился у сельсовета, участковый вышел на улицу.

— Опять нахулиганил, — сказал Салахов.

«Все, пропало»,— подумал Ян.

— Заявление на тебя лежит. Чего ночами горланите?

«Значит, не знает. Слава Богу! О чем он несет?»— подумал Ян, но сказал:

— Какое заявление? Кто написал?

— Пошли, покажу.

Ян двинулся в сельсовет. Салахов — следом.

Участковый запер дверь на ключ.

— Куда угнал лошадь? — твердо сказал он, садясь за стол. — Говори.