Паул Гласер - Танцующая в Аушвице

Обо всем происходящем в лагере, обо всем том, о чем я не могу писать в обычных письмах из-за цензуры, я рассказываю в письме, которое “мой” водитель контрабандой переправляет Магде и Хенку Колье.

Вюгт, 7-6-1943

Дорогие Магда и Хенк!

Пишу вам со своих третьих нар (да, именно так, поскольку нары расположены здесь в три ряда друг над другом). За последние три месяца у меня в первый раз выпал шанс тайно отправить вам письмецо. Благодарю Бога, что в этом лагере я одна и со мной нет моих родителей. Не уверена, что в Польше может быть хуже, чем здесь.

Мужчины и женщины, мужья и жены живут здесь раздельно, и, в случае хорошего поведения, раз в неделю им дозволяются часовые свидания. Вестерборк был самым настоящим раем! Можете себе это представить? Все здешнее начальство состоит из эсэсовцев, остальные комментарии излишни. Надзирающие над нами женщины — немецкие и голландские Aufseherinnen , а все голландцы — члены НСД. Когда нас сюда привезли, поначалу здесь был сущий ад. В последнее время наше положение чуть-чуть изменилось к лучшему. Хотя еда по-прежнему кошмарная. В течение дня нас кормят очень плохо: как правило, это капустный суп и четыре сухарика с тонюсеньким слоем маргарина. Пить нам дают суррогатный кофе без молока и без сахара.

Поначалу я заделалась здесь кем-то вроде физрука, целый день занималась с людьми физическими упражнениями; но из-за этого у нас у всех, как вы понимаете, лишь удваивался аппетит. А никаких продуктовых посылок я тогда не получала.

Сюда я прибыла 20 февраля, в конце апреля получила прощальную открытку от матери, а через несколько дней после этого поступила ваша первая посылка. От первой я была в полном ужасе, за вторую — крайне благодарна. Вслед за этим последовал “Де Телеграф”, три-четыре номера в неделю, остальные, вероятно, задерживала цензура.

Через неделю я снова получила от вас передачу, и это было настоящим спасением. Особо криминальными лагерное начальство сочло бы в ней сигареты. В этой посылке вообще было все то, в чем я крайне нуждалась: хлеб, масло, сахар, джем и те самые сигареты. Остальное тоже было здорово, хотя и не столь остро необходимо. А вот молоко в бутылках или пачку овсянки посылать и вовсе не стоит, потому что их обязательно изымут надзиратели.

Чуть позже в течение двух недель весь лагерь был наказан, и посылок никто не получал. Не знаю, сколько их было, но наверняка среди прочих пропали и ваши посылки. А потом, когда сняли Packetsperre [59] Запрет на посылки (нем.). , я вдруг получила несколько маленьких пакетиков. На них вашей рукой было указано — Вальтерлаан. Тут уж я окончательно перестала что-либо понимать. В итоге я решила, что Хенка послали в Германию и вы остановились по вышеуказанному адресу… А еще я очень беспокоюсь о содержимом шкатулки. Посылки становятся все меньше, и я связываю одно с другим… Потом я опять ничего не получала еще три недели, и в конце концов со старого адреса пришло ваше письмо. Тут уж я запуталась окончательно, вы сами это можете понять. Но по вашим письмам я вижу, что вы получаете мою почту, иначе вы бы не знали моего лагерного номера и номера моего барака. Больше новостей у меня нет. Внешне я выгляжу почти такой же, какой вы, Марта, видели меня тогда в Вестерборке.

То, что моих родителей этапировали, я переживаю очень, очень сильно. Чуть не поседела. В конце концов, остаться здесь без теплой одежды — не самое страшное. Страшно видеть то, что происходит с тобою рядом. Вокруг столько неописуемых страданий, что нужно быть чудовищем, чтобы остаться к этому равнодушной.

С недавних пор я стала старостой барака. И тогда же сюда в лагерь привезли евреев из разных голландских провинций. Среди них оказались три сестры моей матери. Одна из них была старше матери на год и походила на нее как две капли воды. Она страдала от астмы и очень скоро умерла здесь, когда нас избавляли от вшей. Тогда все мы голыми стояли перед комендантом лагеря, и у нас опрыскивали все те места, где у женщин растут волосы. Печальная история, не правда ли…

Какое-то время спустя я организовала женское кабаре, кабаре для женщин, в создании программы приняли участие сорок профессиональных актрис. Мы с огромным успехом выступали во всех бараках — до тех пор пока на прошлой неделе не пришла новая директива. В ней утверждалось, что Вюгт — это вовсе не Auffangslager [60] Лагерь для содержания заключенных под стражей (нем.). , а Durchgangslager [61] Транзитный лагерь (нем.). , после чего из лагеря внезапно были вывезены все пожилые люди. Вчера и сегодня вслед за ними отправили на восток три тысячи матерей с детьми, а их мужьям не было дозволено их сопровождать. Не могу описать, какая здесь поднялась паника! Оказывается, в Вюгт был спущен приказ очистить лагерь от матерей с детьми и людей старше 45 лет. Затем из лагеря вывезли тысячу мужчин, которые работали на вермахт в порту Мурдейка и в Амерсфорте. Так члены семей были окончательно разлучены друг с другом. И это просто ужасно. Здешняя реальность в избытке поставляет мне “материал” для книги, и я все тщательно документирую. Надеюсь, это письмо дойдет до вас. Продолжать выступления кабаре, имевшего столь оглушительный успех, после всех этих событий я не считаю возможным.

Скоро меня зачислят на работу в “Филипс”. Это самый настоящий “Филипс” из Эйндховена, под него в лагере выделено несколько бараков, там работают девушки. Паяют металлическую проволоку. В этом и заключается та самая Wehrmachtsarbeit [62] Работа на вермахт (нем.). . Мне это пойдет на пользу, тем более что на “Филипсе” выдают спецодежду, в которой я буду походить на фабричную работницу. И наверняка будет о чем написать в книге.

Вот пишу я вам, а вокруг меня кипят страсти из-за отправки заключенных на восток. При желании я завтра же снова могу оказаться в Вестерборке. Но такого желания у меня не возникает, и, хотя в Вюгте пока еще очень страшно, я все-таки надеюсь, что мне удастся как-то зацепиться здесь. Пришлите мне, пожалуйста, мой плащ, поскольку во время ночного обыска у меня прямо из-под кровати украли шубу, а черное пальто мне пришлось отдать самой. При случае от правьте сюда еще пару моих летних платьев, а также коричневые замшевые туфли. И очень прошу вас не забывать присылать мне каждую неделю посылочку с продуктами, иначе я здесь погибну от голода. Дайте знать, когда получите это письмо, и ответьте мне, пожалуйста, как можно скорее.

С большой любовью и множеством поцелуев,

Адрес остается прежним.

Несмотря на скверные обстоятельства, мне удается не падать духом. Мои соседки по бараку то и дело ссорятся. Чаще все ограничивается перепалками и бранью. Но иногда случаются кулачные бои. Впрочем, и кулачными их тоже не назовешь. Женщины таскают друг друга за волосы, царапаются, вопят, а в последний раз в ход пошли даже зубы. След укуса глубоко отпечатался на руке у одной из дерущихся. Ссоры возникают чаще всего на пустом месте. По самым ерундовым поводам. Я как староста барака должна разнимать (иногда с посторонней помощью) ссорящихся женщин, а потом увещевать каждую из них по отдельности. Обычно беседую с ними несколько часов спустя. Разговаривать сразу после ссоры не имеет смысла, сперва нужно дать им остыть, отойти от произошедшего, а уж затем приступать к общению. Иногда помогает, когда внутри барака я нахожу для ссорящихся другие спальные места, подальше друг от друга. Иногда нужно с ними подольше поговорить. Все женщины раздражены до крайности и могут вспыхнуть в любой момент. Что вполне естественно, ведь здесь столько разлученных семей.