Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)

Дневник Мертвеца, наблюдение. Когда залезаешь под одеяло и пьёшь чай, чтобы согреться, каждый глоток горячим комком медленно ползёт по пищеводу и с противным бульканьем проваливается в пустой желудок. Потеряв четверть веса, постоянно ощущаю биение сердца под рёбрами. Когда-то я был биологом, насмотрелся и на развороченные трупы в мытищинском морге – глаз не смущало. Но ощущение собственной анатомии – не из приятных.

23.05.2001

Возвращаюсь к началу путешествия на дно дна. Две необъективные версии:

«Самарский учитель и национал-большевик Сергей Соловей прибыл в Латвию в ноябре 2000 года. Цель, по его представлениям, была благородная: провести акцию в защиту местных русских и ветеранов Великой Отечественной – Кононова и Фарбтуха.

Акцию задумали в духе современных леваков: без насилия, но шумно. 17 ноября Соловей с двумя товарищами забрались на местную историческую башню. Напугав её персонал сувенирной гранатой, нацболы два часа размахивали сверху красными флагами, выкрикивая свои призывы столпившейся внизу публике и полиции.

Потом российские «десантники» сдались – в полной уверенности, что наказание будет «как всегда». Однако выяснилось, что Латвия шуток не понимает. Соловей отправился за решётку, а через полгода получил 15 лет тюрьмы».

Победа – всё, что нужно мужчине. All you need is Victory. Хлеб, вино и баба – лишь трофеи победителя. Только в Победе мужчина обретает свою истинную огненно-ледяную сущность.

Высшая победа – победа над Материей. До неё далеко. Но мне уже знакомо дно дна Материи, я изучил дислокацию вражеского войска, знаю его сердцевину из четырёх почерневших стен, сдавивших собой сырой и вонючий воздух. Однажды я нанесу Материи ответный удар.

Мистика: Через несколько дней после нашего ареста в Самаре случилось землетрясение. Пустяковое, 2 балла, но и такого никогда не было.

Я хочу уйти в побег. На этапе в самой середине лета. Прыгнуть в наполненное солнцем пространство из грохочущего по шоссе решётчатого катафалка, ускользнуть из липких мясных лап конвоиров, и чтобы только пули жужжали за спиной, как жадные до крови оводы. И если один из них ужалит меня в голову, я скроюсь от погони ещё надёжней, упав на позолоченную солнцем траву, густо пропитанную стрекотанием насекомых и ароматом цветов. Нет ничего мучительней жизни, но и быть таким слишком живым мертвецом – нелегко.

26.05.2001

Вчера меня вывели из каземата на беседу. Вместо ожидаемого мной российского консула пришёл работник департамента мест лишения свободы. После недолгого торга – а мертвец был хорошо знаком с торговлей при жизни – я согласился на содержание в только что отремонтированной двухместке вместе с Максом. Департаментский, к моему удивлению, решил вопрос за пару часов. Нас фактически признали политзаключёнными.

Корпус по евростандарту. Еврокамера одновременно напоминает каюту, купе, гостиничный номер и больничную палату. Чисто, светло, горячая вода два дня в неделю. Плохо, что всё сказанное громче чем вполголоса слышно ментам на коридоре, днём нельзя сушить одежду на верёвке, ночью отключают розетки, а утром и вечером наглая эсэсовка заходит и проверяет железную сетку за решёткой окна.

Макс. Небольшого роста, вылепленный из крепких мышц спортсмен. Учитель истории с хитроватым недоверчивым умом крестьянина. Идеальный подельник.

Его участие в «теракте» было скромным. Кустарная псевдограната была у меня, а, по нашей версии, Макс и не знал, что я вдруг начну вытворять на башне. Судья ждал от него только раскаяния и оценил его гордость в пять – десять дополнительных лет тюрьмы. Железный самурай Макс.

Ещё в голодовочной мы обсудили перспективы нашей агрессивной политики и сошлись на том, что на воле наши пути диаметрально разойдутся. Но сейчас нет ничего лучше, чем чувствовать мощную ауру надёжности этого крепкого невысокого человека, спящего на верхней еврошконке нашей евродвухместки. Мы – вместе, мы, наверно, единственная в мире камера политзаключённых.

Литература – искусство догадок и пророчеств. Особенно силён пророческий потенциал поэзии, ищущей смысл в бессмысленных совпадениях звукосочетаний. Искусство знания, отметающее прочь весь этот культурно-макулатурный хлам, – Сверхлитература – Дневник Мертвеца.

27.05.2001

События в тюрьме всегда внезапны, как повороты коридора, непременно ведущего в тупик. Переход в другую камеру поворачивает всё на 180 градусов, но через пару напряжённых дней время снова останавливается. Обитатели тюрьмы, метко называемые пассажирами, внезапно появляются и так же исчезают и не оставляют в расслабленной безвременьем памяти яркого следа. Да и сами они яркостью не отличаются.

Тюрьма – огромный кишечник, его волнообразные движения – перекачка человечины по корпусам, с воли и на волю – перистальтика. Так же функционирует и государство, создавшее тюрьму, так же существуют и пассажиры, очищенные от вольской мишуры и годами переваривающиеся безвыходными хатами и коридорами. Душевные порывы ничуть не возвышенней рефлексов ненасытной человеческой кишки. Кишка в кишке – матрёшка без наибольшей и наименьшей. И все, что придёт в голову кому угодно при прочтении этих строк, – та же самая перистальтика.

День провели без еды и чая. На воде из-под крана. Виртуально приготовленный Солнцем поросёнок, фаршированный гречкой, похрюкивает в пустом животе. С завтрашнего дня решили питаться и ходить на прогулки.

Время всегда представлялось мне кровососущим, разрушающим тело и душу монстром.

Как поэт говорил, жизнь земную до половины

Я прошёл и узнал, что нет чудищ гаже, чем Время, —

писал я совсем недавно.

Теперь, став мертвецом, я примирился с абсолютным злом для живых. Моё прошлое больше не заставляет меня брезгливо вздрагивать от каждого воспоминания, как от прикосновения к скользкому и холодному гнилью. Я спокойно смотрю в будущее, направляя взгляд в пустоту, не загрязнённую миражами и иллюзиями.

Глядя на самодельный календарь, я удивляюсь, что почти не ощущаемое мной время течёт быстро.

29.05.2001

Со вчерашнего дня едим и гуляем. Прогулочные дворики большие, вдвоём совсем просторно. Вчера было почти летнее солнце, разделся до пояса. Дистрофичное, побелевшее за зиму в тюрьме тело с клочками чёрной шерсти вызывает брезгливое отвращение. Солнечное тепло, однако, ощутимо прогнало из костей остатки вечной мерзлоты голодовочной хаты. Смог дважды отжаться по двадцать раз, сегодня продолжил восстановление физической формы.