Александр Петров - Меморандум

Наше развеселое и весьма полезное для меня общение завершилось под утро за угловым столиком центрального ресторана. Когда я встал и, покачиваясь от усталости, принялся выбираться наружу, в светлую летнюю ночь, рядом мелькнула сутулая тень Шуры Питерова, он взял меня под локоть и бережно повел по пустынному ночному городу. Он оказывается всё это время, от редакции газеты до последнего пристанища, следил за нами, подслушивая каждое слово, в чем признался со слезами на глазах, с витиеватыми извинениями себя, любимого, и традиционными восторгами в мой адрес. Когда-нибудь этот Иудушка Молчалин меня всё-таки убьёт, невольно подумалось мне.

Как только первокурсника натаскают учиться по-новому, согласно взрослым законам выживания, наступают рутинные трудовые будни. Студенты строительного факультета носятся по аудиториям с рулонами курсовых подмышкой, походя сдавая новые зачеты и старые хвосты, слегка завидуя сантехникам, архитекторам, гидротехникам, у которых нагрузка раза в два меньше: вон, стоят у вешалки, ржут и планируют где бы сжечь остатки вечера. Зато и перспективы карьеры, зато и градус отдыха у строителей повыше: не сухие 9-12, а крепленые 18–24.

Познакомившись с грубыми реалиями производства в стройотрядах, будущие прорабы задаются подозрительными вопросами: а тому ли нас учат, что понадобится в жизни, или попросту массируют мозг, заливая в обе доли алгоритмы поиска нужной информации. Один из преподавателей любил говаривать: «Высшее образование — это то, что остается после того, как всё забудется», — утешая таким образом мучеников науки. Этот хоть и был циничным, но хотя бы соблюдал внешние правила уважения к учебному процессу, а вот исторический дядечка с крошечными бегающими глазками под толстыми стеклами очков мог позволить себе и такое: «Списывание из одного первоисточника — это плагиат, а из двух и более — научная работа!» Приглядевшись к ребятам из группы, а чуть позже и курса, я обнаружил, что их интересы находятся в области заколачивая денег с последующим их пропиванием в обществе доступных девчушек, причем они довольно агрессивно защищали свое право предаваться низменным утехам, стадом набрасываясь на выскочку, пытающегося поднять планку повыше хоть на санти?метр.

С грустью вспоминал коллег отца, воспитанных по-европейски, начитанных, с прекрасным чувством юмора, элегантно одетых, декламирующих наизусть Баратынского, Волошина, Бодлера, Китса, не пропускающих театральных премьер, отдыхающих в лучших санаториях Сочи и Крыма, не брезгующих загранкомандировками аж в Америку или во Францию. Впрочем, отец со товарищи строил уникальные объекты, требующие высокой культуры и квалификации, а моим коллегам предстояло до конца жизни шлепать хрущевские пятиэтажки, типовые школы с магазинами, от одного созерцания которых сводило скулы.

Иногда мне казалось, что это неправильно, а иной раз всё начиналось без моего участия, когда никто и не спрашивал, хочу ли я того.

Отец объявил, что договорился с сыном давнего друга и коллеги, а тот обещал выслать в наш деканат запрос на обмен студентами. Меня вызвал декан и сухо известил: вы с Юрой Исаевым едете в город, который строил мой отец, дублерами мастеров.

И вот скорый поезд летит на юго-запад, перемещая наши телесные оболочки в комплекте с легким багажом. Душой же мы проживали там, на моей украинской родине. Всю дорогу, воткнув локти в откидной столик, накрытый по-дорожному газетой, плавленым сырком, копченой колбасой, портвейном и малосольными огурцами, мы глядели в окно на проплывающие поля, перелески, реки, селения — я же, подпрыгивая и ёрзая, расплывшись блаженной улыбкой, рассказывал Юре о своём украинском детстве, пронизанном солнечным светом и дружеским теплом.

Ни у нас, ни у кого вообще дач не было. Отдыхали мы на пляже, в парках, на воде. В отпуск ездили на море. Знаешь, Юр, как там ходят на пляж? У каждого в руках по паре сумок. Приходят, расстилают одеяло, сверху — газеты, выставляют из сумок кастрюли с борщом, банки с оливье, огурцами, помидорами, судки с котлетами, варениками, обязательно два-три десятка вареных «иичек», пирожки, паляницу горячую с хрустящей корочкой, маслёнку запотелую со сливочным маслом, литровую баночку со сметаной, два-три кружочка домашней колбаски и, разумеется, сало в промасленной бумаге сортов эдак пять-шесть. Отдельно — в бидоне квас, в бутылках с резиновой пробкой — компотик, домашнее винцо, сок.

Искупнемся, поныряем в донные ямы за раками, по пляжу походим, чтобы себя показать и на других поглядеть… А там, поверь, всегда было на кого полюбоваться: украиночки востроглазые, гречанки небесной красоты, смуглые болгарки, загадочные ассирийки, степенные пышноволосые евреечки под приглядом суровых мамаш, белокурые немки с голубыми глазками. А вон там — смотри, видишь? — яхты белокрылые из-за острова вылетают, глиссер визжит на бешеной скорости, а вот из циклопических ворот шлюза выходит бело-синий трехпалубный корабль, следом — огромная баржа с песком.

Пришло время обеда, со всех сторон долетают запахи еды, садимся в кружок, набрасываемся на кушанья, ополовиниваем запасы продовольствия, отваливаемся на спины, загораем. Непрестанно из громкоговорителей, что на столбах, разносятся песни: народные, советские, эстрадные; от пивного павильона долетают звон бокалов и удары воблой об угол стола, от волейбольной площадки — удары по мячу, от соседей по лежбищу — разговоры «за жисть»; спасатели оповещают культурно отдыхающее население: «не заплывайте за буйки», «не приближайтесь к судам», «не злоупотребляйте спиртными напитками, пьяному море по колено», «обращайтесь в пункт проката, берите маски, ласты, зонты и круги».

Вообще-то должен тебе сказать, Юрик, жили мы как-то очень интересно. Были записаны в несколько библиотек, читали в любую свободную минутку. Кто-нибудь прочтет Грина, Бредбери, Конан Дойля, Джека Лондона, Стивенсона, расскажет друзьям в школе или во дворе — и все бросаются в библиотеку, берут, читают, потом спорят, чуть не до драки — что ты! Спортом все поголовно занимались, кто в школе, кто в спортклубе, кто в ДСШ, а кто во дворе в футбол-волейбол гонял, зимой — лыжи с коньками, хоккей. Рыбу ловили, раков ведрами домой приносили. В войну играли во дворе, в парке, на руинах. Знаешь, вплоть до нашего отъезда почти на каждой улице стояли обнесенные забором руины со времен войны. Что еще. А Дом пионеров — мы же все были записаны в кружки: модельные, танцевальные, художественной самодеятельности, фотокружок, рисунка и живописи. Половина ребят учились в музыкальных школах. А школьная общественная работа: стенгазеты, праздничные оратории, КВН, спектакли, чтение стихов, культпоходы в театры, кино, цирк.