Анастасия Комарова - Совместимая несовместимость

Он неуверенно шел вслед за Варварой, слегка пошатываясь от наплыва чувств и алкоголя. И пока старался не потерять из виду ее силуэт, ведущий к выходу, как луч маяка потерявший ориентир корабль, вдруг принял решение, что вот сейчас, когда они выйдут, или нет, лучше, когда сядут в машину, он скажет, что любит ее...

От этого яркого, короткого воспоминания Ивана мигом прошиб холодный пот — краем влажной занавески он вытер лоб и резко отдернул ее от окна. Теперь в комнату ворвался уже ничем не сдерживаемый ветер, быстро заполняя ее штормовым морским воздухом, и его лицо снова быстро стало мокрым — холодные крупные капли плевками летели в глаза, а когда он непроизвольно закрывал их, тихо стекали с лица уже теплыми, смешавшимися с его слезами.

Он стоял у окна до тех пор, пока ноги не заледенели окончательно, а его самого не стала колотить крупная дрожь промерзшего до костей человека. Только тогда он почувствовал себя в силах уйти от окна и вернуться в кровать. Потому что теперь сон для него впервые в жизни стал преступлением.

И тем не менее он заснул тогда мгновенно, не успев даже толком пристроить голову на подушку.

...Жара, жуткое пекло — ни ветерка, ни дуновения... Кой черт понесло его играть в пляжный волейбол в такую парилку?! Однако же он играет, да еще как старается — как будто последнее проигрывает. Он уже весь липкий от пота, пот течет между лопаток, неприятно щекочет подмышки... И как же хочется пить!! Но вот оно — счастье. Кто-то протягивает ему огромную, двухлитровую бутылку кока-колы, тяжелую, скользкую — ведь она запотела, видимо, только что из холодильника... Он с восторгом поднимает ее над собой, запрокидывает голову, открывает рот, даже высовывает язык... И освежающая, сладкая жидкость, выплескиваясь стремительным булькающим потоком из узкого горлышка, льется ему на лоб, на волосы, на плечи, попадает на все части тела — только не в рот. Кока-кола кончилась, а он так и не выпил ни одной капли. В ужасе и отчаянии он застонал, дернулся и проснулся — весь потный, с мучительно пересохшими губами.

Солнца за окном нет, в доме тихо, но Иван точно знал, что время уже близится к полудню: ему подсказали это ощущения — он выспался, да и хмель испарился.

Некоторое время он лежал, боясь пошевелиться — казалось, что стоит хоть как-то зашуметь, все равно как: зашуршать простыней, скрипнуть пружинным матрасом или даже громко вздохнуть, как в комнату тотчас набегут правильно живущие люди, среди которых будут и тетя Клава, и Мишка, и Варвара, и даже Боря Сделай Движение, и начнут укорять его за то, как он плохо вел себя вчера, за то, что не умеет пить, а в его возрасте это уж совсем непозволительно...

Когда он представил, что сейчас в коридоре встретит Варвару, сердце у него вдруг застучало везде — в ушах, в висках, в животе и мучительнее всего — в шее.

Он долго прислушивался, тяжело привалившись к двери. Ничего не услышал и лишь тогда отважился покинуть комнату.

Потом он долго отмокал в душе, глядя в открытое окно, но еще дольше смотрел в «ампирное» зеркало, не очень себя узнавая...

Он испытал облегчение, обнаружив, что находится в доме один. Хозяйственная тетя Клава ушла куда-то по своим делам. Ни Мишки, ни Вари тоже не было — наверняка они не захотели будить его после вчерашнего и, не дожидаясь, когда он сам проснется, ушли гулять...

«Ну и правильно. И правильно».

Ему нужно было время, чтобы прийти в себя.

Ему нужно было время, но не в таком количестве. После того как он уже два раза сварил себе кофе и неторопливо выпил его, постепенно возвращаясь в реальность, после того как медленно обошел дом, оглядывая все его уголки, чтобы острее ощутить атмосферу счастья, после того как покурил на балконе, непроизвольно вглядываясь в уходящую вниз дорожку, — после всего этого прошел уже, наверное, целый час, в течение которого Иван тупо сидел на кухне, не зная, что еще делать, а их все не было. Никого не было.

И тогда Иван вышел на улицу сам. Едва сделав первый шаг по мостовой, он чуть не упал. Поскользнулся на чем-то, неприятно захрустевшем под ногой. Оказалось, что он наступил на большую виноградную улитку — тысячи этих существ, непонятно где прятавшихся в сухую погоду, теперь после дождя выползли, наверное, все до одной — дорога вздулась круглыми серовато-коричневыми пупырышками, совсем маленькими, средними и большими — такими, как тот, который он только что раздавил. Медленно шаркая вниз по дорожке — очень не хотелось снова услышать этот хруст, — он смотрел по сторонам и видел улиток везде — они ползли по заборам, висели на почтовых ящиках, заползали на стекла домов. Маленькие и вездесущие, они всюду оставляли за собой липкий блестящий след. Уже на подходе к центральной площади его слегка замутило — то ли от вида улиток, то ли с вчерашнего перепоя, то ли от тех смутных, пугающих мыслей, что начали приходить в голову по мере приближения к центру города, мыслей, таких же противных и скользких, как эти осторожно шевелящие рожками существа.

Иван стоял посреди площади и вертел головой, не зная, в какую сторону пойти, чтобы вернее их встретить. В результате он побрел ко дворцу — обнадежила простая мысль, которая не сразу пришла в голову из-за своей очевидности.

«Варька же, наверное, на работе!»

Ему казалось, что он идет не торопясь, просто гуляет. До тех пор, пока не заметил пару удивленных взглядов, которыми провожали его редкие прохожие, — он несся мимо них так быстро, что, кажется, обдавал ветром. Слишком быстро — так быстро в этом городе никто не ходил. Но ему было наплевать. Вот оно, окно, за которым он ее увидит.

Он наклонился, непроизвольно улыбаясь, чем удивил Евгения Евгеньевича, одиноко скребущего острой палочкой какой-то старинный предмет, лежащий перед ним на столе. Тот тоже рассеянно улыбнулся и, наверное, хотел помахать длиннопалой рукой, но не успел — Иван отскочил от окна как укушенный, сразу поняв, что ее там нет и не было.

Обратно он откровенно бежал, страшно боясь куда-то опоздать, уже не обращая внимания, кого он давит по дороге...

Добравшись до дома, он еще на улице сразу понял, что там все еще никого нет. Он определил это по тем неуловимым приметам, которые очевидны лишь обостренному восприятию, как раз такому, как у него в тот момент.

Как только Иван осознал, что спешил зря, ему невыносимо захотелось упасть — он долго бежал в гору, а его сегодняшнее состояние совсем не подходило для бега. Теперь в ушах громко стучала кровь, а в коленках чувствовалась противная дрожащая слабость. И он тяжело опустился прямо на каменные ступени у ворот соседнего дома. Как раз того дома, где жил Боря Сделай Движение.

Какое-то время он просидел там, не двигаясь, слушая, как постепенно замедляется шум в ушах, и неподвижно глядя на балкон — просто почему-то не мог оторвать от него взгляда. Тем временем в душу ему вползало подозрение, противное, как тот сероватой моллюск, который с тупым упорством пытался обогнуть его ботинок...