Зархуна Каргар - Зари. Мне удалось убежать

Шириинджан засмеялась, словно девочка.

— Я унаследовала эту черту от бабушки, которая любила рассказывать мне, как она подшучивала над родителями мужа. Я ждала того момента, когда днем все ложились спать, и быстро бежала в ванную, хватала мыло и быстро мыла руки, лицо и волосы. В коровнике, где я жила, был спрятан осколок зеркала, я смотрелась в него и рассказывала коровам, какой красавицей становлюсь, когда мне удается помыться.

Шириинджан снова засмеялась.

— Конечно же, они не обращали на меня внимания, продолжая жевать сено и мычать, но они были моими единственными друзьями, и мне казалось, что они привязались ко мне. Я регулярно кормила их и убирала в коровнике и в какой-то степени воспринимала коров как свою семью, о чем никто не догадывался. Я радовалась, что свекровь не знает о моем развлечении, иначе она разлучила бы меня с животными.

На седьмой день менструации кровь перестала течь, и это был день моей свадьбы. Утром свекровь сказала мне: «Сегодня ты станешь женой Азама». Я ничего не ответила ей. Мне было известно, что, когда девушки выходят замуж, им покупают новую одежду, но свекровь ничего не подарила мне. На мне были все те же лохмотья, а тело было измазано в коровьем помете. Правда, по такому случаю она позволила мне помыться, сказав, что ее сын не захочет спать со столь грязной девушкой. Впервые за пять лет мне дали шампунь, и я вымыла свои длинные густые волосы. Мне пришлось намыливать их четыре раза, прежде чем смылась вся грязь. Было так здорово чувствовать себя чистой! Когда я расчесывалась, то вспомнила, как моя мама расчесывала меня перед тем, как отвести в чужую семью, и плакала. Я тоже начала плакать, потому что сильно скучала по ней.

Мулла пришел и провел свадебный обряд, который называется никах. Конечно же, никто и не подумал спросить, хочу ли я выйти замуж. Обряд был формальностью, соблюдение которой показывало соседям, что мои свекор и свекровь — примерные мусульмане. После этого я принялась за свои обычные дела, трудилась в доме и во дворе. Я не знала, что случится потом, хотя свекровь сказала мне, что на этот раз я буду спать в доме. Когда я спросила, почему, она ответила, что теперь я жена ее сына, и она хочет, чтобы я побыстрее родила ей внуков. Я не понимала, о чем она говорит, но начала нервничать и сказала, что мне хорошо и в коровнике. В ответ она отвесила мне пощечину и велела помыться, а после этого идти в комнату Азама.

— Девочка, это будет твоим подарком мне за то, что я потеряла сына, — добавила она.

Я побежала в комнату Азама, он ждал меня. Он запер дверь и начал трогать меня везде. Я была потрясена и начала плакать. Он приказал мне раздеться, а потом с силой вошел в меня, и потекла кровь. Закончив, он ударил меня, велел одеться и убираться обратно в коровник.

— Не думай, что это сделало тебя моей женой. Ты — просто женщина, которая будет рожать мне детей. Они будут жить в доме, но ты станешь приходить сюда, только когда я захочу переспать с тобой, чтобы ты родила мне сына.

Сексуальное насилие стало частью моей жизни. Меня унижали всеми возможными способами. Мне казалось, что душа моя умерла. Через месяц я забеременела и родила мальчика. Мой сын теперь заботится обо мне. Его появление ознаменовало начало лучшей жизни. Свекор и свекровь были уже старыми, и я обрадовалась, когда свекор наконец умер. Мой муж Азам женился на девушке, которую сам выбрал, и мне больше не нужно было ходить в его комнату. Моя свекровь вскоре тоже умерла, ее дочери вышли замуж и стали жить в семьях своих мужей, оставив в этом доме меня с Азамом, его братом, второй женой и их детьми. Но у меня был мой дорогой сын — самый близкий человек на всем белом свете, и я заботилась о нем. И хотя его мать была рабыней, отец любил его.

Когда родители мужа умерли, я была уже немолодой женщиной. Мой сын вырос, но остался со мной, даже когда женился и у него появились свои дети. Внуки очень добры ко мне, благослови их Аллах! Теперь я уже совсем старая, и годы испытаний, побои и тяжелая работа стали сказываться. Мои суставы болят, и я с трудом двигаюсь. Да, я уже старуха и скоро отправлюсь на небеса.

Я не держу зла на свекра и свекровь — нельзя обижаться на умерших. Видно, мне суждено было жить с ними, и ничто не могло бы изменить этого. Единственный человек, которого я виню в своих несчастьях, — это мой отец. Как могли чужие люди быть добры ко мне, если мои родные папа и мама так поступили со мной? Проклиная родителей мужа, я буду проклинать и собственных родителей, а я не хочу беспокоить их души. И что бы это изменило? Мой муж стал относиться ко мне хорошо незадолго до своей смерти, и я даже иногда молюсь о нем. К тому же, если бы не он, у меня не было бы такого замечательного сыночка, заботящегося обо мне. Такова моя история.

Когда я закончила записывать рассказ Шириинджан, вошла ее невестка и принесла нам свежий йогурт, который на языке пушту называется шромби. Мы ели его со свежевыпеченными в тануре (печи) лепешками. Я думала о том, что Шириинджан оказала мне честь, рассказав эту историю. Перед тем как уйти, я оставила невестке Шириинджан расписание выхода нашей программы в эфир, чтобы они знали, когда смогут услышать рассказ своей матери по радио. Все члены ее семьи были рады моему приезду и пожелали мне на прощание: «Худа Хафиз!» — «Пусть Господь будет твоим проводником!»

Вернувшись в отель, я решила позвонить тете Паны и узнать, как обстоят дела. Тетя сказала мне, что Пана играет во дворе с друзьями и даже не догадывается, что на следующий день переберется в дом мужа. Меня поразило то, как мало изменились нравы в Афганистане. То, что когда-то случилось с Шириинджан, теперь должно было произойти с Паной. Я спросила тетю, можно ли как-то по-другому решить проблему — возможно, та семья согласиться взять деньги? Тетя ответила, что Пана уже была обещана им, и они ничего не могут изменить. Все, что мы можем сделать, — это молиться, чтобы новая семья была добра к ней.

Я чувствовала себя беспомощной из-за того, что не могла спасти эту девочку. Я спросила, какое у Паны настроение.

— Она еще ребенок и не понимает, что происходит. К тому же свадебной церемонии не будет, потому что ее отдадут в ту семью, чтобы уладить ссору. Ей даже не позволят видеться с братом. Эта семья будет обращаться с ней как с рабыней, потому что им будет приятно унижать дочь своего врага.

Я попросила эту женщину хотя бы рассказать Пане о том, что происходит, и объяснить, что она будет жить в другом доме и не сможет вернуться. Но тетя Паны ответила, что это невозможно: если Пана узнает о том, что ее ждет, она откажется идти туда, и ее дедушка разозлится. Я попросила ее по крайней мере покупать побольше еды для девочки, чтобы она не голодала в новом доме.