Кэролайн Левитт - Твои фотографии

Лайза подлила молока в кофе и рассказала, что она гастроэнтеролог и только что потеряла пациента.

— Неоперабельный рак. Четвертая стадия, — тихо добавила она.

Сэм отставил чашку.

— Я тоже, — вздохнул он, и она вздрогнула. — Я имею в виду — потерял пациента.

Сэм всегда любил женщин, но, как правило, был сдержан и осторожен в знакомствах. Лайза оказалась исключением. Потому что ее он полюбил мгновенно.

Они долго тихо говорили. О работе. О жизни. Люди вокруг них приходили и уходили. Лайза объяснила, что работает в «Масс Дженерал» только два года, но ей здесь нравится. Она любила этот город и не представляла жизни где-то еще. Она была одной из восьмерых детей в большой, жившей в Небраске семье. Единственной девочкой. И родители едва ли не с ее рождения копили деньги ей на колледж. Только она одна и не осталась на ферме.

— А братья как меня жалели, — смеялась она. — Не понимали, что можно быть счастливой, живя в городе.

Сердце Сэма билось слишком быстро. Когда Лайза поднялась, ему показалось самой естественной вещью в мире тоже встать. Они молча подошли к его машине. Лайза, не глядя на него, открыла дверь и села.

Когда он подкатил к ее дому, она просто взяла его за руку и повела к себе. Ушел он только утром и то потому, что ей тоже пора было в больницу. К концу месяца они жили на два дома.

— Как это мне так повезло? — спрашивал Сэм, целуя ее.

— Удача не имеет ничего общего с любовью, — покачала головой Лайза, и он вспомнил о матери.

— Удача имеет много общего со всем. Особенно с любовью.

Сэм схватил телефон, чтобы позвонить, но наткнулся на голосовую почту. Посмотрел на дорожные указатели, повернул направо и снова взял телефон. Его пациентов принял другой доктор, но хотелось убедиться, что все в порядке. Позвонил в свою службу, но сообщений не было.

Что же, Сэм вот уже несколько лет работал доктором и не переставал удивляться тому, как обернулась его жизнь. Изабел часто повторяла, что можно смотреть на вещи с разных углов и ракурсов, особенно с того, который имеет для тебя наибольшее значение.

Постепенно Сэм начал уставать. Впереди подмигивали огни вывески закусочной «Тик-Ток». Он остановился и вышел из машины. Парковка была забита. Но он должен немного размяться. Сэм любил закусочные. Они всегда напоминали ему о годах, когда мать брала его в путешествия и оба притворялись другими людьми.

— Помни, — сказала она ему незадолго до гибели, — я хочу, чтобы, когда ты вырастешь, твоя жена, или подружка, или друг… те, кого любишь, понимали тебя с полуслова. Чтобы даже необязательно было объяснять, что тебе нужно, потому что они уже должны это знать. Если ничего подобного не происходит… значит… это не любовь.

И Сэму вдруг стало грустно. Тогда он не совсем понимал, что имеет в виду мать, хотя пытался сделать все, чтобы она читала его мысли. Сидя в тот день рядом с ней, он мысленно повторял «поезжай домой, поезжай домой» так настойчиво, что разболелась голова. Но она, конечно, его не услышала и продолжала мчаться вперед.

Может, он выпьет кофе и съест пирожок. Впитает в себя атмосферу закусочной. И позже обо всем расскажет Лайзе. Прежде чем войти, он вновь ей позвонил. На этот раз она ответила, и в нем что-то дрогнуло.

— Жаль, что тебя нет со мной, — сказал он. — Прости меня.

Она немного помолчала, прежде чем ответить:

— Поговорим, когда вернешься.

Он вошел в закусочную и съел тарелку жареной картошки и бургер, все самое вредное и самое вкусное. И дал официантке такие чаевые, что та побежала за ним в уверенности, что это ошибка.

— Оставьте себе, — улыбнулся он, прежде чем вернуться к машине. Осталось полчаса езды до Вудстока, где теперь жила Изабел. Вудсток был прибежищем старых хиппи и людей, любивших оживленные магазины и веселые фильмы, но не суету и суматоху большого города. Сэм не ожидал, что Изабел уедет из Нью-Йорка, и уж менее всего предполагал снова увидеть ее через двадцать лет.

Это она отыскала его. Письмо Изабел стало потрясением. Оно пришло в больницу через две недели после короткой газетной заметки о Сэме Нэше в серии о лучших врачах Бостона. Репортер пришел, в его кабинет, чтобы поговорить с ним, поскольку пациентки дружно пели ему дифирамбы. Фотограф снял его у окна: белый халат небрежно расстегнут, на лице улыбка.

«Доктор, которого любят женщины», — гласил заголовок, и несколько недель после появления заметки коллеги безжалостно над ним издевались.

Увидев почерк на конверте, Сэм опустился на стул. И стал задыхаться так, словно астма вернулась.

«Я читала о тебе. Хотела позвонить, но подумала, что так будет легче для тебя».

Почерк был по-прежнему неразборчивым: недаром его отец шутил, что никто, кроме Изабел, не способен прочесть ее собственные каракули. Она замужем, двое детей, один приемный, из Китая.

«Прошло двадцать лет. Как думаешь, мы можем повидаться?»

Сначала он решил, что это невозможно. Конечно, нет! Она бросила его, когда ему было девять. Не писала, не звонила, не приезжала. И постепенно растворилась в эфире, как когда-то его мать.

Сэм сунул письмо в карман больничного халата, не зная, как лучше поступить. Столько времени прошло!

Пока он делал обход, письмо словно оттягивало карман. Сэм мог поклясться, что слышит, как шуршит бумага, когда он наклонился над пациенткой, чтобы послушать сердце. И когда присел, чтобы выпить кофе, и когда вернулся домой и все рассказал Лайзе.

— Что ей нужно после стольких лет? — спросил он.

— Может, ничего. Может, тебе просто стоит ее повидать.

— Увидеть? — вскинулся он. — Она исчезла, когда я был совсем мальчишкой. И теперь вдруг появляется.

— Мог бы хоть позвонить ей. Неужели тебе совсем не любопытно?

— Не знаю, — отмахнулся Сэм. — Не знаю, не знаю.

— Не обязательно делать это сейчас, — возразила Лайза.

Письмо раздражало, словно укус комара, который он не мог не чесать. Он не позвонил, хотя листок с номером лежал у телефона в спальне, и он столько раз подносил к глазам бумажку, что номер запомнился сам собой. Стоило ли рассказать отцу или лучше молчать?

Как-то ночью в больнице у трех пациенток случились роды, но матка пока не раскрылась до конца ни у одной. Несколько сестер прошли по холлу, болтая друг с другом. Пациенты спали. Он миновал комнату ожидания. Там сидела женщина, читавшая в лицах книгу с картинками «Кролик-беглец» прижавшемуся к ней мальчику. Мать тоже часто читала ему эту книгу, хотя не очень ее любила. Но Сэм помнил историю о маленьком кролике, то и дело угрожавшем сбежать. Превращавшемся в облака или горы или во что угодно, только бы скрыться от матери. Мама кролика твердила, что всегда сумеет найти своего ребенка и если тот превратится в облако, она станет небом. Если в рыбу — разольется океаном. Словом, готова принимать любое обличье. Лишь бы быть с сыном.