Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

— Тебе обязательно уезжать? — тихо спросила она.

Этой фразой она многое рассказала о себе. И Квентин это понял:

— Если я уеду, Альбана, это не значит, что мы перестанем быть друзьями. Наоборот. Ты — моя лучшая подруга. Я собираюсь говорить с тобой каждый день и писать тебе каждый день.

— Правда?

— Не представляю, как я могу тебя забыть. Ты будешь единственной здесь, о ком я стану жалеть.

Альбане захотелось убежать. Такая нежность и пыл сбили ее с толку после череды горестных дней, когда она, съежившись, думала, что больше уже никого не полюбит и никому не позволит полюбить себя. Ей показалось, что в толстой стене безразличия, которой она себя окружила, Квентину удалось пробить две бреши: первую — тем, что он огорчил ее своим отъездом, а вторую — доказывая, что она ему нужна. И что теперь делать? Продолжать испытывать эти чувства, трепетать? Или гнать их от себя?

Он показал пальцем вверх:

— Посмотри на тех двух птиц, Альбана, на краю крыши, над фонарем. Видишь? Это неразлучники. Их называют так потому, что у попугаев этой породы пары складываются в юности и они остаются вместе до конца жизни.

— А это возможно?

— У птиц — да.

Она вздохнула. Он тоже.

— Люди недооценивают детскую и подростковую любовь. Взрослые, говоря о ней, делают снисходительный вид, точно они слышат не слушая и глядят не видя. «Это ненадолго» — вот что они думают.

— И что?

— А то, что родители неразлучников не такие. Вот неразлучники и выбирают себе пару на всю жизнь.

— Что ты имеешь в виду?

— Что мой отец и моя мать не похожи на неразлучников. Отец обманывает мать уже давно, мать обманывает отца совсем недавно, потому что ей было больно. И все, что им мешает расстаться, — это общие дети и общая собственность. Если бы я сказал им…

Он остановился, покраснел, сердце у него забилось быстрее. Он не знал, продолжать ли ему, ведь то, что он хотел сказать, его ко многому обязывало и он мог выставить себя в смешном свете.

— И если бы один из их детей сказал, что он уже встретил женщину своей жизни, они бы пожали плечами. Потому что они не верят в любовь. А все-таки мне кажется, что иногда влюбленность — это не состояние, а ясновидение, прозрение будущего, того, что случится дальше. Даже если человек еще молод, когда он любит, он становится старым, потому что он уже видел будущее и у него уже есть опыт.

Альбана смотрела на него и не понимала. Он порылся в рюкзаке и вытащил книгу:

— Вот, держи, я нашел один пассаж в книге Батиста Монье, знаешь, это писатель из нашего квартала?

— Писатель из нашего квартала? Шутишь? Наш учитель говорит, что его книги переведены на все языки.

«Озарение в искусстве — такая же загадочная вещь, как любовь с первого взгляда. И она не имеет никакого отношения к „первому разу“, потому что то, что мы находим, часто, как выясняется, уже давно там было. Скорее, это не открытие, а прозрение. Что же мы прозреваем? Не прошлое и не настоящее. Это прозрение будущего… Это как предчувствие, удар грома… Время сжимается, искажается, и вот уже в одной секунде нам явлено будущее. Мы путешествуем во времени. Получаем доступ к воспоминаниям не о вчерашнем дне, а о завтрашнем. „Вот великая любовь, которую мне предстоит пережить в ближайшие годы“. Это и есть удар грома, любовь с первого взгляда — узнать, что нам предстоит с кем-то вместе испытать нечто важное, бурное, чудесное. Когда ты послала мне это письмо, я уверился в том, что у нас будет долгая и прекрасная общая история, что всю мою жизнь ты будешь со мной рядом, будешь следовать за мной, вести меня, поверять мне свои тайны, веселить меня и утешать. Я ведь правильно понял? Я на тебя рассчитываю».

Квентин положил книгу на колени. Альбана смотрела на длиннющие мальчишеские руки, которые почтительно перебирали страницы.

В какой-то момент они оба не понимали, что делать дальше. Каждое слово текста вызывало в них отклик. Письмо, о котором говорилось в книге, могло бы быть письмом, которое, как считал Квентин, написала ему Альбана. Удар грома, любовь с первого взгляда — это могло быть то самое озарение, которое с опозданием обрушилось на двух подростков, знающих друг друга с детства. Уверенность в общей судьбе — это могло быть и упрямство Альбаны, и недавнее решение Квентина. Они дали этим мыслям течь своим чередом и просто молчали, переполненные чувствами.

Квентин осторожно закрыл книгу и убрал ее в рюкзак. Он заговорил дальше, будто Альбаны тут не было и он обращался к стволам деревьев:

— Представь себе, что я в тебя влюбился… То есть что я сразу увидел, что нам предстоит провести жизнь вместе, что я уже представляю себе детей, которые у нас будут, угадал, как ты будешь выглядеть, когда вырастешь, даже постареешь, и все это мне нравится.

Альбана вздрогнула:

— Ты представил себе, как я буду выглядеть, когда постарею?

Эта идея ей понравилась, потому что за последние дни ей сто раз казалось, что она вот-вот умрет.

— Да.

— И что получилось?

— Ты всегда будешь красивой.

— Только если не буду похожа на свою мать.

— Твоя мать очень красивая.

— Но она толстая!

— Ей это идет.

Альбана застыла от удивления. Он тоже считает, что ее мать хорошо выглядит? Странные эти мужчины…

В этот момент через сквер, обнявшись, прошли Виктор и Оксана. Виктор оживленно что-то рассказывал, а Оксана, с сияющими глазами, кажется, впитывала каждое его слово, будто нектар. Альбана вздохнула. Возможно, когда-нибудь и она будет вот так… Ведь влюбленным становятся, как становятся художником или музыкантом, — подражая другим; если ты видел картины Ренуара, ты покупаешь кисти, если слышал Моцарта, изучаешь сольфеджио, а если увидел, как прекрасна любовь, захочешь, в свою очередь, узнать ее.

Квентин подскочил:

— Мой автобус!

— Черт, уже!

— Да, я уже почти опоздал.

Он вскочил на ноги, застегнул рюкзак и закинул его за спину. Улыбнулся Альбане, показал ей жестом, что побежал. Но, пройдя шагов десять, вернулся с озабоченным видом:

— Ты ведь сказала мне, что не станешь заниматься любовью до шестнадцати с половиной лет?

Шестнадцать с половиной! — сейчас Альбане казалось, что это слишком рано, но она не стала опровергать собственные слова.

— Да, — подтвердила она, опуская голову.

— Значит, через полтора года, правильно?

«А смогу ли я через полтора года? Ох, хотела бы я, чтобы это получилось. Наверно, я уже обо всем забуду», — подумала она.

— Да, через полтора года.

— Значит, — ласково закончил он, — ты меня дождешься?

Amour/ Любовь. 1. Задача, в которой действующие лица — люди, и некоторые считают ее уже готовым решением. 2. Эгоизм, который ненадолго уравновешивается эгоизмом другого. 3. Сверхъестественная способность думать о другом и забывать о себе. 4. Сюжет романов.