Клаудио Магрис - Вслепую

Итак, вы хотите знать, правда ли меня зовут Торе. Вижу, что вас много таких, кто хочет меня об этом спросить. Знаю ли я, что такое режим он-лайн? — Aye aye [7] С англ. «да, да» или «есть, командир» — так называемый морской жаргон. , синьор. Английский язык всегда был и остается и по сию пору языком моряков и своеобразным арго, как вы остроумно называете морской жаргон. А ещё «Арго» — это корабль. Тот самый корабль. Даже в брошюре, по которой нас готовили в кибернавты, было написано «navigare necesse est» [8] «выходить в море необходимо» ( лат. ) . Хотя я, как вам известно, предпочитаю брошюрам плёнки; да, мне нравится слушать голос, особенно в те моменты, когда я хочу послать кого-нибудь далеко и надолго. Как, например, вас сейчас, вас, готовых накинуться на меня, беднягу, со своими бестактными вопросами, следить за мной, не упускать из виду ни на секунду. Ну да, того самого стоглазого дракона тоже звали Арго… Хотя я совсем уже не уверен, много ли вас. Может даже ты, по ту сторону, сейчас одинок и не желаешь знать, кто ты есть на самом деле. «Стоп, в этой игре не ищут правду. Как бы то ни было, ты предпочитаешь задавать вопросы, а вот отвечать на них…». Хорошо, допустим, меня зовут Торе (Сальваторе) Чиппико-Цыпико (Чипико), хотя понятно, что во времена подпольной борьбы у меня были и другие имена. Но это совсем не то, что прозвища в чатах. И у команданте Карлоса, Карлоса Контрераса, вдохновителя и создателя ядра испанской республиканской армии, славного Пятого Полка, были другие имена, — «No pasaran [9] «Они не пройдут!» ( исп. ) !» — кричали мы, но они всё же прошли, метр за метром, хоть это и стоило им дорого, — «Viva la muerte [10] «Да здравствует смерть!» ( исп. ) !» — орали они, и многие из них получили её, смерть, из наших рук. Мы же тоже не боялись её. Даже проживший под сенью скрещенных мечей и разучившийся отличать свою кровь, щедро и бесстрашно проливаемую в битвах, от крови кого бы то ни было, Карлос имел много разных имён, каждый раз новое. Когда Партия отправляла его куда-нибудь во имя революции или, положим, в Австралию, организовывать коммунистическое движение, тут же уместно припомнить и его тщетные попытки спровоцировать бунт моряков против Тито в Спалато и Поле. Лишь мы в лагерях Голого Отока, пропускаемые через строй и этим строем надзираемые, его звали непритязательным, но настоящим именем — Витторио Видали [11] Витторио Видали ( итал. Vittorio Vidali, псевдоним — Карлос Контрерас; 27 сентября 1900 — 9 ноября 1983) — итальянский антифашист, работник Коминтерна, участник гражданской войны в Испании, депутат парламента Италии от ИКП. .

В общем, я — Сальваторе — похоже на Ясона, — насмехался товарищ Блашич, — лекарь, умеющий подобрать средства, способные как спасти, так и убить. История — как отделение реанимации: очень просто ошибиться с дозировкой и отправить на тот свет пациента, жаждущего быть спасенным и продолжать жить. Я — Сальваторе; для друзей, на диалекте, просто Торе; Сальваторе Цыпико, позже, в двадцатые годы, когда мы вернулись в Европу, Чиппико. Тогда Триест, Фьюме, Истрия и острова Кварнеро стали принадлежать Италии, Острова Ваттовац стали Ваттованскими, Иванцыч превратились в Ди Джованни или, по-другому, Иванчич, — всё стало звучать по-итальянски. Вдобавок Изонцо и Ядранско море хорошенько отфильтровали и прополоскали в Арно, превратив в Адриатическое.

У меня были и иные имена, как это было принято среди тех, кто вёл подпольную борьбу. «Да, Невера, Стриела, а ещё…». Хватит. Все вы чуть ли не всё обо мне знаете. Слишком много шпионов, следящих за мной одним… Этот персональный компьютер ПК контролирует мир, пожалуй, лучше того прежнего. Ну, вы понимаете, к чему я клоню. Оно-то и так ясно: тот механизм ИКП уж накрылся медным тазом и отключился давным-давно. История нажимает кнопку, и Партия исчезает; я исчез вместе с ней, но всё же сейчас нажму ещё одну клавишу и удалю тех, кто любопытствует о моих именах. Имя Йорген не имеет ничего общего с партийными ячейками, зато связано с ячейками совсем другого толка, но не будем забегать вперёд. Порт-Артур был полтора века назад, Дахау и Голый Оток вчера, сегодня. Аккуратнее с этими кнопками, а то ненароком можно удалить какую-то часть, и тогда всё запутается еще больше, будет не разобрать ни голоса, ничего. Голос меняется и может выходить из твоего горла или откуда там совсем иначе, настолько непохожим, что ты сам его просто не узнаешь.

Но это ваши проблемы. Мы же, во всяком случае, если рассказываем что-либо, то делаем это с удовольствием. У нас и раньше было желание поговорить, да только никто не хотел нас слушать. Вы, доктор Ульчиграй, должно быть, знаете, о чём я, раз Вам потребовалось углубить свои знания о той жестокой позабытой ныне истории. А ведь это и есть нозологическая история, и она не моя. Больна сама история, а не я. Хотя, возможно, я и вправду тронулся умом, потому как заблуждался, что смогу её вылечить. История по-настоящему больна, заражена миазмами безумия; получается, что не в себе все лекари, предпринимающие подобные попытки, и Вы, и Ясон, готовый развязать вереницу безобразных преступлений и разрушить всё ради овечьей шкурки…

Сделайте пометки, доктор, — Вам же нужно заполнить всю карточку, — что такое этот метод «сквозь строй». Это зверски-хитроумная система, при которой заключённые попадают во власть своих собственных собратьев по несчастью и вынуждены уничтожать друг друга, мучить и калечить, чтобы снискать расположение надсмотрщиков… Попробуйте сами у себя в клинике, проведите эксперимент, может, тогда уразумеете, каково это. Пишите, я говорю Вам, пишите. Если бы только Вы это сделали раньше, когда над нами измывались и подвергали пыткам, а все помалкивали, глухи и слепы. Крики не способны пересечь море, они не долетают даже до острова Арбе, ближайшего к Голому Отоку, Адскому острову, Голому или, как его называют, Лысому. Господи, но ведь и на Арбе был свой ад, именно его итальянцы избрали местом массового уничтожения славян…

Я надеюсь, Вы неплохо усвоили эту историю. Как мы прибыли в Югославию в 1947 году с целью помочь этой только что освободившейся от нацистов стране построить коммунизм, как ради этого мы бросили свои дома в Монфальконе и пожертвовали всем, мы, на теле которых уже были клейма всевозможных фашистских тюремщиков и палачей, и как после разрыва между Сталиным и Тито, поносивших теперь друг друга с высоких трибун, югославы начали называть нас сталинскими шпионами, предателями Югославии и врагами народа, как они нас депортировали в лагеря, издевались, пытали на том самом острове; и никто ничего не знал, более того, никто и не жаждал знать… Вы же в курсе, что я побывал в Дахау, а после него поставил на кон свою жизнь с целью стереть с лица земли все подобные лагеря. Дахау стал кульминацией, апогеем зла. Слава Богу, все сразу выяснили, что это, кто там были убийцами, а кто — жертвами. В Голом Отоке же нас уничтожали наши же бывшие товарищи, называя при этом предателями, а остальные просто делали вид, что не видят и не знают, как нам затыкают рты, а всем вокруг уши. А если никто тебя не слышит, какой смысл что-либо предпринимать, болтать лишнее на улицах, бешено жестикулировать, паясничать? Один в поле не воин.